Через год после войны в интервью «Российской газете» о том как идет расследование событий в Южной Осетии, глава Следственного комитета при прокуратуре России Александр Бастрыкин заявил, что в Европейский суд направлены все необходимые копии материалов уголовного дела и в качестве этих материалов он уверен.
Качество материалов, а не красноречие адвокатов и прокуроров, - единственный залог успеха или неуспеха дела в Страсбурге. Самих заявителей и их представителей на заседание в столицу Европы, в подавляющем большинстве случаев, не приглашают. Поэтому в своей жалобе нужно как можно более аргументировано объяснить, какие именно права человека и как были нарушены государством. Дальше – уже власти должны объяснять, что ничего они не нарушали, либо имели на то очень серьезные основания.
Оценить качество подготовленных прокуратурой материалов можно даже по тем коротким описаниям фактов некоторых жалоб, которые суд разместил у себя на сайте.
Так, в заявлений матери убитой на Зарской дороге 14-летней Альбины Хазратовой адвокаты жалуются на то, что права потерпевших ущемлялись по национальному признаку, но забывают указать имя погибшей и вообще указать, что была нарушена статья вторая Европейской конвенции – право на жизнь.
Зато в другой жалобе статья вторая упоминается. Представители заявительницы полагают, что ее жизнь находилась под угрозой из-за вторжения грузинской армии в Южную Осетию. При этом сообщается, что сама пострадавшая выехала в Россию еще 3 августа. Также заявительница жалуется на нарушение статьи первой первого протокола к Конвенции, гарантирующей право собственности. Излагая факты жалобы, суд пишет, что заявительница своих показаниях сначала сообщает, что у нее не было никакой собственности, а после – что ее квартира полностью разрушена.
Экстренно эвакуируясь, многие не знали, что случилось с их домами, но видя новостные выпуски, полагали, что все разрушено. Позже выяснялось, что квартиры их остались целыми. Заложниками таких ошибок становятся те, кто действительно пострадал и потерял жилье.
В некоторых показаниях люди рассказывают, что провели в подвале своего цхинвальского дома четыре дня, и 11 августа, когда вышли, были захвачены грузинскими военнослужащими, а 12 августа обстреляны грузинскими военными возле Джавы. Сверяясь с хроникой войны, понимаешь, что даты в показаниях расходятся с реальностью.
Путаные и противоречивые показания – результат той спешки, с которой прокуратура взялась за дело. По местам современного проживания указанных в жалобах можно изучать географию юга России, а также распределение беженцев того конфликта: Таганрог, Теберда, станица Барсуковская Ставропольского края. К двадцатым числам августа там не осталось уже никого из беженцев, т.е. показания собирались совсем по горячим следам, когда люди находились еще в состоянии шока.
В большинстве жалоб эти показания – единственное доказательство: нет ни показаний свидетелей, ни фотографий или справок об утраченном имуществе, ни баллистических экспертиз – ничего, что указывало бы на конкретные нарушения, а не давало общую оценку. Их просто не успели приложить.
Доля оправдательных приговоров в российских судах составляет менее одного процента: судьи по сути просто визируют предоставляемые прокуратурой материалы и обвинения. В Европейском суде около 95% дел признаются неприемлемыми – в основном, по формальным основаниям – заявители не соблюдают процедур оформления и подачи материала. Перечисленные ошибки в собранных показаниях, отсутствие доказательств в жалобах, могут быть причиной к тому, что дела не будут рассмотрены. Сейчас, когда решений о приемлемости еще нет, в Страсбург все еще можно досылать материалы. Но боюсь, российская прокуратура, работать по-другому уже не умеет. «Европейский суд не может отклонить эти дела, потому что их очень много», - сказал мне сотрудник этого ведомства.
Качество материалов, а не красноречие адвокатов и прокуроров, - единственный залог успеха или неуспеха дела в Страсбурге. Самих заявителей и их представителей на заседание в столицу Европы, в подавляющем большинстве случаев, не приглашают. Поэтому в своей жалобе нужно как можно более аргументировано объяснить, какие именно права человека и как были нарушены государством. Дальше – уже власти должны объяснять, что ничего они не нарушали, либо имели на то очень серьезные основания.
Оценить качество подготовленных прокуратурой материалов можно даже по тем коротким описаниям фактов некоторых жалоб, которые суд разместил у себя на сайте.
Так, в заявлений матери убитой на Зарской дороге 14-летней Альбины Хазратовой адвокаты жалуются на то, что права потерпевших ущемлялись по национальному признаку, но забывают указать имя погибшей и вообще указать, что была нарушена статья вторая Европейской конвенции – право на жизнь.
Зато в другой жалобе статья вторая упоминается. Представители заявительницы полагают, что ее жизнь находилась под угрозой из-за вторжения грузинской армии в Южную Осетию. При этом сообщается, что сама пострадавшая выехала в Россию еще 3 августа. Также заявительница жалуется на нарушение статьи первой первого протокола к Конвенции, гарантирующей право собственности. Излагая факты жалобы, суд пишет, что заявительница своих показаниях сначала сообщает, что у нее не было никакой собственности, а после – что ее квартира полностью разрушена.
Экстренно эвакуируясь, многие не знали, что случилось с их домами, но видя новостные выпуски, полагали, что все разрушено. Позже выяснялось, что квартиры их остались целыми. Заложниками таких ошибок становятся те, кто действительно пострадал и потерял жилье.
В некоторых показаниях люди рассказывают, что провели в подвале своего цхинвальского дома четыре дня, и 11 августа, когда вышли, были захвачены грузинскими военнослужащими, а 12 августа обстреляны грузинскими военными возле Джавы. Сверяясь с хроникой войны, понимаешь, что даты в показаниях расходятся с реальностью.
Путаные и противоречивые показания – результат той спешки, с которой прокуратура взялась за дело. По местам современного проживания указанных в жалобах можно изучать географию юга России, а также распределение беженцев того конфликта: Таганрог, Теберда, станица Барсуковская Ставропольского края. К двадцатым числам августа там не осталось уже никого из беженцев, т.е. показания собирались совсем по горячим следам, когда люди находились еще в состоянии шока.
В большинстве жалоб эти показания – единственное доказательство: нет ни показаний свидетелей, ни фотографий или справок об утраченном имуществе, ни баллистических экспертиз – ничего, что указывало бы на конкретные нарушения, а не давало общую оценку. Их просто не успели приложить.
Доля оправдательных приговоров в российских судах составляет менее одного процента: судьи по сути просто визируют предоставляемые прокуратурой материалы и обвинения. В Европейском суде около 95% дел признаются неприемлемыми – в основном, по формальным основаниям – заявители не соблюдают процедур оформления и подачи материала. Перечисленные ошибки в собранных показаниях, отсутствие доказательств в жалобах, могут быть причиной к тому, что дела не будут рассмотрены. Сейчас, когда решений о приемлемости еще нет, в Страсбург все еще можно досылать материалы. Но боюсь, российская прокуратура, работать по-другому уже не умеет. «Европейский суд не может отклонить эти дела, потому что их очень много», - сказал мне сотрудник этого ведомства.
