ПРАГА---В Праге продолжается традиционный фестиваль классической музыки «Пражская весна». Сонаты Бетховена, исполненные на днях грузинской пианисткой Элисо Вирсаладзе и виолончелисткой из России Наталией Гутман, вызвало бурю аплодисментов в пражском концертном зале «Рудольфинум». Сегодня мы предлагаем вам интервью с грузинской пианисткой с мировым именем Элисо Вирсаладзе, известным педагогом, взрастившим в лучших консерваториях разных стран не одно поколение талантливых музыкантов. Это интервью перед выступлением дуэта записала Кети Бочоришвили.
Кети Бочоришвили: Калбатоно Элисо, какую роль сыграли в вашей судьбе бабушка Анастасия Вирсаладзе и московские педагоги Нейгауз и Зак? Вы следуете сегодня их принципам преподавания, или они требуют серьезной корректировки с учетом сегодняшних реалий?
Элисо Вирсаладзе: Нет, в смысле педагогики особенно больших изменений не произошло, и если я имею, так сказать, нескромность говорить о том, что стараюсь преподавать, как они преподавали... Я не говорю о качестве преподавания, потому что у каждого были свои колоссальные плюсы, естественно, и у моей бабушки, которая не только до консерватории, но и в консерватории меня воспитывала. И потом Нейгауз, который сыграл, конечно, колоссальную роль, потому что я с девяти лет ему играла, с детства. Яков Израилевич Зак, у которого я была в аспирантуре, Лев Николаевич Оборин, у которого я начинала педагогом-ассистентом. Так что много было людей, которые очень сильно на меня не только в узком «педагогическом» смысле повлияли, но и человечески поддерживали. Тот же Александр Борисович Гольденвейзер, который был профессором Московской консерватории, основателем Центральной музыкальной школы для детей в Москве.
Кети Бочоришвили: Вы следуете их традициям?
Элисо Вирсаладзе: Музыка-то остается.
Кети Бочоришвили: А студенты - другие.
Элисо Вирсаладзе: Нет, они не другие, им сейчас очень трудно приходится. Хотя, с одной стороны, нам было труднее, потому что у нас не было возможности выезжать, и мы были очень зажаты, все было централизованно. Я помню, все, кто хотели играть на каком-либо конкурсе, должны были непременно приехать в Москву, без этого невозможно было куда-то пробиться. Очень много было минусов. А с другой стороны, студенты не нуждались материально, как сегодня: они должны думать о том, как себя содержать – это большая разница. А талантливые, как они были, так и есть. Я бы сказала так: в музыке катастрофически падает общий уровень, не только молодых, падает вообще культурный уровень. Но в этом не молодежь виновата, тут виноваты менеджеры, которые поддерживают «мыльных пузырей», которые если сегодня что-то и представляют из себя, то завтра о них забудут, но они делают погоду. Понимаете? Вот в чем несчастье. Потому что авторитетов нет. В этом смысле мне тоже было намного легче: были люди, на которых можно было равняться, это были примеры, которые вдохновляли, и которые заставляли тебя быть лучше. А сегодня чем ты хуже, тем ты можешь быть более раскрученным.
Кети Бочоришвили: Как раз я к этому и вела. Может быть, я ошибаюсь. Сегодня высокое искусство граничит с шоу-бизнесом. Этому надо противостоять? Возможно?
Элисо Вирсаладзе: Дело все в том, что очень смехотворные объяснения у тех людей, которые этому следуют. Еще много лет тому назад, пока этот шоу-бизнес в классической музыке не обрел такие права, в 80-е годы, когда я говорила с одним западно-германским менеджером, очень крупным, о том, что они раскручивают людей, которые нуждаются еще в становлении, то есть они не имеют даже права играть так много, сколько они играют, он сказал: ну, вы понимаете, они привлекают людей, даже просто чисто внешним проявлением, и поэтому это для нас очень важно.
Кети Бочоришвили: Ну вот, элементы коммерциализации уже появились.
Элисо Вирсаладзе: Конечно. Они появились и раньше. Просто на сегодняшний день это обрело, я бы сказала, уродливые формы. Более того, я считаю, что каждый может делать то, что он хочет. Как это? Свободный рынок. Если тебя покупают – ради Бога, но пусть это не называется классической музыкой, пусть это называется entertainment, – пожалуйста, есть и развлекательная классическая музыка. Тогда у моих студентов, которых я воспитываю, не будет такого раздвоения: я учу одному, а они видят на практике совершенно другое – вот это самое страшное на сегодняшний день.
Кети Бочоришвили: А студенты, они отличаются, скажем, в той же Москве…
Элисо Вирсаладзе: Еще я преподаю во Фьезоле, в Академии музыки во Флоренции. Отличаются только талантом. Есть талантливые, есть менее талантливые, и совсем не талантливые.
Кети Бочоришвили: Ну, мера восприятия ведь тоже играет большую роль?
Элисо Вирсаладзе: Я должна вам сказать, что если ты талантлив, то ты все преодолеешь. Даже те, которые не очень образованы, скажем, благодаря таланту многое сделают.
Кети Бочоришвили: Можно сказать, что вы живете в Москве?
Элисо Вирсаладзе: И в Мюнхене тоже, но просто я там не преподаю.
Кети Бочоришвили: Вы переживаете сегодняшние напряженные отношения между странами?
