Жизнь северокавказских беженцев после депортации или добровольного возвращения из Европы в Россию, за малым исключением, складывается очень непросто.
Уже много лет не иссякает поток беженцев из республик Северного Кавказа в Европу. Однако в последние годы силами миграционных служб стран Евросоюза открыто обратное направление. Массовые отказы в предоставлении политического убежища и депортация просителей назад в Россию приобрели в европейских странах регулярный характер.
Что ждет репатрианта по возвращении? Что происходит с теми, кого вернули на родину против их воли? Беженцы, которым уготована депортация, рисуют в своем воображении ужасные картины: расстрельные команды и пыточные застенки прямо в аэропортах. Но нет, реальность менее сурова, хотя некоторого джентльменского набора неприятностей возвращающимся избежать не удастся.
Депортированных, доставляемых в Москву под конвоем, встречают полицейские, которые в обязательном порядке проводят допрос о причинах бегства из России и о жизни на чужбине. В большинстве своем люди, выдававшие себя в Европе жертвами политического преследования в России, являются обычными экономическими мигрантами. Этого объяснения бывает достаточно, чтобы после несложных формальных процедур очередного искателя легкой жизни отпустили на все четыре стороны.
Но по прибытии на историческую родину большинство из них сталкивается с особым вниманием к ним со стороны силовиков. Местные правоохранительные органы вызывают бывших эмигрантов к себе на беседу, чтобы получить информацию о политически активных беженцах в Европе. Многих предупреждают о том, что они теперь на учете как неблагонадежные, - есть, оказывается, и такой список. А некоторым репатриантам, отличившимся на допросах своим красноречием, даже предлагают сотрудничество.
Первые проблемы начинаются при поиске работы. О службе в государственных структурах можно забыть сразу и навсегда. И начать собственное дело человеку, продавшему последнюю буренку и дом перед отъездом в европейский рай, довольно сложно. На фоне тотальной безработицы и «опеки» со стороны силовиков, большинство выбирает для новой жизни российскую глубинку или ближнее зарубежье.
Многие беженцы с «чистым» прошлым, получившие отказ в политическом убежище, предпочитают покинуть Европу добровольно. Дело в том, что скандинавские страны, такие как Норвегия, Швеция, выплачивают добровольцам подъемные деньги. Норвегия, к примеру, перечисляет каждому отъезжающему 75 тысяч рублей. Однако получить их можно только в России.
Но главный стимул для добровольца даже не деньги - он просто возвращается в статусе незадачливого гастарбайтера или загулявшего туриста, а не высылается принудительно как человек, просивший защиты в Европе от преследований в России. Но и вернувшиеся по собственной воле предпочитают не возвращаться на Северный Кавказ, а обустроиться где-нибудь в Томске или Москве. Ведь дома каждый участковый знает, кто, куда и зачем уехал.
Другая судьба уготована тем, кто действительно был жертвой преследования, либо уже в Европе активно участвовал в политической жизни эмиграции. Их депортация - это трагедия. Они всеми правдами и неправдами отбиваются от полиции, баррикадируются в комнатах и квартирах, пытаются перейти на нелегальное положение. Но с применением электрошока и слезоточивого газа их в итоге доставляют на борт самолета в наручниках. Тем, кто отчаянно сопротивляется до самого конца, перед авиарейсом вкалывают снотворное, чтобы они не создавали проблем во время полета.
Именно таких беженцев с нетерпением ожидают в аэропорту люди в штатском. Большинству репатриантов из этой категории придется провести в заключении несколько дней, ответить на множество вопросов сотрудников спецслужб, скрупулезно описать жизнь на чужбине и предоставить полный список знакомых и малознакомых людей в эмиграции. Дальнейшее существование несостоявшихся политэмигрантов проходит под усиленным надзором силовиков и в страхе за собственную безопасность. Случаются и исключения. Бывшему сотруднику чеченской НПО «Спасем поколение» Соляху Исаеву, на защиту которого встали правозащитники и пресса, удалось сразу после депортации из Норвегии покинуть Россию. Но это единственный случай.
Остальные вынуждены возвращаться в родные края, откуда им пришлось бежать, спасая собственную жизнь. Судьба именно таких репатриантов складывается порой очень трагично. Ахмед Картоев из Назрани, вернувшись после депортации домой, подрабатывал частным извозом. 22 мая 2007 года он был похищен неизвестными в масках. По слухам, «Газель» с вооруженными лицами, похитившими Картоева, направилась в сторону Магаса. Депортированный из Франции Магомед Габуев, постоянно менявший местожительство в Чечне из опасений, что силовики отомстят ему за брата-боевика, был убит в Чечне при попытке бегства из окруженного силовиками дома 8 ноября 2006 года.
