ПРАГА--Своими мыслями о том, как проходит дело фоторепортеров в Грузии, делится Андрей Бабицкий.
Огромное количество несоответствий и противоречий в признательных показаниях Абдаладзе указывают по меньшей мере на критический уровень непрофессионализма правоохранительных структур Грузии. Детали истории «падения» фотожурналиста, видимо, были очень плохо известны контрразведке, которая собирала предварительную информацию. Ведь в противном случае, сопоставив факты, легшие в основу обвинения, с признательными показаниями, следователи прокуратуры легко помогли бы Абдаладзе выстроить более стройную версию его «предательства», основанную на реальных, а не ошибочных датах. Но следствие могло справиться и собственными силами, проверив, скажем, по ранним публикациям журналиста хронологию его поездок и встреч.
Со свойственными ему высокомерием и самонадеянностью ведомство Вано Мерабишвили запустило очередное шпионское дело, не потрудившись собрать сколько-нибудь убедительные доказательства. Были, видимо, уверены, что проглотят, как глотали и до этого. Но широкий общественный резонанс, международная реакция, похоже, вынудили стражей закона задуматься о более серьезной доказательной базе, которую можно было бы предъявить городу и миру.
Однако едва ли прокуратура могла помочь в решении этой задачи. Следствие только началось, а данные, собранные контрразведчиками, никуда не годились, судя по тому, что Вано Мерабишвили на встрече с журналистами попросил месяц для поиска неопровержимых улик. Поэтому единственной возможностью хоть как-то подкрепить разваливающееся обвинение оставалось признание самого Абдаладзе: он должен был дать информацию, которая убедила бы общественность в его виновности. И фотограф подробно рассказал о своих контактах с российской разведкой, по ходу дела перепутав все даты и обстоятельства. Можно предположить, что он сделал это умышленно, чтобы продемонстрировать вопиющую некомпетентность следствия, слабость его позиций.
Признание распространили среди журналистов - неясно, на каком основании. Если исключить вероятность непосредственных психологического и физического воздействий, то само лишение свободы является методом очень эффективного давления на обвиняемого. А это означает, что признание, сделанное в условиях содержания под стражей, легко может оказаться самооговором. В любом случае оно должно рассматриваться не как улика, а как вспомогательная информация, не освобождающая следствие от проведения всестороннего и полного расследования. Ведомство Мерабишвили и прокуратура легко пренебрегли принципом презумпции невиновности и в деле фотографов, и в десятках подобных историй.
Но эта драма, похоже, так и не доберется до развязки. Действие будет прервано так называемым досудебным соглашением, о заключении которого собираются просить подследственные. Этот ход даст возможность организаторам спектакля скрыть все изъяны сценария - им уже не нужно будет предоставлять доказательства вины обвиняемых по просьбе самих же обвиняемых.
У меня нет достаточных оснований говорить о виновности или невиновности фотожурналистов, но я могу совершенно определенно сказать, что в нынешнем виде шпионское дело – итог преступной некомпетентности.
* * * *
У нас на линии прямой связи из Тбилиси адвокат и правозащитник Гела Николеишвили.
Кети Бочоришвили: Гела, вы согласны с мнением Андрея Бабицкого о том, что власти после такого давления журналистов и общественности теперь сами заинтересованы в закрытии дел до суда и хотели бы ограничиться процессуальным соглашением с задержанными фоторепортерами?
Гела Николеишвили: Я согласен, исходя из двух факторов. Первое, это то, что они предъявили общественности те доказательства, в которые никто практически не поверил, в которых нет никакого криминала. И второй фактор, который меня заставляет согласиться с мнением Бабицкого, - это мой опыт по предыдущим делам, в которых я сам участвовал. В последнем деле, так называемой операции «Энвер», которая была проведена в Аджарии, подсудимым были предъявлены такие же обвинения, абсолютно безосновательные, дело так же было проведено в закрытом виде. И, исходя из этого опыта, я полагаю, что власти всячески будут стараться добиться процессуального соглашения. Думаю, они уже достигли согласия с обвиняемыми, если те признают свою вину, а они уже признали свою вину, с ними будет подписано процессуальное соглашение, и это означает, что дело не будет рассмотрено в суде.
Кети Бочоришвили: Многие юристы говорят, что процессуальные соглашения выгодны властям еще по одной причине: обвиняемые платят за выход на свободу немалые деньги в государственную казну. Если обвиняемые представляют собой опасность для государства или общества, то выплаченные ими деньги могут обезопасить то же общество или государство?
Гела Николеишвили: Я думаю, когда интерес властей заключается не в том, чтобы получить большие деньги за процессуальное соглашение, они просто оформляют его с обвиняемыми без всякого штрафа. Поэтому, я думаю, и с ними будут подписаны такие процессуальные соглашения – без всякого штрафа, или штраф будет чисто символический, в пределах одной - двух тысяч долларов.
