ЧЕРКЕССК---Особенности празднования Нового года в многонациональной и многоконфессиональной России. Как этот праздник сочетается с постсоветским возрождением религиозных и национальных традиций?
Почему Новый год в России празднуют с таким размахом, как, наверное, нигде в мире больше не празднуют: ломящиеся от дорогих яств столы даже в семьях со скромным достатком, веселье через край порой на грани стихийного бедствия. Этот вопрос я адресовал русскому публицисту и общественному деятелю Константину Крылову.
"Из дореволюционной нормальной жизни остался лишь один нормальный праздник, который не был связан с маханием красными знаменами, речами про генсеков и т.п., – говорит Константин Крылов. – Это был именно нормальный человеческий праздник. Соответственно, все, что раньше было распределено по целому году, оказалось аккумулированным в одной точке – в этом самом Новом году".
В советской России Новый год как дополнение к рождественским праздникам оказался "поломанным" после того, как в 1918 году государство перешло на григорианский календарь и Рождество Христово оказалось позже новогодней даты. Константин Крылов говорит, что у православных людей до сих пор существует дилемма: праздновать или не праздновать Новый год, который по юлианскому календарю приходится на Крещенский пост. Вроде бы компромисс был найден – если православный держал Великий пост, то в нарушении Крещенского нет ничего страшного.
Подобных противоречий или шероховатостей не возникало в нехристианском черкесском обществе. Здесь Новый год стал частью национальной традиции, говорит черкесский общественник Аслан Бешто:
"В нашем селе родные, двоюродные и троюродные братья занимают целый квартал. Начиная с вечера и заканчивая ранним утром, весь Новый год мы проводили в походах друг к другу в гости, поздравлениях старших, что одновременно переплеталось с обычаями. Т.е. получался какой-то черкесский Новый год. Такое ощущение монолитности общества, семьи, рода создавал именно этот праздник. Но ни 1 мая, ни 7 ноября и прочие искусственные праздники подобных чувств не вызывали. Новый год вписался в нашу традицию, с чем мы и живем".
По словам Константина Крылова, в уже постсоветской России из-за этой чехарды с календарями, религиозными и светскими праздниками возникла какая-то безумная череда торжеств протяженностью почти в месяц – от католического Рождества до старого Нового года:
"В результате возникли вот эти отвратительные долгие каникулы. Когда их делали, я очень хорошо помню с какими интонациями депутаты, их принимавшие, говорили, мол, надо же народу "побухать" и т.п. Я считаю это очень вредным и некстати сделанным. Что касается судьбы Нового года, если оживут другие человечные праздники, которых сейчас в России не хватает, то, скорее всего, значимость Нового года снизится. Новый год, конечно, всегда будет достаточно важной датой, но он уже не будет единственным праздником – будут и другие. До этого надо просто дожить".
Этот дефицит настоящих народных праздников потихоньку восполняется и религиозными деятелями, и радетелями национальной идентичности. Увы, зачастую они вступают в непримиримый конфликт, как это случилось с этнографом Асланом Ципиновым. Среди многих возрожденных им традиций и праздников – черкесский Новый год в день весеннего равноденствия. Исламисты обвиняли его в пропаганде язычества. 30 декабря 2010 года этнограф был расстрелян на пороге своего дома.
"Убийство Аслана Ципинова отчасти увело в тень празднование черкесского Нового года, – говорит Аслан Бешто, – придало ему отблеск опасности, что немного напоминает празднование Рождества первыми христианами. Тем не менее черкесский Новый год все шире проникает в народные массы, и вряд ли этому можно будет что-то противопоставить".
В последние годы на Северном Кавказе многие исламские проповедники выступили против празднования немусульманского Нового года как чуждого и даже греховного мероприятия. Некоторые из них сравнивают Снегурочку с блудницей, от которой необходимо оградить детей. Например, в прошлом году в Дагестане, уступив протестам духовенства, власти не проводили праздничных мероприятий в пяти районах Дагестана. В этом году жаркие споры вокруг праздника поутихли, говорит журналист из Махачкалы Тимур Джафаров:
"В прошлом году на рынках и у мечетей листовки раздавали, в которых говорилось, что Новый ход – это харам и не надо его отмечать. Сейчас такой оголтелой агитации не было, дискуссия переместилась в интернет. В этом году было поменьше людей в ресторанах, поменьше было корпоративов, фейерверков и стрельбы в воздух, а так – все как обычно… и елка на площади стояла".
