В Лондоне объявлены обладатели наград британского журнала Gramophone в области академической музыки за 2011 год. Победители определены в 15 номинациях, в том числе "За вклад в музыку", "Лучшая запись года", "Лейбл года", "Музыкант года".
– Британский музыкальный журнал Gramophone был основан в Лондоне в 1923 году шотландским писателем Камптоном Маккензи и радиожурналистом Кристофером Стоуном. Сейчас это уже международное издание. Выходят его американская, российская, китайская, испанская и южнокорейская версии. Приоритетная задача журнала – обзор и критическая оценка записей классической музыки. Наряду с классикой Gramophone публикует рецензии и на джазовые записи. Но премии журнала посвящены только классике.
На каждой обложке издания значится: "Вне конкуренции мировой авторитет в области классической музыки с 1923 года". Надо сказать, что в этом самопиаре есть своя правды. Gramophone – действительно компетентный и серьезный аналитический ежемесячный журнал. Только в его последнем, октябрьском, выпуске – более 140 рецензий на компакт-диски и музыкальные DVD. Публикуются и интервью с музыкантами, исторические и теоретические статьи. Понятно, что при такой направленности у журнала тесные деловые связи с индустрией звукозаписи. Это нередко вызывает критику в его адрес; он обвиняется в чрезмерной зависимости от фирм звукозаписи, в приверженности британским исполнителям, в апологетической критике, тяге к музыкальному мейнстриму и усредненому исполнительству. Тем не менее, международная репутация журнала высока, а его ежегодные премии считаются очень престижными.
Отбор лауреатов проходит в три этапа. На первом этапе жюри, состоящее из музыкальных критиков, формирует так называемый лонг-лист – это примерно 550 записей. На втором этапе жюри отбирает шорт-лист из шести записей в каждой из 15 номинированных категорий – оркестровой, камерной, оперной, барочной, лучший солист, лучший ансамбль и т.д. Третий этап – отбор победителя в шорт-листе каждой номинации. Существует лишь одно исключение в этой процедуре: присуждение премии по разделу "Артист года" происходит в результате голосования читателей журнала. Это самая демократичная премия. Понятно, почему в этом году ее удостоился 30-летний экстравагантный венесуэльский дирижер Густаво Дудамель, к которому критика относится довольно сдержанно, но зато публика провожает его такими овациями и гиканьем, которые можно услышать лишь на рок-концертах, – рассказал Ефим Барбан.
Обращает на себя внимание международный состав лауреатов премии журнала Gramophone – награду получают музыканты из Венесуэлы, Чехии, Великобритании, Черногории, США, Италии, Мексики. Среди них – сразу три российских музыканта: сопрано Анна Нетребко получила приз в номинации "Выбор редактора", главный дирижер Ливерпульского
Говорить о русской школе, в том смысле, в каком это было в советские времена, просто сложно, потому что многие уезжают учиться на какие-то мастер-классы, получают высшее образование, даже если начинают у нас, даже если имеют русские фамилии
филармонического оркестра Виталий Петренко – в номинации "Лучшая оркестровая запись", а певица Марина Поплавская – в категории "Лучший спектакль на DVD". Все эти музыканты работают за пределами России. О том, существует ли русская классическая школа в эпоху глобализации музыки, говорит музыкальный критик интернет-портала Openspace.ru Екатерина Бирюкова:
– Все трое названных – это уже, скорее, продукт космополитический, то есть они все, за исключением Нетребко, которая все-таки начинала карьеру в Мариинке, мировую известность получили не в России. Поплавская, например, училась в молодежной студии при "Ковент Гардене". Петренко тоже стал известен, когда стал работать за рубежом. Говорить о русской школе, в том смысле, в каком это было в советские времена, просто сложно, потому что многие уезжают учиться на какие-то мастер-классы, получают высшее образование, даже если начинают у нас, даже если имеют русские фамилии. Еще очень важная вещь: наши педагоги уезжают преподавать за границу. Поэтому иногда эта русская школа базируется где-нибудь в Мюнхене и выпускает корейских пианистов.
– Но само понятие "русская школа исполнительского искусства" все же существует?
– Она еще существует, но в каком-то последнем поколении на уровне тех учителей, которые еще преподают, но в основном даже не у нас. У меня такое ощущение, что с ними она и закончится.
– Это хорошо или плохо?
– Это некоторая современная ситуация нашего мира. Хороша или плоха, например, глобализация? Классическая музыка сейчас перемещается на Восток. И в Европе, и в России это уже такая профессия, которая очень сложно приносит деньги и т. д. А в странах типа Кореи, Китая, Японии это пользуется очень большим престижем. Туда тоже перемещается какая-то школа. Они что-то, может быть, заимствуют из нашей системы, в частности, учителей. Понятий "отъезд" и "приезд" сейчас тоже не существует. Даже когда был "железный занавес", когда нашим музыкантам ставили какие-то препоны, они больше путешествовали, чем представители остальных профессий. Вненациональный все-таки вид искусства. Сейчас, когда в крупных театрах мира уже почти не существует постоянных трупп, когда все как-то перемещается, существует просто какой-то рынок исполнителей и агенты, которые ими занимаются. И уже не очень важно, какую страну они представляют.
– Имена отечественных кумиров нам хорошо известны. И хотя у Нетребко австрийский паспорт, а Петренко дирижирует Ливерпульским филармоническим оркестром, все равно они называются российскими музыкантами. И в этом есть большая доля истины. Тем не менее, если говорить о взгляде на Россию, на российскую школу, на российских исполнителей откуда-нибудь из-за океана, издалека, – они заметны? Есть такое понятие "русский голос", "русский талант"?
– Нет. Я слышала много раз мнения, что действительно русская школа с чем-то ассоциируется, в первую очередь, с великой фортепианной или струнной традицией. Что касается русских голосов... Это накладывается еще великой историей – многие имена, например, Рихтер, для людей музыкальных значат очень много. Есть ощущение, что эта традиция продолжается. Что касается голосов, то традиционно считалось, что русские голоса – очень хороши в исполнении русских опер или опер Верди. Сейчас совершенно очевидно появилось новое поколение, которое вдруг стало петь и Моцарта, и бельканто. Это гораздо более легкие голоса, более подвижные со знанием других стилей, языков. Это заметная тенденция.
