Под занавес уходящего года Москва снова решила обратиться к абхазско-югоосетинской тематике. 22 декабря президент России Владимир Путин подписал законы о ратификации соглашений о торговле с двумя частично признанными республиками. За 11 дней до этого на седьмом заседании российско-абхазской межправительственной комиссии в Москве Абхазии были обещаны новые инвестиции на 2014-2015 гг. Прежний курс Кремля по поддержке асимметричных союзников продолжается. Но каковы сопутствующие сложности и проблемы?
В канун XXII зимних Олимпийских игр в Сочи вопрос о российской поддержке Абхазии и Южной Осетии интенсивно обсуждается. Не всегда такие дискуссии ведутся в публичном формате. Однако перспективы возможных изменений в подходах Москвы волнуют политиков и общественников в Тбилиси, Сухуми и Цхинвали. Наблюдая за риторикой высокопоставленных представителей России по поводу экономии, делаются выводы о том, что «золотой век» восстановления Абхазии и Южной Осетии после февраля-марта 2014 года должен подойти к концу. Олимпиада станет лишь периодом «отложенных решений». И если в Грузии про это многие говорят со скрытой надеждой и не без тени определенной иронии по поводу наивности абхазского и югоосетинского руководства, то в Сухуми и в Цхинвали выражают опасения. Тем паче, что данные слухи муссируются на фоне идущей (хотя и медленными рывками) нормализации отношений между Тбилиси и Москвой.
Похоже, под занавес уходящего года Кремль решил сказать свое веское слово по данному вопросу. Естественно, не путем каких-то публичных заявлений и не в формате пресс-конференций. Для этого избран другой язык, который Москва обычно предпочитает. Речь в данном случае идет о решении тех или иных экономических вопросов, представляющих определенный интерес как для элит, так и для рядовых жителей частично признанных образований. В декабре 2013 года Кремль стремится показать, что радикального пересмотра российских подходов не будет.
Так, начиная с 2014 года после вступления в силу российско-абхазского и российско-югоосетинского торговых соглашений, к бензину и дизельному топливу не будут применяться ввозные пошлины. Устанавливается также беспошлинный режим ввоза ряда товаров, хотя некоторые исключения (табак, сахар, спиртовая продукция) будут сохранены. Помимо этого в 2014-2015 гг. в строительство объектов в Абхазии будет дополнительно инвестировано более трех миллиардов российских рублей. В 2010 по 2012 гг. республике было выделено 10,9 млрд в той же самой валюте. Можно было бы и дальше перечислять цифры, приводимые на российско-абхазском совещании в Москве. Однако вся эта бухгалтерия в отрыве от более широких контекстов кавказской «политэкономии» РФ не представляется слишком интересной.
Куда интереснее тот подход, который демонстрирует северокавказский полпред Александр Хлопонин. Он уже очень хорошо знаком российским наблюдателям, которые следят за ситуацией в самом проблемном регионе РФ. Теперь нечто похожее можно увидеть на абхазском направлении. О чем идет речь? А идет она о том, что некоторая совокупность социально-экономических проектов, которые могут представлять несомненную ценность и полезность, рассматриваются как вещи в себе, как вопросы, оторванные от сопутствующих политических, правовых и прочих этносоциальных сюжетов. Вот и в декабре 2013 года полпред заявляет о возможностях для развития абхазского туризма:
«В Абхазии шикарное море, в советское время Пицунда была самым лучшим местом отдыха, многие мечтали сюда попасть».
Стоит ли говорить, что «советская Флорида» (именно так стали называть Абхазию с легкой руки известного партийного и государственного деятеля Андрея Лежава) могла существовать в своем прежнем виде только при вполне определенных условиях, таких как закрытость нашей некогда общей страны, отсутствие реального туристического выбора и конкуренции со стороны турецких, испанских, кипрских и других (тех, что стоят дороже) курортов. Не говоря уже о союзном центре, игравшем роль арбитра и контролера в споре между Сухуми и Тбилиси и не позволявшем выйти проблеме на международный уровень. Существует ли хоть одна из перечисленных выше черт сегодня? Если нет, то какой смысл в ностальгии, которая не решает нынешних проблем?
Между тем в сегодняшних условиях Абхазия не может стать «советской Флоридой». Ей необходимо становиться привлекательной постсоветской республикой, для чего требуются и частные инвестиции, и защита бизнеса, и прав собственности, и высокий уровень сервиса. Все перечисленные выше пункты невозможны без качественной законодательной базы и ясных правил игры. Однако на этом направлении пока что успехи не слишком велики. Как пройти между необходимостью открытия республики и возможными политическими рисками (а Абхазия еще не залечила травмы войны 1992-1993 гг.)?
