ВЗГЛЯД ИЗ МОСКВЫ---В августе 2008 года многолетний грузино-осетинский конфликт вылился в кратковременную войну с прямым участием российских вооруженных сил. Это вооруженное противостояние между Грузией и Южной Осетией стало третьим по счету после распада СССР. Однако по своим последствиям оно кардинальным образом отличалось от двух предыдущих.
До 2008 года этнополитические конфликты в Евразии оставались вне фокуса глобальной повестки дня. В США и Европе их называли не только замороженными, но и забытыми. Пятидневная война впервые после распада Советского Союза сделала территорию бывшего СССР предметом особого внимания. Регион Большого Кавказа, говоря языком экономистов, резко увеличил свою геополитическую капитализацию. Именно здесь в первый раз после подписания Беловежских соглашений в декабре 1991 года произошел первый пересмотр границ между бывшими союзными республиками. Впервые государственная независимость бывших автономных республик в составе СССР получила признание.
Трудно сказать, сколько еще стран присоединятся к скромному пока списку, включающему Россию. Венесуэлу, Никарагуа и Науру. Арифметика в данном случае – не самый надежный инструмент для анализа и оценки. Важно не количество, а политический процесс. Так вот с этой точки зрения, события двухлетней давности показали, что в истории распада СССР точку ставить преждевременно. И до тех пор, пока на территории в одну шестую часть суши тлеют этнополитические конфликты, двусмысленное многоточие будет сохраняться. Сегодня бесполезно спорить о том, прав или не прав был российский президент, стремительно реагируя на обращения двух палат Федерального собрания. Его решение уже сформировало новую реальность. Только два года спустя следует помнить, что оно было принято во вполне определенных политических условиях, которые раньше отсутствовали или были ничтожно малыми величинами, которые можно было игнорировать.
Таким образом, два года назад на Большом Кавказе начал формироваться новый статус-кво. Два из четырех евразийских конфликтов оказались окончательно разморожены. Старые миротворческие операции и правовые соглашения, фиксировавшие итоги военных противоборств в Абхазии и Южной Осетии в 1990-х гг., более не существуют. Все это серьезным образом повлияло и на ситуацию вокруг Нагорного Карабаха. Август 2008 года показал, что односторонняя зависимость от динамики российско-грузинских отношений не может устраивать Ереван. Отсюда и рост заинтересованности в нормализации армяно-турецких отношений, чего не наблюдалось, начиная с 1991-1993 гг. В свою очередь армяно-турецкий диалог стал серьезным фактором влияния на процесс карабахского урегулирования. Все эти процессы повлияли на увеличение роли Турции, Ирана, США и ЕС в Кавказском регионе.
Российско-грузинский конфликт августа 2008 года снова подтвердил и еще раз повысил политическую роль республик российского Северного Кавказа, которые вовсе не ограничились в тех событиях ролью тыла. После 2008 года произошел качественный рост черкесского национального движения на российском Северном Кавказе, что определенным образом также связано и с признанием абхазской независимости.
Впрочем, события двухлетней давности и их последствия выходят далеко за пределы одного лишь Кавказского региона. То, что случилось в августе 2008 года, показало очевидную невозможность эффективного и, главное, легитимного международного арбитража. Ведущие мировые игроки вместо медиации между конфликтующими сторонами разделились в своих симпатиях. При этом “большие игроки” полагались не на систему правовых подходов, а на пресловутый юнилатерализм — действия в одностороннем порядке. США и их союзники повели себя так в Косово, Россия в Абхазии и в Южной Осетии. Между тем, и в первом, и во втором случае остались нерешенными многочисленные проблемы. “Горячий август” 2008 года дал политикам и дипломатам сложнейшее домашнее задание. Как перейти от политической целесообразности как главного мерила мировой политики к праву? Впрочем, сегодня, похоже, ни у кого нет внятного решения данной головоломки.
До 2008 года этнополитические конфликты в Евразии оставались вне фокуса глобальной повестки дня. В США и Европе их называли не только замороженными, но и забытыми. Пятидневная война впервые после распада Советского Союза сделала территорию бывшего СССР предметом особого внимания. Регион Большого Кавказа, говоря языком экономистов, резко увеличил свою геополитическую капитализацию. Именно здесь в первый раз после подписания Беловежских соглашений в декабре 1991 года произошел первый пересмотр границ между бывшими союзными республиками. Впервые государственная независимость бывших автономных республик в составе СССР получила признание.
Трудно сказать, сколько еще стран присоединятся к скромному пока списку, включающему Россию. Венесуэлу, Никарагуа и Науру. Арифметика в данном случае – не самый надежный инструмент для анализа и оценки. Важно не количество, а политический процесс. Так вот с этой точки зрения, события двухлетней давности показали, что в истории распада СССР точку ставить преждевременно. И до тех пор, пока на территории в одну шестую часть суши тлеют этнополитические конфликты, двусмысленное многоточие будет сохраняться. Сегодня бесполезно спорить о том, прав или не прав был российский президент, стремительно реагируя на обращения двух палат Федерального собрания. Его решение уже сформировало новую реальность. Только два года спустя следует помнить, что оно было принято во вполне определенных политических условиях, которые раньше отсутствовали или были ничтожно малыми величинами, которые можно было игнорировать.
Таким образом, два года назад на Большом Кавказе начал формироваться новый статус-кво. Два из четырех евразийских конфликтов оказались окончательно разморожены. Старые миротворческие операции и правовые соглашения, фиксировавшие итоги военных противоборств в Абхазии и Южной Осетии в 1990-х гг., более не существуют. Все это серьезным образом повлияло и на ситуацию вокруг Нагорного Карабаха. Август 2008 года показал, что односторонняя зависимость от динамики российско-грузинских отношений не может устраивать Ереван. Отсюда и рост заинтересованности в нормализации армяно-турецких отношений, чего не наблюдалось, начиная с 1991-1993 гг. В свою очередь армяно-турецкий диалог стал серьезным фактором влияния на процесс карабахского урегулирования. Все эти процессы повлияли на увеличение роли Турции, Ирана, США и ЕС в Кавказском регионе.
Российско-грузинский конфликт августа 2008 года снова подтвердил и еще раз повысил политическую роль республик российского Северного Кавказа, которые вовсе не ограничились в тех событиях ролью тыла. После 2008 года произошел качественный рост черкесского национального движения на российском Северном Кавказе, что определенным образом также связано и с признанием абхазской независимости.
Впрочем, события двухлетней давности и их последствия выходят далеко за пределы одного лишь Кавказского региона. То, что случилось в августе 2008 года, показало очевидную невозможность эффективного и, главное, легитимного международного арбитража. Ведущие мировые игроки вместо медиации между конфликтующими сторонами разделились в своих симпатиях. При этом “большие игроки” полагались не на систему правовых подходов, а на пресловутый юнилатерализм — действия в одностороннем порядке. США и их союзники повели себя так в Косово, Россия в Абхазии и в Южной Осетии. Между тем, и в первом, и во втором случае остались нерешенными многочисленные проблемы. “Горячий август” 2008 года дал политикам и дипломатам сложнейшее домашнее задание. Как перейти от политической целесообразности как главного мерила мировой политики к праву? Впрочем, сегодня, похоже, ни у кого нет внятного решения данной головоломки.
