ВЗГЛЯД ИЗ ТБИЛИСИ -- Известие о том, что Патриарх Всея Руси Кирилл, возможно, собирается в Грузию, взбудоражило грузинское общество. Как его встречать? Как представителя единоверного народа, с которым случилось политическое недоразумение, или как посланника враждебной страны, с которой Грузия находится в состоянии холодной (слава Богу на этом этапе не горячей) войны?
Отношения между церквями активизировались после августовской войны 2008 г. Более того, их стали рассматривать как некоторую компенсацию отсуствующим контактам между государствами. Несколько церковных делегаций высокого ранга во главе с Каталикосом-Патриархом Грузии Илией Вторым посетили Москву, причем встречи проходили не только с иерархами Российской Православной Церкви (РПЦ), но и с высокопоставленными российскими политиками. Оценивают это в Грузии по-разному. Кто-то смотрит на межцерковные встречи с надеждой; пусть с Путиным договориться не удастся, но какие-то отношения с Россией все равно придется налаживать. Почему же не использовать церковный канал?
Но другие смотрят на такие отношения с подозрением и настороженностью. По их мнению, если Кирилл приедет, его следует встречать как врага, с демонстрациями протеста, а то и тухлыми яйцами. Насчет тухлых яиц можно спорить, но вторая позиция мне все-таки ближе.
Главная причина – существенная разница в отношениях между церковью и государством в Тбилиси и Москве. В случае с РПЦ, говорить о церкви как о независимом от государства и его власти институте чрезвычайно сложно. Причем корень единства не в общей византийской традиции единства светской и церковной властей, но конкретно в резко анти-западной настроенности обеих в сегодняшней России. Кроме того, существует немало свидетельств о том, что (особенно в области внешней политики) РПЦ – это помощик Кремля, а более конкретно, российских спецслужб. В этом смысле советская традиция подолжается в полной мере. Прежде всего, это касается лично Патриарха Кирилла, который до получения этой должности возглавлял отдел внешних церковных связей РПЦ – т. е., непосредственно работал именно над использованием религиозных связей для государственных интересов России.
В отличие от российских коллег, Грузинская православная церковь (ГПЦ) проявляет реальную независимость от государства в своих суждениях и позициях, и предстает как весьма влиятельная социальная сила . Этому способствует и крайне высокий рейтинг церкви и лично Патриарха в грузинском обществе – намного выше, чем у какой-либо из политических партий и лидеров. Причем значение церкви как в какой-то степени самостоятельного политического игрока возросло после августовской войны.
Грузинская оппозиция рассматривает церковь как противовес правительству Саакашвили и даже как потенциальную союзницу. В некоторых публичных высказываниях Илия Второй даже немекнул, что Михаил Саакашвили мог бы предотвратить войну с Россией в августе 2008 г. – чем обрадовал оппозицию и вызвал раздражение сторонников президента.
Это не означает, что церковь оппозиционна по отношению к власти (которая, кстати, финансово субсидирует ГПЦ). Иерархи церкви пытаются балансировать, чередуя критические намеки по отношению к правительству с выражениями поддержки. Когда 26 мая 2009 года сторонники оппозиции пошли к патриарху, фактически прося благословления на свержение власти, им пришлось выслушать проповедь о том, насколько губительна для страны приверженность к революциям. Однако, именно этим балансированием ГПЦ утвержает себя как независимая и влиятельная сила.
Как это оценивать? Убежденным секуляристам политическая активность церкви не нравится, но с другой стороны ее реальная независимость – признак и ресурс демократии. Но фундаментальное значение здесь имеет различие между ценностными векторами церкви и правительства. Церкви – или по крайней мере, многим ее влиятельным иерархам – явно не по вкусу либерально-вестернизационная направленность действующей грузинской власти. Это роднит ее с той частью оппозиции, которая любит обвинять «соросовское» правительство в забвении национальных традиций. Но это означает и общность идеологических установок с российскими властями и ее единомышленниками из РПЦ – для которых Саакашвили неприемлем именно в силу своей прозападности.
Формально, стремление единоверных церквей сохранить братские отношения даже в условиях холодной войны между государствами нужно было бы только приветствовать. Западные конфликтологи любят называть такое «мерами по укреплению доверия». Но в сегодняшнем контексте активное поощрение российскими властями межцерковных контактов скорее видится как диверсионная спецоперация, направленная на раскол грузинского общества. Это не означает, что межцерковные контакты следует запретить. Но если Кирилл надумает ехать в Тбилиси, особо теплого приема ему ждать не следует.
