ПРАГА---Нашу постоянную рубрику «Гость недели» сегодня проведет главный редактор радио «Эхо Кавказа» Андрей Бабицкий.
Андрей Бабицкий: У нас на линии прямой связи из Сухуми Адгур Дзидзария, председатель Союза художников Абхазии. Адгур, я открою одну не очень большую, как мне кажется, тайну: вас воспринимают в Сухуми как фигуру, не вписывающуюся в общепринятые форматы. Как мне сказали, по внешнему облику, манере одеваться, неизменному рюкзаку, вас, скорее, можно принять за туриста - такой типаж бродяги и искателя приключений - нежели за коренного сухумчанина, тем более, председателя Союза художников. Это такая манифестация свободы, или привычный и органичный для вас облик? Или то и другое вместе?
Адгур Дзидзария: Наверное, одно проистекает из другого. Я думаю, что в любом другом городе, европейском, или еще где, даже в той же Москве, я вполне затеряюсь в толпе. Просто я привык к этим вещам довольно давно, к тому же рюкзаку, с которым я уже ассоциируюсь в Сухуме (смеется). Но рюкзак я стал носить очень давно, когда он еще не был так популярен. Поэтому для меня это нормальный ход вещей, я привык быть таким, и я никого не эпатирую. В общем, просто я хожу, как мне удобно, и как большинство людей, наверное, в мире ходит. В этом я чего-то особенного не вижу.
Андрей Бабицкий: Да, в мире может быть, но не в Сухуми. Адгур, вы выступили недавно с критикой нового строительства, новой архитектуры в Сухуми. И мне, например, тоже крайне не нравится, как застроен мой город Москва. Мне кажется, Лужков его изуродовал. С другой стороны, я смотрю, скажем, на сталинский классицизм, который в годы моей юности знающие люди называли убожеством и безобразием, а сейчас он, кажется, украшает город. Может быть, нежелание мириться с новым – это попытка не расставаться с привычными эстетическим формами?
Адгур Дзидзария: Ну, я не знаю, я себя ретроградом в последнюю очередь назвал бы; я за обновление всегда, но за разумное обновление. И тот же сталинский классицизм… неизвестно, как, вообще, архитектура развернулась бы. Вы прекрасно знаете, как развивалось искусство в начале двадцатого века в России, и конструктивизм… и как пошло бы течение дальше, кто знает, без вмешательства вот этих тяжеловесных реформ. Все эти созданные «союзы» в тридцатые годы - Союз художников, Союз писателей, ну, и Союз архитекторов в том числе, - так что, я не знаю, я не готов так уж классику сталинскую воспринимать.
Андрей Бабицкий: Подождите, Адгур, а что сегодня в Сухуми не так. Можете несколькими словами это выразить?
Адгур Дзидзария: Не так? Ну, я лично скажу словами Гете, одной из его цитат: нет ничего страшнее деятельного невежества. Это можно было вынести заголовком к происходящему. Происходят изменения, они происходят очень сумбурно, то есть это отдано на откуп отдельным людям, которые мало что понимают; иногда они, может быть, даже думают, что делают хорошее дело. Вот я родился и вырос в Сухуме, я очень дорожу всеми этими маленькими домиками. Возможно, это и не шедевры архитектуры, но для нас это очень важно. И я думаю, что бережное, сердечное отношение к городу могло бы совсем по-другому все это преобразовать. Я за преобразования, но очень разумные. И главное - трепетное отношение. У меня даже есть какие-то представления концептуальные, это абсолютно не ново, но это могло бы вписаться в какую-то общую концепцию старой части города. Я это разместил в своем блоге и на своей странице в Фейсбуке, и очень многие ко мне подходили и говорили, что подписались бы под каждым словом. Но, естественно, это требует какого-то решения. И я думаю, что, может быть, мы попробуем что-то все-таки сделать: создать гражданское общество в городе. Потому что в одиночку на самом деле это все очень сложно.
Андрей Бабицкий: Адгур, вы закончили Тбилисскую академию художеств, вы много выставляетесь, признанный художник. Скажите, какое-то влияние оказала на вас грузинская традиция рисования?
Адгур Дзидзария: Ну, мне сложно сказать. Я, вообще, закончил факультет теории искусств, это потом я уже в Эстонии учился графике. Ну, может быть, в Академии художеств Грузии свободнее было обучение, в отличие от, допустим, Москвы. Я сейчас не хочу умалять ничего, просто я учился теории искусств, причем, не понимая языка…В общем-то, честно говоря, проваландался там эти пять лет. Но, конечно, все равно чему-то и как-то учился.
