В последние дни нахожусь под впечатлением от одного нового знакомства и явления, обозначить которое односложно не берусь. Но впечатление весьма тягостное.
Недавно на «Эхе Кавказа» в конце публикации «О страстях по мадам Коленкиной и о прочем» я процитировал размещенное накануне на московском информационно-аналитическом портале постсоветского пространства «Материк» письмо-отзыв супругов Литвиновых из Абхазии на статью директора Института стран СНГ Константина Затулина «Еще раз про любовь». Его авторы – руководитель Центра правовой поддержки и защиты прав российских соотечественников в Республике Абхазия Элла Литвинова и ее супруг Михаил Литвинов – благодарили Константина Федоровича за его публикацию и выражали желание установить контакт с ним «с целью противостояния негативным явлениям», бытующим в Абхазии.
У меня естественным образом возникло желание встретиться с авторами письма и попросить их конкретизировать свои обвинения, весьма серьезные, в значительной мере сенсационные – в том, в частности, что в Абхазии проводится политика по искажению истории отношений с Россией и ущемлению русского языка. (Когда эти утверждения на сайте «Материк» прочел один мой знакомый русский коренной житель Сухума, он, по его словам, был «в шоке».) Но не успел я начать их поиски, как Элла Рудольфовна сама во второй половине следующего дня, найдя номер моего телефона, позвонила и в приказном тоне заявила о необходимости нашей незамедлительной встречи. Ну что ж, как говорится, на ловца и зверь бежит… Я сказал, что вообще-то в данный момент занят своими делами, которые не могу отложить. Мы договорились, что встретимся на следующий день.
Тем не менее по телефону госпожа Литвинова задала мне гневный вопрос: какое право я имел цитировать их с супругом письмо, не испросив на это их согласия? Максимально вежливо объяснил ей то, что понятно и школьнику: коль текст оказался выложен во Всемирной сети, никакого «согласия» на воспроизведение цитаты из него не требуется, нужно только сослаться на источник. Я обычно чуть ли не через день цитирую в своих публикациях массу интернет-публикаций, ни у кого на это разрешения, понятно, не спрашивая. Что касается сотрудников сайта «Материк», то они и впрямь совершили этическую ошибку, если без согласования с авторами поспешили выложить их письмо, пришедшее по электронной почте, на всеобщее обозрение. Элла Рудольфовна добилась в тот же день, чтобы оно было снято с сайта «Материка», и, позвонив мне снова, заявила, что они с супругом требуют, да, именно требуют, чтобы из моей публикации на «Эхе Кавказа» были убраны два последних абзаца, которые касаются их письма. Мне опять пришлось объяснять элементарное: действительно существует такая практика, когда в уже опубликованные тексты на сайте «ЭК», как и в электронные версии публикаций в других СМИ, могут быть внесены изменения – если речь идет об исправлении фактических ошибок и неточностей. Но что было бы, если бы редакции начали удалять из своих публикаций все те места, которые по тем или иным причинам «не нравятся» упомянутым в них людям? Тем более, повторюсь, после публикации на «Материке» письмо супругов уже разошлось по миру.
Конечно, сотрудники «Материка», что называется, подставили супругов Литвиновых. Но это одна сторона медали. А другая состоит в том, что те написали не частное письмо своему родственнику в России, а письмо известному человеку, политику, общественному деятелю, давнему другу Абхазии, телеведущему, главе института. «Вы убеждены в своей правоте, но в то же время пытаетесь во что бы то ни стало скрыть свои убеждения от общества, спрятать концы в воду. Вам не кажется, что это некрасиво?» – спросил я Эллу Рудольфовну в ходе нашего телефонного разговора. После долгой паузы прозвучало: «Не кажется». Больше аргументов не нашлось.
Самое логичное для авторов письма, учитывая, мягко говоря, слабость доказательной базы их утверждений в нем, было, наверное, промолчать и подождать, пока все забудется. Вот почему я склонялся к предположению, что супруги Литвиновы, по трезвому размышлению, скорее всего, откажутся от встречи и наше общение с ними на этом закончится. Но они продолжали на встрече настаивать. «Странно, – думалось мне. – Или у них есть в загашнике какие-то неведомые мне факты, которые в корне перевернут мои представления о предмете разговора?»
Мы встретились. Супруги опоздали на полчаса, но это мелочи. Разговор шел под диктофонную запись и в присутствии свидетелей (это так, на всякий случай). Начали мы с первого из их утверждений: «В настоящее время в Абхазии проходит политика по искажению исторических отношений с Россией». Раздумывая перед встречей над этой довольно стилистически неуклюжей фразой, я предполагал, что, наверное, речь идет о некоторых вопросах истории девятнадцатого века в канун катастрофы махаджирства. (В абхазском обществе хорошо памятна острая полемика, возникшая несколько лет назад между тем же Затулиным и доктором исторических наук Станиславом Лакоба. Хотя, честно говоря, не пойму, зачем Константину Федоровичу и его единомышленникам в России так активно становиться порой на защиту действий царской администрации, за которые они не несут и не могут нести никакой ответственности; ведь это давно перевернутая страница истории.)
