ВЗГЛЯД ИЗ ТБИЛИСИ---Когда я спросил некоторых грузинских политиков из правящей партии о том, какова позиция Грузии по отношению к событиям в Тунисе, вопрос оказался неожиданным. Позиции нет. Это касается не только власти: происходящим в Тунисе в Грузии интересуются мало. Даже в социальных сетях подискутировали, но совсем немного.
Казалось бы, что тут удивительного: Тунис далеко, особых контактов с ним никогда не было, на Грузию эти события вряд ли повлияют. Тем не менее, грузинское равнодушие к тому, что называют «жасминовой революцией», требует некоторых комментариев.
Сначала об общем контексте. Мы живем в мире, который стал гораздо циничнее относиться к идее политической свободы. После президента Буша говорить об универсальном распространении демократии как-то не модно. То ли этот концепт сочли выражением скрытого (или не очень) американского империализма, либо граничащей с глупостью американской же наивности, но требовать демократии для не слишком экономически развитых, особенно арабских, стран стало почти неприлично.
Тунисская революция, которая явно началась снизу и стала выражением стремления народа сменить свою власть, несколько встрепенула приунывших энтузиастов политической свободы во всем мире: несмотря на разгул «реалполитики», дух демократии жив и дает о себе знать в местах, где этого мало ожидали – например, в арабском Магрибе. Появилась надежда, что Тунис вызовет новую «волну» демократических движений в арабском мире. С другой стороны, все вспоминают иранскую революцию 1979-го, которая отнюдь не принесла свободы, или неоднозначные результаты постсоветских цветных революций начала этого века. «Жасминовая революция» по своему характеру является демократическим действием, но это отнюдь не гарантирует, что результатом будет установление в Тунисе демократического режима.
Как в эту картину вписывается Грузия? Можно предположить, что если бы такое происходило в 2004-м или 2005-м, были бы выступления Михаила Саакашвили в том духе, что тунисский народ, как любой другой, заслуживает свободы, и были бы прозрачные намеки на то, что положительный пример «революции роз» был одним из источников вдохновения для тунисских демократов. Не исключено, что группа ветеранов «революции роз» направилась бы в Тунис выражать моральную поддержку и, может быть, давать полезные советы восставшему народу.
Сегодня такое трудно себе представить. Почему? Во-первых, после войны с Россией Грузия следует моде на прагматизм: для нее сейчас самое важное – иметь хорошие отношения со странами региона, а не подрывать их режимы поддержкой местных бунтарей. Отношения с Беларусью, где Саакашвили был одним из первых, кто поздравил с переизбранием диктатора Лукашенко – возможно, самый яркий, но не единственный пример.
Во-вторых, после массовых выступлений 2007-2009-х годов у грузинского правительства и его сторонников уже нет инстинктивной идентификации с цветными революционерами разных стран. Нулевая реакция на события в Тунисе подчеркнула еще раз: революционная фаза правительства Саакашвили закончилась. Сейчас это обычное правительство, которое решает очередные задачи. Хорошо решает или плохо, демократично или не очень – другой вопрос.
Для оппонентов Саакашвили логичнее, наоборот, идентифицировать его с повергнутым тунисским правителем Бен Али. Тем более что определенные основания для сравнения есть. Грузия, в отличие от Туниса, не диктатура, но у ее политической системы есть отчетливый авторитарный крен. Режим Бен Али был диктатурой, но гораздо более мягкой, чем в большинстве арабских стран. До сих пор Тунис считался сравнительно успешным примером авторитарной модернизации, причем с относительно высоким уровнем гражданских свобод. Оппоненты Саакашвили злорадно подчеркивают, что вот, Бен Али смог сделать то, чего его грузинский коллега пока лишь старается достичь – превратил страну в рай для туристов и в одну из самых процветающих стран своего региона. Ну и что из этого – получил революцию. Значит, как бы там Миша ни завлекал туристов в Аджарию или Сванетию, это ему не поможет.
Впрочем, как я уже сказал, даже грузинская оппозиция не слишком обсуждает тунисский прецедент. Видимо, она слишком занята внутренними разборками, а народ потерял вкус к революциям. В этом смысле события в Тунисе лишь подчеркнули отсутствие революционной ситуации в Грузии.
Но слишком прельщаться этим властям не следует. «Жасминовая революция» напомнила важную закономерность: авторитарные модернизации, особенно когда они относительно успешны, беременны революцией. Именно благодаря своим успехам они создают средний класс, который рано или поздно потребует полновесной политической свободы. Поэтому без консенсуса вокруг правил политической игры устойчивой ситуации не будет. Этот урок всем реформаторам и модернизаторам следует держать в уме.
