14-летний Хасан Рубаев из всех уроков любил, пожалуй, только физкультуру. Спортивный был мальчик, быстрее всех бегал, выше всех прыгал. Остальные дисциплины давались ему куда труднее. Но он и собирался пойти во взрослой жизни по спортивной «дорожке»: был уверен, что это у него хорошо получится. Его мама и бабушка тоже в этом не сомневались, хотя и, порядка ради, ругали его, когда по математике или литературе он приносил отметки куда хуже, чем по физкультуре.

Когда Хасан оказался в заложниках, его родные до последнего верили, что он-то спасется – именно благодаря своей спортивности. Сперва думали, что сумеет сделать это в первые минуты захвата заложников, когда началась всеобщая суматоха, и нескольким школьникам удалось ей воспользоваться и спастись, благодаря быстрым ногам. Потом, до последнего момента надеялись, что Хасан сумеет выскочить невредимым из здания школы, когда уже начался штурм, и люди хлынули под перекрестным огнем из охваченного пламенем помещения.

Но чуда не произошло, и Хасана быстрые ноги не спасли. Он погиб. А в его комнате, в квартире в многоэтажном доме, где он жил со своими родителями и старой бабушкой, эта самая бабушка соорудила и несколько недель сохраняла в неизменном виде вот такой поминальный уголок, где на диванчике, на котором он спал, в изголовье, его фотографии – 14-летнего и в раннем детстве. А на лежанке аккуратно разложены его школьные рисунки (рисовать Хасан тоже любил), учебники, рюкзак, одежда. И на полу, под кроватью, стоят спортивные кроссовки, которые были, конечно же, его любимой обувью.

11-летнему Гоше Цагароеву, можно считать, крупно повезло. Сквозная дырка от пули, которая угодила Гоше в стопу, к концу того страшного сентября, когда я навестил мальчика у него дома, почти уже затянулась. По виду и догадаться было трудно, какую Гоша пережил драму: мальчик как мальчик, лежал на диване, играл в «Данди». Только недетское, печальное и сосредоточенное, выражение глаз позволяло предположить, что с мальчиком что-то стряслось.

В заложники Гоша попал вместе с матерью. Все три дня провел в плену. Когда 3 сентября начался штурм, после второго взрыва выпрыгнул в окно. А мама осталась в спортзале – взрыв ее оглушил. Гоша еще долго стоял под окнами, ждал мать и, только когда рядом кого-то из мужчин подстрелили, побежал. А Гошина мама, когда пришла в себя, стала искать сына. Уже начался в спортзале пожар, а она все искала – спецназовцы вывели ее на улицу чуть ли не силой.

Гошина учительница, Марина Бицоева, рассказала мне, что Гоша – круглый отличник, один из самых одаренных учеников. Но когда я спросил его, хочет ли он в школу, мальчик ответил категорическим «нет».

Он и на улицу погулять ни разу после тех событий не вышел. Единственное, чего ему хотелось, это поиграть на фортепиано (Гоша еще и в музыкальной школе учился). А мама не разрешала, просила подождать, пока пройдет хотя бы сорок дней с 3 сентября. Не время для музыки, тем более что прямо под квартирой Цагароевых – квартира семьи Аликовых, которая погибла полностью.

Можно только предположить, скольким из тех бесланских детей-заложников, кто, как Гоша, не пострадал серьезно физически, трагедия 1-3 сентября 2004 года нанесла глубокую, на всю жизнь, душевную травму.

11-летняя заложница Кристина Бекузарова во время штурма 3 сентября была тяжело ранена, но не погибла. С тремя осколками в области сердца она была экстренно перевезена в Москву, и столичные врачи спасли ее жизнь. 80-летний дед Кристины в сентябрьские дни 2004 года, когда я его навестил, уже оправился от психологического шока и с гордостью показывал большую цветную фотографию, с которой глядела девочка с неотразимой улыбкой. Дед рассказал: когда Кристину вытащили из этого проклятого спортзала, она была вся изранена, даже ушко порвано. Но, лежа на носилках и держась как раз за это ушко, первое, что она сказала бросившемуся к ней деду: «Передай бабушке, пусть она не волнуется, сережки, которые она подарила, целы…» А уже в больнице, когда ее приходили навещать, и она видела, что у посетителя глаза на мокром месте, сразу предупреждала: «Если будете плакать, то больше приходить не надо».

Такая вот недетская самоотверженность, мужество и спокойствие. Но, увы, от шальной пули и это застраховать не может. Соседка Кристины и ровесница, Лиза Цирикова, оказавшись вместе с мамой в заложниках, тоже вела себя с недетской выдержкой. Не плакала, не жаловалась. В первый же день плена многие люди разделись до нижнего белья из-за невыносимой жары и духоты. Лиза аккуратно сложила свою одежду и держала вместе с туфельками все время под мышкой, сказав матери: «Не оставим ничего этим плохим людям». У мамы на руках она погибла 3 сентября во время штурма от прямого попадания осколка в голову. Мать выжила, но только с того момента, гибели дочери, ничего не помнит.

15 сентября 2004 года Лизе должно было исполниться восемь лет. Подарки, конечно, были приготовлены заранее, даже такая «мелочь», как свечка для именинного торта в форме цифры «8». Когда в конце сентября я пришел в дом Лизы, к ее осиротевшим родителям, подарки, которые оказалось некому дарить, лежали в ее комнате, на кроватке. Здесь же и свечка, превратившаяся из именинной в поминальную.