Вот такой получился в России Новый год: наполовину праздник, наполовину проблема.
Почему Новый год в России празднуют с таким размахом, как, наверное, нигде в мире больше не празднуют: ломящиеся от дорогих яств столы даже в семьях со скромным достатком, веселье через край порой на грани стихийного бедствия. Этот вопрос я адресовал русскому публицисту и общественному деятелю Константину Крылову.
"Из дореволюционной нормальной жизни остался лишь один нормальный праздник, который не был связан с маханием красными знаменами, речами про генсеков и т.п., – говорит Константин Крылов. – Это был именно нормальный человеческий праздник. Соответственно, все, что раньше было распределено по целому году, оказалось аккумулированным в одной точке – в этом самом Новом году".
В советской России Новый год как дополнение к рождественским праздникам оказался "поломанным" после того, как в 1918 году государство перешло на григорианский календарь и Рождество Христово оказалось позже новогодней даты. Константин Крылов говорит, что у православных людей до сих пор существует дилемма: праздновать или не праздновать Новый год, который по юлианскому календарю приходится на Крещенский пост. Вроде бы компромисс был найден – если православный держал Великий пост, то в нарушении Крещенского нет ничего страшного.
Подобных противоречий или шероховатостей не возникало в нехристианском черкесском обществе. Здесь Новый год стал частью национальной традиции, говорит черкесский общественник Аслан Бешто:
"В нашем селе родные, двоюродные и троюродные братья занимают целый квартал. Начиная с вечера и заканчивая ранним утром, весь Новый год мы проводили в походах друг к другу в гости, поздравлениях старших, что одновременно переплеталось с обычаями. Т.е. получался какой-то черкесский Новый год. Такое ощущение монолитности общества, семьи, рода создавал именно этот праздник. Но ни 1 мая, ни 7 ноября и прочие искусственные праздники подобных чувств не вызывали. Новый год вписался в нашу традицию, с чем мы и живем".
По словам Константина Крылова, в уже постсоветской России из-за этой чехарды с календарями, религиозными и светскими праздниками возникла какая-то безумная череда торжеств протяженностью почти в месяц – от католического Рождества до старого Нового года:
"В результате возникли вот эти отвратительные долгие каникулы. Когда их делали, я очень хорошо помню с какими интонациями депутаты, их принимавшие, говорили, мол, надо же народу "побухать" и т.п. Я считаю это очень вредным и некстати сделанным. Что касается судьбы Нового года, если оживут другие человечные праздники, которых сейчас в России не хватает, то, скорее всего, значимость Нового года снизится. Новый год, конечно, всегда будет достаточно важной датой, но он уже не будет единственным праздником – будут и другие. До этого надо просто дожить".
Этот дефицит настоящих народных праздников потихоньку восполняется и религиозными деятелями, и радетелями национальной идентичности. Увы, зачастую они вступают в непримиримый конфликт, как это случилось с этнографом Асланом Ципиновым. Среди многих возрожденных им традиций и праздников – черкесский Новый год в день весеннего равноденствия. Исламисты обвиняли его в пропаганде язычества. 30 декабря 2010 года этнограф был расстрелян на пороге своего дома.
"Убийство Аслана Ципинова отчасти увело в тень празднование черкесского Нового года, – говорит Аслан Бешто, – придало ему отблеск опасности, что немного напоминает празднование Рождества первыми христианами. Тем не менее черкесский Новый год все шире проникает в народные массы, и вряд ли этому можно будет что-то противопоставить".
В последние годы на Северном Кавказе многие исламские проповедники выступили против празднования немусульманского Нового года как чуждого и даже греховного мероприятия. Некоторые из них сравнивают Снегурочку с блудницей, от которой необходимо оградить детей. Например, в прошлом году в Дагестане, уступив протестам духовенства, власти не проводили праздничных мероприятий в пяти районах Дагестана. В этом году жаркие споры вокруг праздника поутихли, говорит журналист из Махачкалы Тимур Джафаров:
"В прошлом году на рынках и у мечетей листовки раздавали, в которых говорилось, что Новый ход – это харам и не надо его отмечать. Сейчас такой оголтелой агитации не было, дискуссия переместилась в интернет. В этом году было поменьше людей в ресторанах, поменьше было корпоративов, фейерверков и стрельбы в воздух, а так – все как обычно… и елка на площади стояла".
Вот такой получился в России Новый год: наполовину праздник, наполовину проблема.
