21 июня 2004 года произошло нападение отрядов Басаева на республику Ингушетия, погибло более 80 человек, в основном сотрудников МВД, прокуратуры и ФСБ. 2 февраля вынесен приговор 12 молодым людям, обвиняемым в этом преступлении и участии в НВФ. Они получили сроки - от 11 лет лишения свободы до пожизненного заключения. В Ингушетии это дело называют «Дело 12» или «ингушским Гуантанамо».
На долгих семь лет растянулось следствие и суд. Арестованные прошли все круги ада в изоляторах Назрани, Нальчика и Владикавказа. По информации их адвокатов и правозащитников, их нещадно избивали, пытали током. У одного из заключённых Мурата Эсмурзиева после двух операций удалили отбитую часть кишечника.
Официально следствие было закончено еще в 2008 году, но суд многократно откладывался из-за нежелания ингушских судей судить соплеменников. Кто-то опасался мести, кто-то находился в пусть и далеких, но родственных отношениях с подсудимыми. Арестованным и их адвокатам было отказано в проведении суда присяжных. Наконец, процесс было решено провести в Ставропольском крае. Власть поставила точку в деле о самом кровавом и проигранном ею эпизоде гражданской войны в Ингушетии.
Я находился в эту пору на родине и прекрасно помню события той ночи, и то, что ей предшествовало. В это время люди все еще продолжали жить иллюзией, что война не коснётся Ингушетии. В автобусах и на рынках как раз появились кликуши, немолодые, как правило, женщины, предрекавшие скорую войну, глад и мор. Их пророчества окружающие воспринимали с раздражением, поэтому нередко дело доходило до скандалов. Да, уже начали пропадать люди, которых хватали и увозили неизвестные в масках, но похищали, главным образом, беженцев из Чечни. Когда же начали хватать и убивать ингушей, никто не желал этого замечать: «Не был бы виноват, не похитили и не убили!» Сюда же добавляли: «Ты же жив, и я тоже. Значит, невиновных не трогают!»
Первый сигнал, что не все ладно, прозвучал, когда в 2004 году произошло покушение на президента Зязикова. Тогда появились первые слухи об ингушских боевиках. Еще за год до этого словосочетание «ингушский боевик» употреблялось лишь в издевательском контексте – дескать, откуда у нас вояки! Все знали о том, что несколько сотен ингушей воевали в первой чеченской войне на стороне Дудаева, живыми вернулись немногие. Но во вторую чеченскую количество ингушей, взявшихся за оружие, едва достигало нескольких десятков. В самой Ингушетии о существовании местных воинов Аллаха никто не знал вплоть до той самой ночи.
21 июня 2004 года республика жила обычной жизнью – ни слухов, ни предчувствий. Люди привыкли к усиленным постам местной милиции и командированным сотрудникам МВД из России. Власть ежедневно через СМИ баюкала население речами о самом стабильном уголке нашей планеты.
Около 11 часов вечера я, закончив работу, вернулся домой. В это время и прозвучали первые выстрелы и взрывы. Во дворе, куда я выскочил (это был Завод – самый густонаселенный район Назрани), уже толпилась молодежь. Все пытались куда-то дозвониться. Никто не понимал, что происходит. Через полчаса поползли слухи один невероятней другого: напали осетины, русские истребляют ингушей, два крупных тейпа в центре города устроили дуэль на гранатомётах.
Но уже к половине первого выкрики «Аллах Акбар!», хорошо различимые в какофонии выстрелов и взрывов, расставили точки над «и» - стало понятно, кто убивает и кого. Во моем дворе несколько растерянных милиционеров связывались по телефону с коллегами, угодившими в мешок, но те ничего не могли объяснить. МВД было деморализовано, поскольку нападавшим удалось уничтожить ряд руководящих сотрудников высшего командного звена. Оставались лишь несколько точек, которые все еще держали оборону. Блокированные в зданиях МВД, ГОВД и РОВД сотрудники могли только отстреливаться, спасая собственные жизни. Все транспортные узлы и дороги контролировались боевиками, которые прямо на месте расстреливали милиционеров. Многие из них попали в ловушку, пытаясь попасть на службу. В это же время другими группами были разграблены склады с оружием и амуницией.
Всю ночь не умолкали стрельба и канонада разрывов. Единственным источникам точной информации были подростки 12-14 лет. Каким-то чудом ускользнувшие от родителей, они наматывали круги по городу и в деталях описывали картину тотального разгрома: трупы на улицах и полный контроль со стороны боевиков над городом.
Впоследствии Мурад Зязиков утверждал, что он руководил обороной республики. Если хотя бы на мгновение поверить в эти слова, то значит, Зязикову удалось выступить в роли ретранслятора кромешного хаоса, в котором растворилась всякая власть. Многие ждали, что первые лица попытаются хоть как-то успокоить людей, обратившись к ним по телевидению или радио, ночь говорила с жителями города только на языке войны – выстрелами и взрывами.
Рейд Басаева можно назвать отправной точкой вооруженного противостояния в Ингушетии. Именно после него на республику обрушились репрессии – брали всех, вызывавших хоть малейшее подозрение, и просто тех, кто попался под горячую руку. По словам одного сотрудника прокуратуры, количество людей, которых под пытками заставили объявить себя участниками нападения, исчислялось сотнями. Итог плодотворной работы органов следствия - 12 человек на скамье подсудимых, 12 приговоров. Этим делом как бы закрыт величайший позор тогдашних руководителей Ингушетии, струсивших, сбежавших, оставивших людей и своих подчинённых без всякой защиты. Продолжающими и сегодня греть своими каменными задницами кресла в высоких московских кабинетах.
