ВЗГЛЯД ИЗ ТБИЛИСИ---Про то, что самого знаменитого грузинского театрального режиссера Роберта Стуруа сместили с должности художественного руководителя театра Руставели – главного грузинского драматического театра, просвещенная публика узнала вечером 16-го августа из социальной сети Facebook, где маэстро коротко написал: «меня сняли». Министерство культуры официальных комментариев долго не давало, советуя ждать заявления министра культуры Николоза Руруа. Тот высказался лишь к концу следующего дня, сказав, что Стуруа освободили от должности за его открыто ксенофобские высказывания.
В частности, в конце июня Стуруа сказал, что президент Михаил Саакашвили не может любить Грузию, потому что он по происхождению (скрытый) армянин. Затем (уже в ответ на критику в его адрес) он подчеркнул свое пренебрежение к правилам политкорректности, сказав, что не обязан любить негров, тем более что они стоят ниже него по культурному уровню.
Если бы в западной демократии публичное лицо, получающее зарплату из денег налогоплательщиков, сказало что-то подобное, на должности оно бы оставалось недолго. Представьте себе, например, что художественный директор британского Королевского национального театра сказал, что премьер-министру страны нельзя доверять, потому что у него бабушка – еврейка, и добавил что-либо уничижительное о людях с темным цветом кожи.
Но отсюда несколько преждевременно заключать, что Грузия действительно становится европейской страной и ее правители руководствуются европейскими стандартами. Прежде всего, очень странно, что министру понадобилось примерно полтора месяца, чтобы определиться со своей позицией. Для того чтобы разобраться в ситуации, столько не нужно: содержание высказываний Стуруа было достаточно однозначно.
Возможно, промедление связано с тем, что власть просчитывала политические последствия. Поскольку Стуруа известен своей открытой оппозиционностью, его отстранение от должности неминуемо выглядело бы как сведение политических счетов, а ксенофобские высказывания сочли бы лишь удобным поводом. Постоянные обвинения в авторитарности (справедливые или нет – другое дело) заставляют грузинские власти быть особенно осторожными.
Но главное отличие от европейской практики – общий контекст. В гипотетической западной демократии расистское высказывание художественного руководителя театра, находящегося на государственной дотации, вызвало бы всеобщую волну общественного негодования, с которой солидаризировались бы политики всех идеологических оттенков, кроме крайне правых. Так что решение о его увольнении было бы само собой разумеющимся, если бы провинившийся маэстро не успел сделать публичное заявление об отставке еще раньше. В Грузии протесты были, но далеко не единодушные, а с коллегой по цеху в основном солидаризировались «мастера культуры».
Но дело не только в оппозиционных воззрениях Стуруа: корень проблемы в весьма сложных отношениях между нынешней властью и той прослойкой общества, которую в советское время именовали «творческой и научной интеллигенцией», а в годы перестройки стали более научно называть «статусной интеллигенцией». После прихода во власть правительства Саакашвили и его молодой команды реформаторов старшее поколение интеллигенции потеряло статус моральных предводителей нации. Ну и что, что Роберт Стуруа мог ставить сколько угодно спектаклей в театре Руставели на государственные деньги, и никто не мешал ему иронизировать над властью в любимом для него метафорическом стиле? Главное, что театр Руставели перестал чувствовать себя духовным центром нации.
То, что камнем преткновения стало именно обвинение в ксенофобии, тоже не случайно. Политические дискуссии в Грузии в последнее время все более принимают форму «культурных войн». Если модернизационная власть Саакашвили ассоциирует себя с Западным либеральным дискурсом, где постыдно судить людей по их этнической принадлежности, признаком постсоветской интеллигенции остается приверженность к теории заговоров, в которой важную роль играют представления об этнических корнях «плохих» лидеров. Отсюда популярный в этой среде миф о том, что «непатриотичность» Саакашвили объясняется его скрытым армянским происхождением. В грузинском контексте арменофобию можно считать функциональным эквивалентом антисемитизма российских почвенников.
Многих удивило, что носителем подобного сознания оказался именно Роберт Стуруа, чей карнавально-иронический театр сменил доминирующее до того героико-романтическое направление, и кого считали ниспровергателем традиционных ценностей. Как вполне справедливо говорят его защитники, ничто в творчестве Стуруа не указывает на ксенофобию. Но факт остается фактом: по своим социально-политическим воззрениям Стуруа оказался обычным советским интеллигентом.