Андрей Бабицкий: У нас на линии прямой связи из Сухуми Адгур Дзидзария, председатель Союза художников Абхазии. Адгур, я открою одну не очень большую, как мне кажется, тайну: вас воспринимают в Сухуми как фигуру, не вписывающуюся в общепринятые форматы. Как мне сказали, по внешнему облику, манере одеваться, неизменному рюкзаку, вас, скорее, можно принять за туриста - такой типаж бродяги и искателя приключений - нежели за коренного сухумчанина, тем более, председателя Союза художников. Это такая манифестация свободы, или привычный и органичный для вас облик? Или то и другое вместе?
Адгур Дзидзария: Наверное, одно проистекает из другого. Я думаю, что в любом другом городе, европейском, или еще где, даже в той же Москве, я вполне затеряюсь в толпе. Просто я привык к этим вещам довольно давно, к тому же рюкзаку, с которым я уже ассоциируюсь в Сухуме (смеется). Но рюкзак я стал носить очень давно, когда он еще не был так популярен. Поэтому для меня это нормальный ход вещей, я привык быть таким, и я никого не эпатирую. В общем, просто я хожу, как мне удобно, и как большинство людей, наверное, в мире ходит. В этом я чего-то особенного не вижу.
Андрей Бабицкий: Да, в мире может быть, но не в Сухуми. Адгур, вы выступили недавно с критикой нового строительства, новой архитектуры в Сухуми. И мне, например, тоже крайне не нравится, как застроен мой город Москва. Мне кажется, Лужков его изуродовал. С другой стороны, я смотрю, скажем, на сталинский классицизм, который в годы моей юности знающие люди называли убожеством и безобразием, а сейчас он, кажется, украшает город. Может быть, нежелание мириться с новым – это попытка не расставаться с привычными эстетическим формами?
Адгур Дзидзария: Ну, я не знаю, я себя ретроградом в последнюю очередь назвал бы; я за обновление всегда, но за разумное обновление. И тот же сталинский классицизм… неизвестно, как, вообще, архитектура развернулась бы. Вы прекрасно знаете, как развивалось искусство в начале двадцатого века в России, и конструктивизм… и как пошло бы течение дальше, кто знает, без вмешательства вот этих тяжеловесных реформ. Все эти созданные «союзы» в тридцатые годы - Союз художников, Союз писателей, ну, и Союз архитекторов в том числе, - так что, я не знаю, я не готов так уж классику сталинскую воспринимать.
Андрей Бабицкий: Подождите, Адгур, а что сегодня в Сухуми не так. Можете несколькими словами это выразить?
Адгур Дзидзария: Не так? Ну, я лично скажу словами Гете, одной из его цитат: нет ничего страшнее деятельного невежества. Это можно было вынести заголовком к происходящему. Происходят изменения, они происходят очень сумбурно, то есть это отдано на откуп отдельным людям, которые мало что понимают; иногда они, может быть, даже думают, что делают хорошее дело. Вот я родился и вырос в Сухуме, я очень дорожу всеми этими маленькими домиками. Возможно, это и не шедевры архитектуры, но для нас это очень важно. И я думаю, что бережное, сердечное отношение к городу могло бы совсем по-другому все это преобразовать. Я за преобразования, но очень разумные. И главное - трепетное отношение. У меня даже есть какие-то представления концептуальные, это абсолютно не ново, но это могло бы вписаться в какую-то общую концепцию старой части города. Я это разместил в своем блоге и на своей странице в Фейсбуке, и очень многие ко мне подходили и говорили, что подписались бы под каждым словом. Но, естественно, это требует какого-то решения. И я думаю, что, может быть, мы попробуем что-то все-таки сделать: создать гражданское общество в городе. Потому что в одиночку на самом деле это все очень сложно.
Андрей Бабицкий: Адгур, вы закончили Тбилисскую академию художеств, вы много выставляетесь, признанный художник. Скажите, какое-то влияние оказала на вас грузинская традиция рисования?
Адгур Дзидзария: Ну, мне сложно сказать. Я, вообще, закончил факультет теории искусств, это потом я уже в Эстонии учился графике. Ну, может быть, в Академии художеств Грузии свободнее было обучение, в отличие от, допустим, Москвы. Я сейчас не хочу умалять ничего, просто я учился теории искусств, причем, не понимая языка…В общем-то, честно говоря, проваландался там эти пять лет. Но, конечно, все равно чему-то и как-то учился.