Казалось бы, что тут удивительного: Тунис далеко, особых контактов с ним никогда не было, на Грузию эти события вряд ли повлияют. Тем не менее, грузинское равнодушие к тому, что называют «жасминовой революцией», требует некоторых комментариев.
Сначала об общем контексте. Мы живем в мире, который стал гораздо циничнее относиться к идее политической свободы. После президента Буша говорить об универсальном распространении демократии как-то не модно. То ли этот концепт сочли выражением скрытого (или не очень) американского империализма, либо граничащей с глупостью американской же наивности, но требовать демократии для не слишком экономически развитых, особенно арабских, стран стало почти неприлично.
Тунисская революция, которая явно началась снизу и стала выражением стремления народа сменить свою власть, несколько встрепенула приунывших энтузиастов политической свободы во всем мире: несмотря на разгул «реалполитики», дух демократии жив и дает о себе знать в местах, где этого мало ожидали – например, в арабском Магрибе. Появилась надежда, что Тунис вызовет новую «волну» демократических движений в арабском мире. С другой стороны, все вспоминают иранскую революцию 1979-го, которая отнюдь не принесла свободы, или неоднозначные результаты постсоветских цветных революций начала этого века. «Жасминовая революция» по своему характеру является демократическим действием, но это отнюдь не гарантирует, что результатом будет установление в Тунисе демократического режима.
Как в эту картину вписывается Грузия? Можно предположить, что если бы такое происходило в 2004-м или 2005-м, были бы выступления Михаила Саакашвили в том духе, что тунисский народ, как любой другой, заслуживает свободы, и были бы прозрачные намеки на то, что положительный пример «революции роз» был одним из источников вдохновения для тунисских демократов. Не исключено, что группа ветеранов «революции роз» направилась бы в Тунис выражать моральную поддержку и, может быть, давать полезные советы восставшему народу.
Слушать
Сегодня такое трудно себе представить. Почему? Во-первых, после войны с Россией Грузия следует моде на прагматизм: для нее сейчас самое важное – иметь хорошие отношения со странами региона, а не подрывать их режимы поддержкой местных бунтарей. Отношения с Беларусью, где Саакашвили был одним из первых, кто поздравил с переизбранием диктатора Лукашенко – возможно, самый яркий, но не единственный пример.
Во-вторых, после массовых выступлений 2007-2009-х годов у грузинского правительства и его сторонников уже нет инстинктивной идентификации с цветными революционерами разных стран. Нулевая реакция на события в Тунисе подчеркнула еще раз: революционная фаза правительства Саакашвили закончилась. Сейчас это обычное правительство, которое решает очередные задачи. Хорошо решает или плохо, демократично или не очень – другой вопрос.
Для оппонентов Саакашвили логичнее, наоборот, идентифицировать его с повергнутым тунисским правителем Бен Али. Тем более что определенные основания для сравнения есть. Грузия, в отличие от Туниса, не диктатура, но у ее политической системы есть отчетливый авторитарный крен. Режим Бен Али был диктатурой, но гораздо более мягкой, чем в большинстве арабских стран. До сих пор Тунис считался сравнительно успешным примером авторитарной модернизации, причем с относительно высоким уровнем гражданских свобод. Оппоненты Саакашвили злорадно подчеркивают, что вот, Бен Али смог сделать то, чего его грузинский коллега пока лишь старается достичь – превратил страну в рай для туристов и в одну из самых процветающих стран своего региона. Ну и что из этого – получил революцию. Значит, как бы там Миша ни завлекал туристов в Аджарию или Сванетию, это ему не поможет.
Впрочем, как я уже сказал, даже грузинская оппозиция не слишком обсуждает тунисский прецедент. Видимо, она слишком занята внутренними разборками, а народ потерял вкус к революциям. В этом смысле события в Тунисе лишь подчеркнули отсутствие революционной ситуации в Грузии.
Но слишком прельщаться этим властям не следует. «Жасминовая революция» напомнила важную закономерность: авторитарные модернизации, особенно когда они относительно успешны, беременны революцией. Именно благодаря своим успехам они создают средний класс, который рано или поздно потребует полновесной политической свободы. Поэтому без консенсуса вокруг правил политической игры устойчивой ситуации не будет. Этот урок всем реформаторам и модернизаторам следует держать в уме.