На долгих семь лет растянулось следствие и суд. Арестованные прошли все круги ада в изоляторах Назрани, Нальчика и Владикавказа. По информации их адвокатов и правозащитников, их нещадно избивали, пытали током. У одного из заключённых Мурата Эсмурзиева после двух операций удалили отбитую часть кишечника.
Официально следствие было закончено еще в 2008 году, но суд многократно откладывался из-за нежелания ингушских судей судить соплеменников. Кто-то опасался мести, кто-то находился в пусть и далеких, но родственных отношениях с подсудимыми. Арестованным и их адвокатам было отказано в проведении суда присяжных. Наконец, процесс было решено провести в Ставропольском крае. Власть поставила точку в деле о самом кровавом и проигранном ею эпизоде гражданской войны в Ингушетии.
Я находился в эту пору на родине и прекрасно помню события той ночи, и то, что ей предшествовало. В это время люди все еще продолжали жить иллюзией, что война не коснётся Ингушетии. В автобусах и на рынках как раз появились кликуши, немолодые, как правило, женщины, предрекавшие скорую войну, глад и мор. Их пророчества окружающие воспринимали с раздражением, поэтому нередко дело доходило до скандалов. Да, уже начали пропадать люди, которых хватали и увозили неизвестные в масках, но похищали, главным образом, беженцев из Чечни. Когда же начали хватать и убивать ингушей, никто не желал этого замечать: «Не был бы виноват, не похитили и не убили!» Сюда же добавляли: «Ты же жив, и я тоже. Значит, невиновных не трогают!»
Первый сигнал, что не все ладно, прозвучал, когда в 2004 году произошло покушение на президента Зязикова. Тогда появились первые слухи об ингушских боевиках. Еще за год до этого словосочетание «ингушский боевик» употреблялось лишь в издевательском контексте – дескать, откуда у нас вояки! Все знали о том, что несколько сотен ингушей воевали в первой чеченской войне на стороне Дудаева, живыми вернулись немногие. Но во вторую чеченскую количество ингушей, взявшихся за оружие, едва достигало нескольких десятков. В самой Ингушетии о существовании местных воинов Аллаха никто не знал вплоть до той самой ночи.
Слушать
21 июня 2004 года республика жила обычной жизнью – ни слухов, ни предчувствий. Люди привыкли к усиленным постам местной милиции и командированным сотрудникам МВД из России. Власть ежедневно через СМИ баюкала население речами о самом стабильном уголке нашей планеты.
Около 11 часов вечера я, закончив работу, вернулся домой. В это время и прозвучали первые выстрелы и взрывы. Во дворе, куда я выскочил (это был Завод – самый густонаселенный район Назрани), уже толпилась молодежь. Все пытались куда-то дозвониться. Никто не понимал, что происходит. Через полчаса поползли слухи один невероятней другого: напали осетины, русские истребляют ингушей, два крупных тейпа в центре города устроили дуэль на гранатомётах.
Но уже к половине первого выкрики «Аллах Акбар!», хорошо различимые в какофонии выстрелов и взрывов, расставили точки над «и» - стало понятно, кто убивает и кого. Во моем дворе несколько растерянных милиционеров связывались по телефону с коллегами, угодившими в мешок, но те ничего не могли объяснить. МВД было деморализовано, поскольку нападавшим удалось уничтожить ряд руководящих сотрудников высшего командного звена. Оставались лишь несколько точек, которые все еще держали оборону. Блокированные в зданиях МВД, ГОВД и РОВД сотрудники могли только отстреливаться, спасая собственные жизни. Все транспортные узлы и дороги контролировались боевиками, которые прямо на месте расстреливали милиционеров. Многие из них попали в ловушку, пытаясь попасть на службу. В это же время другими группами были разграблены склады с оружием и амуницией.
Всю ночь не умолкали стрельба и канонада разрывов. Единственным источникам точной информации были подростки 12-14 лет. Каким-то чудом ускользнувшие от родителей, они наматывали круги по городу и в деталях описывали картину тотального разгрома: трупы на улицах и полный контроль со стороны боевиков над городом.
Впоследствии Мурад Зязиков утверждал, что он руководил обороной республики. Если хотя бы на мгновение поверить в эти слова, то значит, Зязикову удалось выступить в роли ретранслятора кромешного хаоса, в котором растворилась всякая власть. Многие ждали, что первые лица попытаются хоть как-то успокоить людей, обратившись к ним по телевидению или радио, ночь говорила с жителями города только на языке войны – выстрелами и взрывами.
Рейд Басаева можно назвать отправной точкой вооруженного противостояния в Ингушетии. Именно после него на республику обрушились репрессии – брали всех, вызывавших хоть малейшее подозрение, и просто тех, кто попался под горячую руку. По словам одного сотрудника прокуратуры, количество людей, которых под пытками заставили объявить себя участниками нападения, исчислялось сотнями. Итог плодотворной работы органов следствия - 12 человек на скамье подсудимых, 12 приговоров. Этим делом как бы закрыт величайший позор тогдашних руководителей Ингушетии, струсивших, сбежавших, оставивших людей и своих подчинённых без всякой защиты. Продолжающими и сегодня греть своими каменными задницами кресла в высоких московских кабинетах.