Но при встрече создалось впечатление, что авторы письма о такой далекой истории, собственно, и не осведомлены. Михаил Васильевич протянул мне распечатку опубликованного месяца три назад интернет-отклика депутата абхазского парламента на статью не очень известного российского политолога. В этой распечатке серым фоном были выделены строки, очевидно, и возмутившие Литвинова: «В 90-е годы ельцинская Россия устроила блокаду Абхазии и вдавливала нас в состав Грузии, признавая лживый тезис о территориальной целостности Грузии». И далее в том тексте говорилось о самолетах НАТО, которые могли бы стоять сейчас в нескольких километрах от Сочи, если бы абхазы тогда сдались, уступили давлению и Грузия уже вместе с Абхазией вошла бы в этот военный блок…
Я, честно признаюсь, был несколько ошарашен: «Подождите, но это ведь общеизвестные факты, о которых и российские политологи, историки сегодня часто вспоминают. А вы ни о чем таком, выходит, не слышали?» Пришлось прочесть им маленькую лекцию, в которой были упомянуты и экономические санкции стран СНГ против Абхазии, введенные в начале 1996 года, и то, как годом раньше мужчин призывного возраста из Абхазии перестали пускать через границу на Псоу. (Забыл, кстати, рассказать им, что один сухумский парень, абхаз по отцу, русский по матери, пытавшийся пересечь реку вброд, был застрелен пограничниками с ее правого берега, о чем в подробностях писала абхазская пресса. А еще о том, как проходили на левом берегу Псоу манифестации с транспарантами «Россия, не отталкивай своих братьев!») Но в этом напоминании, подчеркнул я, нет никакого выпада против русского народа, это была политика в тот период руководства России, ориентированная на поддержку «друга Эдуарда» и принципа территориальной целостности. Но политика – вещь переменчивая, ведь изменилась же радикально она с приходом путинского руководства. Означает ли это, что нужно запретить людям говорить и помнить о том, что было два десятилетия назад? В ответ на это Михаил Васильевич сказал, что «и Россия была тогда в блокаде», он помнит, как приходилось ездить за город «копать картошку». Пришлось снова начать объяснять, что экономические трудности, даже самые острые, и блокада – это совсем не одно и то же.
Несколько раз в ходе нашего разговора я задавал вопрос, как давно супруги перебрались в Абхазию, но они то ли не слышали, то ли делали вид, что не слышат, пока Элла Рудольфовна наконец не сказала, что живет в Абхазии четвертый год. Относительно поднятого в их письме вопроса о «вытеснении русского языка путем изменения учебных программ в школах и вузах» она объяснила это так, что «мы слышим об этом от людей», но никакими фактами и цифрами подтвердить не смогла, так как ни в какие структуры, ведающие образованием, понял я, не обращалась. Хорошо, сказал я, буду сам выяснять, осуществлялись ли подобные изменения, но как вы, не имея никаких конкретных фактов, тем не менее утверждаете, что программа сокращается? «Я говорю о том, что этот вопрос требует изучения», – ответила Литвинова.
Я высказал предположение: не путают ли мои собеседники, приехавшие из Санкт-Петербурга и живущие в Абхазии всего несколько лет, проблемы с изучением русского языка в нашей стране с проблемами в Латвии, Эстонии?.. Смешно говорить о «вытеснении русского языка» в Абхазии, где в городах он является единственным языком, которым владеют многие и абхазы, и армяне, и другие нерусские… Наоборот, здесь остро стоит проблема сохранения государственного, абхазского языка; принятый десяток лет назад закон «О государственном языке» не выполняется. Не стал я спорить со своими собеседниками, когда они сказали: во время матчей на чемпионате мира по футболу по версии CONIFA, которые проходили в мае-июне в Сухуме, объявления на стадионе звучали только на абхазском и английском языках (хотя репортажи с матчей на Абхазском телевидении велись и на абхазском, и на русском). Действительно, я обратил на это внимание, когда был на нескольких играх на стадионе, и отнес это к желанию организаторов подчеркнуть, что Абхазия является самостоятельной, независимой страной – именно так обычно делается во всех странах во время мировых чемпионатов: объявления звучат на государственном языке и на английском. Но видите, оказывается, есть люди, которые восприняли это как факт, подтверждающий «ущемление» русского языка в республике.
В ходе разговора мы немало внимания уделили и «последним изменениям в абхазском законодательстве», которые, по мнению авторов письма, способствуют дискриминации русских, и не прекратившимся случаям захвата жилья русских, но до конкретных примеров дело не дошло. В последнем случае, согласился я, – по причине того, что обсуждать какие-то жилищные споры до решения суда нельзя.
В заключение разговора Элла Рудольфовна зачитала принесенный с собой текст: «И если говорить конкретно, возвращаясь к этой публикации, то я хочу отдельно подчеркнуть, что эти выдержки не являются сложившимся мнением, тем более политической позицией. Это вопросы, которые требуется изучать и анализировать. И, не участвуя в политических движениях и в политике в целом – я имею в виду себя и своего супруга, – мы остаемся самостоятельными наблюдателями всех происходящих процессов. И не видим надобности в тех или иных выступлениях, пока не будем уверены в их содержании и необходимости».