Но, несмотря на это, миграционные службы Европы продолжают депортировать тех немногих беженцев, за которых заступаются правозащитники и пресса. При этом искренне верят не им, а каналу «Cechnya today» и российским властям, утверждающим, что сегодняшняя Чечня – это истинный рай. В каком-то смысле это действительно так…
Уже много лет не иссякает поток беженцев из республик Северного Кавказа в Европу. Однако в последние годы силами миграционных служб стран Евросоюза открыто обратное направление. Массовые отказы в предоставлении политического убежища и депортация просителей назад в Россию приобрели в европейских странах регулярный характер.
Что ждет репатрианта по возвращении? Что происходит с теми, кого вернули на родину против их воли? Беженцы, которым уготована депортация, рисуют в своем воображении ужасные картины: расстрельные команды и пыточные застенки прямо в аэропортах. Но нет, реальность менее сурова, хотя некоторого джентльменского набора неприятностей возвращающимся избежать не удастся.
Депортированных, доставляемых в Москву под конвоем, встречают полицейские, которые в обязательном порядке проводят допрос о причинах бегства из России и о жизни на чужбине. В большинстве своем люди, выдававшие себя в Европе жертвами политического преследования в России, являются обычными экономическими мигрантами. Этого объяснения бывает достаточно, чтобы после несложных формальных процедур очередного искателя легкой жизни отпустили на все четыре стороны.
Но по прибытии на историческую родину большинство из них сталкивается с особым вниманием к ним со стороны силовиков. Местные правоохранительные органы вызывают бывших эмигрантов к себе на беседу, чтобы получить информацию о политически активных беженцах в Европе. Многих предупреждают о том, что они теперь на учете как неблагонадежные, - есть, оказывается, и такой список. А некоторым репатриантам, отличившимся на допросах своим красноречием, даже предлагают сотрудничество.
Слушать
Первые проблемы начинаются при поиске работы. О службе в государственных структурах можно забыть сразу и навсегда. И начать собственное дело человеку, продавшему последнюю буренку и дом перед отъездом в европейский рай, довольно сложно. На фоне тотальной безработицы и «опеки» со стороны силовиков, большинство выбирает для новой жизни российскую глубинку или ближнее зарубежье.
Многие беженцы с «чистым» прошлым, получившие отказ в политическом убежище, предпочитают покинуть Европу добровольно. Дело в том, что скандинавские страны, такие как Норвегия, Швеция, выплачивают добровольцам подъемные деньги. Норвегия, к примеру, перечисляет каждому отъезжающему 75 тысяч рублей. Однако получить их можно только в России.
Но главный стимул для добровольца даже не деньги - он просто возвращается в статусе незадачливого гастарбайтера или загулявшего туриста, а не высылается принудительно как человек, просивший защиты в Европе от преследований в России. Но и вернувшиеся по собственной воле предпочитают не возвращаться на Северный Кавказ, а обустроиться где-нибудь в Томске или Москве. Ведь дома каждый участковый знает, кто, куда и зачем уехал.
Другая судьба уготована тем, кто действительно был жертвой преследования, либо уже в Европе активно участвовал в политической жизни эмиграции. Их депортация - это трагедия. Они всеми правдами и неправдами отбиваются от полиции, баррикадируются в комнатах и квартирах, пытаются перейти на нелегальное положение. Но с применением электрошока и слезоточивого газа их в итоге доставляют на борт самолета в наручниках. Тем, кто отчаянно сопротивляется до самого конца, перед авиарейсом вкалывают снотворное, чтобы они не создавали проблем во время полета.
Именно таких беженцев с нетерпением ожидают в аэропорту люди в штатском. Большинству репатриантов из этой категории придется провести в заключении несколько дней, ответить на множество вопросов сотрудников спецслужб, скрупулезно описать жизнь на чужбине и предоставить полный список знакомых и малознакомых людей в эмиграции. Дальнейшее существование несостоявшихся политэмигрантов проходит под усиленным надзором силовиков и в страхе за собственную безопасность. Случаются и исключения. Бывшему сотруднику чеченской НПО «Спасем поколение» Соляху Исаеву, на защиту которого встали правозащитники и пресса, удалось сразу после депортации из Норвегии покинуть Россию. Но это единственный случай.
Остальные вынуждены возвращаться в родные края, откуда им пришлось бежать, спасая собственную жизнь. Судьба именно таких репатриантов складывается порой очень трагично. Ахмед Картоев из Назрани, вернувшись после депортации домой, подрабатывал частным извозом. 22 мая 2007 года он был похищен неизвестными в масках. По слухам, «Газель» с вооруженными лицами, похитившими Картоева, направилась в сторону Магаса. Депортированный из Франции Магомед Габуев, постоянно менявший местожительство в Чечне из опасений, что силовики отомстят ему за брата-боевика, был убит в Чечне при попытке бегства из окруженного силовиками дома 8 ноября 2006 года.
Но, несмотря на это, миграционные службы Европы продолжают депортировать тех немногих беженцев, за которых заступаются правозащитники и пресса. При этом искренне верят не им, а каналу «Cechnya today» и российским властям, утверждающим, что сегодняшняя Чечня – это истинный рай. В каком-то смысле это действительно так…