В поляризованной ситуации современной Грузии смещение Стуруа в любом случае воспринято, прежде всего, как сведение политических счетов. Но сам по себе прецедент, когда популярного человека отстраняют от должности по обвинению в ксенофобских высказываниях, вводит новый стандарт для общественных лиц, находящихся на государственной службе.
В частности, в конце июня Стуруа сказал, что президент Михаил Саакашвили не может любить Грузию, потому что он по происхождению (скрытый) армянин. Затем (уже в ответ на критику в его адрес) он подчеркнул свое пренебрежение к правилам политкорректности, сказав, что не обязан любить негров, тем более что они стоят ниже него по культурному уровню.
Если бы в западной демократии публичное лицо, получающее зарплату из денег налогоплательщиков, сказало что-то подобное, на должности оно бы оставалось недолго. Представьте себе, например, что художественный директор британского Королевского национального театра сказал, что премьер-министру страны нельзя доверять, потому что у него бабушка – еврейка, и добавил что-либо уничижительное о людях с темным цветом кожи.
Но отсюда несколько преждевременно заключать, что Грузия действительно становится европейской страной и ее правители руководствуются европейскими стандартами. Прежде всего, очень странно, что министру понадобилось примерно полтора месяца, чтобы определиться со своей позицией. Для того чтобы разобраться в ситуации, столько не нужно: содержание высказываний Стуруа было достаточно однозначно.
Возможно, промедление связано с тем, что власть просчитывала политические последствия. Поскольку Стуруа известен своей открытой оппозиционностью, его отстранение от должности неминуемо выглядело бы как сведение политических счетов, а ксенофобские высказывания сочли бы лишь удобным поводом. Постоянные обвинения в авторитарности (справедливые или нет – другое дело) заставляют грузинские власти быть особенно осторожными.
Но главное отличие от европейской практики – общий контекст. В гипотетической западной демократии расистское высказывание художественного руководителя театра, находящегося на государственной дотации, вызвало бы всеобщую волну общественного негодования, с которой солидаризировались бы политики всех идеологических оттенков, кроме крайне правых. Так что решение о его увольнении было бы само собой разумеющимся, если бы провинившийся маэстро не успел сделать публичное заявление об отставке еще раньше. В Грузии протесты были, но далеко не единодушные, а с коллегой по цеху в основном солидаризировались «мастера культуры».
Слушать
Но дело не только в оппозиционных воззрениях Стуруа: корень проблемы в весьма сложных отношениях между нынешней властью и той прослойкой общества, которую в советское время именовали «творческой и научной интеллигенцией», а в годы перестройки стали более научно называть «статусной интеллигенцией». После прихода во власть правительства Саакашвили и его молодой команды реформаторов старшее поколение интеллигенции потеряло статус моральных предводителей нации. Ну и что, что Роберт Стуруа мог ставить сколько угодно спектаклей в театре Руставели на государственные деньги, и никто не мешал ему иронизировать над властью в любимом для него метафорическом стиле? Главное, что театр Руставели перестал чувствовать себя духовным центром нации.
То, что камнем преткновения стало именно обвинение в ксенофобии, тоже не случайно. Политические дискуссии в Грузии в последнее время все более принимают форму «культурных войн». Если модернизационная власть Саакашвили ассоциирует себя с Западным либеральным дискурсом, где постыдно судить людей по их этнической принадлежности, признаком постсоветской интеллигенции остается приверженность к теории заговоров, в которой важную роль играют представления об этнических корнях «плохих» лидеров. Отсюда популярный в этой среде миф о том, что «непатриотичность» Саакашвили объясняется его скрытым армянским происхождением. В грузинском контексте арменофобию можно считать функциональным эквивалентом антисемитизма российских почвенников.
Многих удивило, что носителем подобного сознания оказался именно Роберт Стуруа, чей карнавально-иронический театр сменил доминирующее до того героико-романтическое направление, и кого считали ниспровергателем традиционных ценностей. Как вполне справедливо говорят его защитники, ничто в творчестве Стуруа не указывает на ксенофобию. Но факт остается фактом: по своим социально-политическим воззрениям Стуруа оказался обычным советским интеллигентом.
В поляризованной ситуации современной Грузии смещение Стуруа в любом случае воспринято, прежде всего, как сведение политических счетов. Но сам по себе прецедент, когда популярного человека отстраняют от должности по обвинению в ксенофобских высказываниях, вводит новый стандарт для общественных лиц, находящихся на государственной службе.