Отношения между церквями активизировались после августовской войны 2008 г. Более того, их стали рассматривать как некоторую компенсацию отсуствующим контактам между государствами. Несколько церковных делегаций высокого ранга во главе с Каталикосом-Патриархом Грузии Илией Вторым посетили Москву, причем встречи проходили не только с иерархами Российской Православной Церкви (РПЦ), но и с высокопоставленными российскими политиками. Оценивают это в Грузии по-разному. Кто-то смотрит на межцерковные встречи с надеждой; пусть с Путиным договориться не удастся, но какие-то отношения с Россией все равно придется налаживать. Почему же не использовать церковный канал?
Но другие смотрят на такие отношения с подозрением и настороженностью. По их мнению, если Кирилл приедет, его следует встречать как врага, с демонстрациями протеста, а то и тухлыми яйцами. Насчет тухлых яиц можно спорить, но вторая позиция мне все-таки ближе.
Главная причина – существенная разница в отношениях между церковью и государством в Тбилиси и Москве. В случае с РПЦ, говорить о церкви как о независимом от государства и его власти институте чрезвычайно сложно. Причем корень единства не в общей византийской традиции единства светской и церковной властей, но конкретно в резко анти-западной настроенности обеих в сегодняшней России. Кроме того, существует немало свидетельств о том, что (особенно в области внешней политики) РПЦ – это помощик Кремля, а более конкретно, российских спецслужб. В этом смысле советская традиция подолжается в полной мере. Прежде всего, это касается лично Патриарха Кирилла, который до получения этой должности возглавлял отдел внешних церковных связей РПЦ – т. е., непосредственно работал именно над использованием религиозных связей для государственных интересов России.
В отличие от российских коллег, Грузинская православная церковь (ГПЦ) проявляет реальную независимость от государства в своих суждениях и позициях, и предстает как весьма влиятельная социальная сила . Этому способствует и крайне высокий рейтинг церкви и лично Патриарха в грузинском обществе – намного выше, чем у какой-либо из политических партий и лидеров. Причем значение церкви как в какой-то степени самостоятельного политического игрока возросло после августовской войны.
Грузинская оппозиция рассматривает церковь как противовес правительству Саакашвили и даже как потенциальную союзницу. В некоторых публичных высказываниях Илия Второй даже немекнул, что Михаил Саакашвили мог бы предотвратить войну с Россией в августе 2008 г. – чем обрадовал оппозицию и вызвал раздражение сторонников президента.
Это не означает, что церковь оппозиционна по отношению к власти (которая, кстати, финансово субсидирует ГПЦ). Иерархи церкви пытаются балансировать, чередуя критические намеки по отношению к правительству с выражениями поддержки. Когда 26 мая 2009 года сторонники оппозиции пошли к патриарху, фактически прося благословления на свержение власти, им пришлось выслушать проповедь о том, насколько губительна для страны приверженность к революциям. Однако, именно этим балансированием ГПЦ утвержает себя как независимая и влиятельная сила.
Как это оценивать? Убежденным секуляристам политическая активность церкви не нравится, но с другой стороны ее реальная независимость – признак и ресурс демократии. Но фундаментальное значение здесь имеет различие между ценностными векторами церкви и правительства. Церкви – или по крайней мере, многим ее влиятельным иерархам – явно не по вкусу либерально-вестернизационная направленность действующей грузинской власти. Это роднит ее с той частью оппозиции, которая любит обвинять «соросовское» правительство в забвении национальных традиций. Но это означает и общность идеологических установок с российскими властями и ее единомышленниками из РПЦ – для которых Саакашвили неприемлем именно в силу своей прозападности.
Формально, стремление единоверных церквей сохранить братские отношения даже в условиях холодной войны между государствами нужно было бы только приветствовать. Западные конфликтологи любят называть такое «мерами по укреплению доверия». Но в сегодняшнем контексте активное поощрение российскими властями межцерковных контактов скорее видится как диверсионная спецоперация, направленная на раскол грузинского общества. Это не означает, что межцерковные контакты следует запретить. Но если Кирилл надумает ехать в Тбилиси, особо теплого приема ему ждать не следует.