Этот текст, как и распечатку, принесенную Михаилом Васильевичем, они отдали мне. Мы расстались с супругами, договорившись, что я пришлю им по электронной почте текст своей публикации, когда он будет готов. И я прислал им его. В нем были два звуковых фрагмента нашего разговора, они излагали свою позицию, я – свою, весьма сдержанно. Пусть, полагал я, слушатель и читатель сам делает выводы… Рассчитывал, что супруги сделают пару замечаний к тексту, к которым я могу прислушаться и что-то скорректировать. Но они заявили, что вообще отказываются от этого интервью и запрещают его публиковать. Мотивировка была любопытная: «Нас это не устраивает, нам такое не нужно». Ладно, про мелочи вроде потраченного немалого объема моего рабочего времени они, наверное, не привыкли задумываться. Но непонятно другое: неужели они искренне считали, что я обязан был выступать в качестве их адвоката? Просто транслировать их слова, кивая головой, во всем соглашаясь? Даже с тем, что вспоминать про санкции стран СНГ против Абхазии, введенные в 96-м, про блокаду тех лет – это значит искажать историю российско-абхазских отношений?
Вообще-то, строго говоря, это было не интервью (когда звучат, перемежаясь, вопросы журналиста и ответы на них), это была моя статья с использованием фрагментов нашего разговора, но понимаю, что супруги не обязаны столь детально разбираться в журналистских жанрах. Тем не менее, чтобы, как говорится, снять все вопросы, я сказал: «Хорошо, но тогда будет другой вариант – я уберу из своей публикации ваши голоса, без них в ней вполне можно обойтись, зато расскажу о нашем общении, о моем впечатлении о нем гораздо более откровенно и жестко. Выбирайте».
Элла Рудольфовна попросила на раздумье полчаса, но не позвонила ни через час, ни через полтора, ни через два. Телефон ее был выключен. Как я узнал впоследствии, это время она потратила, конечно, не на раздумья, а на лихорадочные попытки заблокировать появление любой моей публикации на эту тему. Связываясь с нужными для этого людьми, пытаясь выяснить их телефоны… Вот, оказывается, каков ее стиль «решения вопросов» – добиваться своего хитря и обманывая, затевая что-то за спиной собеседника. Правда, при этом все больше ухудшая отношение к себе и свое положение.
Надо ли говорить, что в Министерстве образования домыслы о том, что в Абхазии сокращаются школьные программы по русскому языку, с удивлением и возмущением опровергли? Я долго не мог остановить министра Адгура Какоба, который доказывал, что это не так, приводил цифры увеличения числа побед на школьных олимпиадах по русскому языку и так далее.
Как «Материк» подставил их, так и Литвиновы, в свою очередь, подставили русскую общину Абхазии, послав письмо с ложными утверждениями. Знаю, что был нелицеприятный разговор с Эллой Рудольфовной в Координационном совете русских общин республики, где она пыталась доказать, что писала исключительно как частное лицо, но ее резонно спросили, почему тогда подписалась «руководитель Центра…»? Кстати, помимо приведенной мной подписи, там была и такая (опустил ее для краткости) – руководитель Центра правовых исследований и развития законодательства. Эту организацию, сообщила она в ходе нашей встречи, госпожа Литвинова зарегистрировала в прошлом году, ибо занимается мониторингом законодательства Абхазии. Цель организации – развитие и совершенствование законодательства республики. По образованию она – математик, юрист и экономист (муж – инженер-электрик, сейчас, как я понял, на пенсии). Всю свою сознательную жизнь, отметила Элла Рудольфовна, она была руководителем. (Так вот откуда, подумалось, эти начальственные нотки в телефонных разговорах со мной.) В последнее время в России – в бизнесе, была руководителем филиалов крупных страховых компаний РФ. Ранее работала на «крупных государственных должностях» – советником по правовым вопросам президента одного из субъектов РФ Республики Марий Эл, руководителем аппарата президента, первым замом его администрации, 15 лет преподавала в университете…
Я не берусь судить в целом о супругах Литвиновых, новых жителях райцентра Очамчыра. Не знаю их всесторонне. Но недолгое время общения с ними оставило немало недоуменных вопросов.
Не собираюсь оспаривать тот факт, что у русского населения Абхазии немало проблем. Сам не раз вставал в своих публикациях на защиту его представителей в конкретных конфликтных ситуациях. И если бы юрист Элла Литвинова, предоставив факты, возвысила свой голос в какой-то подобной ситуации, я бы ее активнейшим образом поддержал. Но совсем другое дело – едва поселившись в новой для себя стране и получив ее гражданство, тут же браться строчить тайные ложные доносики, обвиняя руководство этой страны в завуалированной политике «выдавливания» русских. А потом суетиться, пытаясь доказать «я не я и лошадь не моя» и демонстрируя неинформированность в сочетании с агрессивным поведением.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