Огромное количество несоответствий и противоречий в признательных показаниях Абдаладзе указывают по меньшей мере на критический уровень непрофессионализма правоохранительных структур Грузии. Детали истории «падения» фотожурналиста, видимо, были очень плохо известны контрразведке, которая собирала предварительную информацию. Ведь в противном случае, сопоставив факты, легшие в основу обвинения, с признательными показаниями, следователи прокуратуры легко помогли бы Абдаладзе выстроить более стройную версию его «предательства», основанную на реальных, а не ошибочных датах. Но следствие могло справиться и собственными силами, проверив, скажем, по ранним публикациям журналиста хронологию его поездок и встреч.
Со свойственными ему высокомерием и самонадеянностью ведомство Вано Мерабишвили запустило очередное шпионское дело, не потрудившись собрать сколько-нибудь убедительные доказательства. Были, видимо, уверены, что проглотят, как глотали и до этого. Но широкий общественный резонанс, международная реакция, похоже, вынудили стражей закона задуматься о более серьезной доказательной базе, которую можно было бы предъявить городу и миру.
Однако едва ли прокуратура могла помочь в решении этой задачи. Следствие только началось, а данные, собранные контрразведчиками, никуда не годились, судя по тому, что Вано Мерабишвили на встрече с журналистами попросил месяц для поиска неопровержимых улик. Поэтому единственной возможностью хоть как-то подкрепить разваливающееся обвинение оставалось признание самого Абдаладзе: он должен был дать информацию, которая убедила бы общественность в его виновности. И фотограф подробно рассказал о своих контактах с российской разведкой, по ходу дела перепутав все даты и обстоятельства. Можно предположить, что он сделал это умышленно, чтобы продемонстрировать вопиющую некомпетентность следствия, слабость его позиций.
Слушать
Признание распространили среди журналистов - неясно, на каком основании. Если исключить вероятность непосредственных психологического и физического воздействий, то само лишение свободы является методом очень эффективного давления на обвиняемого. А это означает, что признание, сделанное в условиях содержания под стражей, легко может оказаться самооговором. В любом случае оно должно рассматриваться не как улика, а как вспомогательная информация, не освобождающая следствие от проведения всестороннего и полного расследования. Ведомство Мерабишвили и прокуратура легко пренебрегли принципом презумпции невиновности и в деле фотографов, и в десятках подобных историй.
Но эта драма, похоже, так и не доберется до развязки. Действие будет прервано так называемым досудебным соглашением, о заключении которого собираются просить подследственные. Этот ход даст возможность организаторам спектакля скрыть все изъяны сценария - им уже не нужно будет предоставлять доказательства вины обвиняемых по просьбе самих же обвиняемых.
У меня нет достаточных оснований говорить о виновности или невиновности фотожурналистов, но я могу совершенно определенно сказать, что в нынешнем виде шпионское дело – итог преступной некомпетентности.
* * * *
У нас на линии прямой связи из Тбилиси адвокат и правозащитник Гела Николеишвили.
Кети Бочоришвили: Гела, вы согласны с мнением Андрея Бабицкого о том, что власти после такого давления журналистов и общественности теперь сами заинтересованы в закрытии дел до суда и хотели бы ограничиться процессуальным соглашением с задержанными фоторепортерами?
Гела Николеишвили: Я согласен, исходя из двух факторов. Первое, это то, что они предъявили общественности те доказательства, в которые никто практически не поверил, в которых нет никакого криминала. И второй фактор, который меня заставляет согласиться с мнением Бабицкого, - это мой опыт по предыдущим делам, в которых я сам участвовал. В последнем деле, так называемой операции «Энвер», которая была проведена в Аджарии, подсудимым были предъявлены такие же обвинения, абсолютно безосновательные, дело так же было проведено в закрытом виде. И, исходя из этого опыта, я полагаю, что власти всячески будут стараться добиться процессуального соглашения. Думаю, они уже достигли согласия с обвиняемыми, если те признают свою вину, а они уже признали свою вину, с ними будет подписано процессуальное соглашение, и это означает, что дело не будет рассмотрено в суде.
Кети Бочоришвили: Многие юристы говорят, что процессуальные соглашения выгодны властям еще по одной причине: обвиняемые платят за выход на свободу немалые деньги в государственную казну. Если обвиняемые представляют собой опасность для государства или общества, то выплаченные ими деньги могут обезопасить то же общество или государство?
Гела Николеишвили: Я думаю, когда интерес властей заключается не в том, чтобы получить большие деньги за процессуальное соглашение, они просто оформляют его с обвиняемыми без всякого штрафа. Поэтому, я думаю, и с ними будут подписаны такие процессуальные соглашения – без всякого штрафа, или штраф будет чисто символический, в пределах одной - двух тысяч долларов.