До сих пор ответ на этот вопрос не получен. И сама Москва не сформулировала до конца своего видения данной проблемы, являющейся во многом ключевой для ее асимметричного союзника. Между тем этот ответ представляется намного более важным для развития двусторонних отношений в будущем, чем поиски «золотого века» в прошлом.
В канун XXII зимних Олимпийских игр в Сочи вопрос о российской поддержке Абхазии и Южной Осетии интенсивно обсуждается. Не всегда такие дискуссии ведутся в публичном формате. Однако перспективы возможных изменений в подходах Москвы волнуют политиков и общественников в Тбилиси, Сухуми и Цхинвали. Наблюдая за риторикой высокопоставленных представителей России по поводу экономии, делаются выводы о том, что «золотой век» восстановления Абхазии и Южной Осетии после февраля-марта 2014 года должен подойти к концу. Олимпиада станет лишь периодом «отложенных решений». И если в Грузии про это многие говорят со скрытой надеждой и не без тени определенной иронии по поводу наивности абхазского и югоосетинского руководства, то в Сухуми и в Цхинвали выражают опасения. Тем паче, что данные слухи муссируются на фоне идущей (хотя и медленными рывками) нормализации отношений между Тбилиси и Москвой.
Похоже, под занавес уходящего года Кремль решил сказать свое веское слово по данному вопросу. Естественно, не путем каких-то публичных заявлений и не в формате пресс-конференций. Для этого избран другой язык, который Москва обычно предпочитает. Речь в данном случае идет о решении тех или иных экономических вопросов, представляющих определенный интерес как для элит, так и для рядовых жителей частично признанных образований. В декабре 2013 года Кремль стремится показать, что радикального пересмотра российских подходов не будет.
Так, начиная с 2014 года после вступления в силу российско-абхазского и российско-югоосетинского торговых соглашений, к бензину и дизельному топливу не будут применяться ввозные пошлины. Устанавливается также беспошлинный режим ввоза ряда товаров, хотя некоторые исключения (табак, сахар, спиртовая продукция) будут сохранены. Помимо этого в 2014-2015 гг. в строительство объектов в Абхазии будет дополнительно инвестировано более трех миллиардов российских рублей. В 2010 по 2012 гг. республике было выделено 10,9 млрд в той же самой валюте. Можно было бы и дальше перечислять цифры, приводимые на российско-абхазском совещании в Москве. Однако вся эта бухгалтерия в отрыве от более широких контекстов кавказской «политэкономии» РФ не представляется слишком интересной.
Куда интереснее тот подход, который демонстрирует северокавказский полпред Александр Хлопонин. Он уже очень хорошо знаком российским наблюдателям, которые следят за ситуацией в самом проблемном регионе РФ. Теперь нечто похожее можно увидеть на абхазском направлении. О чем идет речь? А идет она о том, что некоторая совокупность социально-экономических проектов, которые могут представлять несомненную ценность и полезность, рассматриваются как вещи в себе, как вопросы, оторванные от сопутствующих политических, правовых и прочих этносоциальных сюжетов. Вот и в декабре 2013 года полпред заявляет о возможностях для развития абхазского туризма:
«В Абхазии шикарное море, в советское время Пицунда была самым лучшим местом отдыха, многие мечтали сюда попасть».
Стоит ли говорить, что «советская Флорида» (именно так стали называть Абхазию с легкой руки известного партийного и государственного деятеля Андрея Лежава) могла существовать в своем прежнем виде только при вполне определенных условиях, таких как закрытость нашей некогда общей страны, отсутствие реального туристического выбора и конкуренции со стороны турецких, испанских, кипрских и других (тех, что стоят дороже) курортов. Не говоря уже о союзном центре, игравшем роль арбитра и контролера в споре между Сухуми и Тбилиси и не позволявшем выйти проблеме на международный уровень. Существует ли хоть одна из перечисленных выше черт сегодня? Если нет, то какой смысл в ностальгии, которая не решает нынешних проблем?
Между тем в сегодняшних условиях Абхазия не может стать «советской Флоридой». Ей необходимо становиться привлекательной постсоветской республикой, для чего требуются и частные инвестиции, и защита бизнеса, и прав собственности, и высокий уровень сервиса. Все перечисленные выше пункты невозможны без качественной законодательной базы и ясных правил игры. Однако на этом направлении пока что успехи не слишком велики. Как пройти между необходимостью открытия республики и возможными политическими рисками (а Абхазия еще не залечила травмы войны 1992-1993 гг.)?
До сих пор ответ на этот вопрос не получен. И сама Москва не сформулировала до конца своего видения данной проблемы, являющейся во многом ключевой для ее асимметричного союзника. Между тем этот ответ представляется намного более важным для развития двусторонних отношений в будущем, чем поиски «золотого века» в прошлом.
