14 августа 1992 года это дата, когда жизнь в Абхазии поделилась на «до» и «после». Всё, что было до этой даты, осталось в прошлом, а всё, что следует за ней, формирует настоящее. Когда кто-то в Абхазии хочет вспомнить события двадцатилетней давности, то всегда говорит «до войны». Остальное — это «после». Такое деление не носит этнического, социального или политического характера. Это универсальная точка отсчёта настоящего.
14 августа в Абхазии всегда называют датой начала войны. Не началом «конфликта», «противостояния», «мятежа», «провокации», «ошибки» или «помутнения». Это всегда и у всех в Абхазии «начало войны». Ещё одно универсальное определение. В Грузии предпочитают не называть этот день так, предпочитая более обтекаемое слово «конфликт», и не принимают эту систему координат и точку отсчёта. Таким образом, даже восприятие этих «до» и «после» стало отправной точкой деления на «мы» и «они».
«Мы» выживали в той войне, а «они» предпочитают даже не называть её войной. Это и есть самый настоящий водораздел. И для меня этот водораздел возник именно 14 августа 1992 года. Мой отец, обыкновенный тракторист из Эшеры, никогда не занимался политикой, не отличался националистическими взглядами и явно не был любителем насилия. Но в тот день он принял единственно верное решение — и взял оружие в руки. Он не видел другого способа обеспечить безопасность своей семьи. То же самое можно сказать о всех тех, кто воевали и погибали в тот страшный год. Стремление выжить определило общность тех, кто называет это событие войной, тех, в чьей системе координат присутствуют определения «до» и «после» войны.
Сегодня существуют различные оценки тех событий, но неоспоримым остаётся факт, что государство Грузия, считающее Абхазию неотъемлимой своей частью, вело с ней войну. Войну, в которой даже далёкие от политики крестьяне взялись за оружие, чтобы противостоять этому государству. Сегодня грузинское государство де-юре, задним числом перенесло ответственность за войну на Россию, отказавшись, таким образом, от Абхазии навсегда. Называя войну конфликтом и переложив ответственность за неё на третью сторону, Грузия, кажется так и не собирается осмыслить произошедшее. За это время Абхазии сформировалось поколение людей, для которых нет иной системы координат, и которым неизвестна Грузия. В Абхазии сейчас живёт поколение людей, самостоятельно определяющих своё развитие. Можно сказать, что безответственность Грузии вынудила простых жителей Абхазии взять в руки оружие, а вместе с ним и ответственность за свою судьбу. Война, таким образом, стала не просто массовым насилием, а началом другого храктера отношений. Это отношения ответственного и безответственного обществ. Универсальность определений «до» и «после»
— самое наглядное тому подтверждение. Трудно предполагать, что будет происходить в ближайшие пару десятков
лет. Но совершенно точно можно утверждать, что дальнейшее взаимодействие между Абхазией и Грузией, между их обществами, всегда
будет происходить под тенью событий августа 1992-го года. Я верю, что рано или поздно период безответственности сменится более взвешенным и рациональным подходом. Это будет взаимодействие равных, взаимодействие ответственных за свои судьбы обществ. Возможно, тогда у водораздела «до» и «после» появится иной, более полный смысл, и формировать он будет не настоящее, а будущее.
14 августа в Абхазии всегда называют датой начала войны. Не началом «конфликта», «противостояния», «мятежа», «провокации», «ошибки» или «помутнения». Это всегда и у всех в Абхазии «начало войны». Ещё одно универсальное определение. В Грузии предпочитают не называть этот день так, предпочитая более обтекаемое слово «конфликт», и не принимают эту систему координат и точку отсчёта. Таким образом, даже восприятие этих «до» и «после» стало отправной точкой деления на «мы» и «они».
«Мы» выживали в той войне, а «они» предпочитают даже не называть её войной. Это и есть самый настоящий водораздел. И для меня этот водораздел возник именно 14 августа 1992 года. Мой отец, обыкновенный тракторист из Эшеры, никогда не занимался политикой, не отличался националистическими взглядами и явно не был любителем насилия. Но в тот день он принял единственно верное решение — и взял оружие в руки. Он не видел другого способа обеспечить безопасность своей семьи. То же самое можно сказать о всех тех, кто воевали и погибали в тот страшный год. Стремление выжить определило общность тех, кто называет это событие войной, тех, в чьей системе координат присутствуют определения «до» и «после» войны.
Сегодня существуют различные оценки тех событий, но неоспоримым остаётся факт, что государство Грузия, считающее Абхазию неотъемлимой своей частью, вело с ней войну. Войну, в которой даже далёкие от политики крестьяне взялись за оружие, чтобы противостоять этому государству. Сегодня грузинское государство де-юре, задним числом перенесло ответственность за войну на Россию, отказавшись, таким образом, от Абхазии навсегда. Называя войну конфликтом и переложив ответственность за неё на третью сторону, Грузия, кажется так и не собирается осмыслить произошедшее. За это время Абхазии сформировалось поколение людей, для которых нет иной системы координат, и которым неизвестна Грузия. В Абхазии сейчас живёт поколение людей, самостоятельно определяющих своё развитие. Можно сказать, что безответственность Грузии вынудила простых жителей Абхазии взять в руки оружие, а вместе с ним и ответственность за свою судьбу. Война, таким образом, стала не просто массовым насилием, а началом другого храктера отношений. Это отношения ответственного и безответственного обществ. Универсальность определений «до» и «после»
— самое наглядное тому подтверждение. Трудно предполагать, что будет происходить в ближайшие пару десятков
лет. Но совершенно точно можно утверждать, что дальнейшее взаимодействие между Абхазией и Грузией, между их обществами, всегда
будет происходить под тенью событий августа 1992-го года. Я верю, что рано или поздно период безответственности сменится более взвешенным и рациональным подходом. Это будет взаимодействие равных, взаимодействие ответственных за свои судьбы обществ. Возможно, тогда у водораздела «до» и «после» появится иной, более полный смысл, и формировать он будет не настоящее, а будущее.