Элисо Вирсаладзе: Конечно, естественно. Я должна вам сказать, что с 89-го года, когда развалился Союз, я стала очень политизированной, к сожалению. Я, вообще, считаю, что человек, который живет в государстве, не должен вообще думать о политике... Ну, поговорили о том, какая Меркель, допустим, в Германии, хорошая или плохая, какой скандал был с этим Вольфом, который был президентом, – все, на этом кончается. А у нас, я имею в виду в России, все зависит от того, кто у тебя там на «вышке», кто возглавляет страну. И это, конечно, я безумно переживаю. Но я вам должна сказать честно, я больше всего переживаю за Россию, потому что такая громадная страна, которая в такой, извините, дыре, и в которой так аморально жить – вот за это я переживаю, а все остальное, по-моему, объяснимо. То, о чем вы меня спрашиваете, эти отношения - они объяснимы. От такого большого государства я жду гораздо большего. Это государство, которое для своих же людей делает так много плохого, сколько ни одна Америка, и ни одна Европа не сделали за всю историю. А что говорить о Грузии? О бедной, маленькой стране, которая зависит полностью от своего большого соседа, который аморален.
Кети Бочоришвили: Вы когда приезжаете в Грузию, вы играете, правда?
Элисо Вирсаладзе: Да, конечно. К счастью, я стала играть, вот уже последние четыре года я выступаю в Грузии.
Кети Бочоришвили: Грузинский слушатель изменился за последние годы? Ведь меняется и страна. Многие спорят, как она меняется - в хорошую, лучшую сторону или в худшую - это уже предмет другого разговора, но страна явно изменилась, значит, меняются и люди. Ваш слушатель, он изменился? Вы его же чувствуете, правда?
Элисо Вирсаладзе: Изменились люди. Не столько даже люди изменились, просто тех людей, которых я помнила с детства, их нет, само время унесло их. Или они, к сожалению, в таком плохом состоянии, что не могут даже выходить на улицу. Другие лица на улице. Но, знаете, я себя успокаиваю только тем, что это везде так. Уже нет того Петербурга, нет тех лиц. Остался музей, феноменально красивый, но людей тех нет.
Кети Бочоришвили: Вам никогда не хотелось вернуться в Грузию, преподавать там?
Элисо Вирсаладзе: Нет, честно говоря. Я с удовольствием провожу там фестиваль, который у меня сейчас в Телави.
Кети Бочоришвили: А жить?
Элисо Вирсаладзе: Нет, я не могу… Может быть, когда-нибудь, когда я уже совсем не смогу никуда ездить, я захочу вернуться, может быть. Я не знаю. Но я обожаю Грузию, я обожаю Тбилиси. Ну, как вам сказать, очень мало осталось того, что я бы хотела видеть в Тбилиси, я имею в виду людей. И это одиночество, мне кажется, там я больше ощущаю, чем в Москве.
Кети Бочоришвили: Калбатоно Элисо, какую роль сыграли в вашей судьбе бабушка Анастасия Вирсаладзе и московские педагоги Нейгауз и Зак? Вы следуете сегодня их принципам преподавания, или они требуют серьезной корректировки с учетом сегодняшних реалий?
Элисо Вирсаладзе: Нет, в смысле педагогики особенно больших изменений не произошло, и если я имею, так сказать, нескромность говорить о том, что стараюсь преподавать, как они преподавали... Я не говорю о качестве преподавания, потому что у каждого были свои колоссальные плюсы, естественно, и у моей бабушки, которая не только до консерватории, но и в консерватории меня воспитывала. И потом Нейгауз, который сыграл, конечно, колоссальную роль, потому что я с девяти лет ему играла, с детства. Яков Израилевич Зак, у которого я была в аспирантуре, Лев Николаевич Оборин, у которого я начинала педагогом-ассистентом. Так что много было людей, которые очень сильно на меня не только в узком «педагогическом» смысле повлияли, но и человечески поддерживали. Тот же Александр Борисович Гольденвейзер, который был профессором Московской консерватории, основателем Центральной музыкальной школы для детей в Москве.
Кети Бочоришвили: Вы следуете их традициям?
Элисо Вирсаладзе: Музыка-то остается.
Кети Бочоришвили: А студенты - другие.
Элисо Вирсаладзе: Нет, они не другие, им сейчас очень трудно приходится. Хотя, с одной стороны, нам было труднее, потому что у нас не было возможности выезжать, и мы были очень зажаты, все было централизованно. Я помню, все, кто хотели играть на каком-либо конкурсе, должны были непременно приехать в Москву, без этого невозможно было куда-то пробиться. Очень много было минусов. А с другой стороны, студенты не нуждались материально, как сегодня: они должны думать о том, как себя содержать – это большая разница. А талантливые, как они были, так и есть. Я бы сказала так: в музыке катастрофически падает общий уровень, не только молодых, падает вообще культурный уровень. Но в этом не молодежь виновата, тут виноваты менеджеры, которые поддерживают «мыльных пузырей», которые если сегодня что-то и представляют из себя, то завтра о них забудут, но они делают погоду. Понимаете? Вот в чем несчастье. Потому что авторитетов нет. В этом смысле мне тоже было намного легче: были люди, на которых можно было равняться, это были примеры, которые вдохновляли, и которые заставляли тебя быть лучше. А сегодня чем ты хуже, тем ты можешь быть более раскрученным.
Кети Бочоришвили: Как раз я к этому и вела. Может быть, я ошибаюсь. Сегодня высокое искусство граничит с шоу-бизнесом. Этому надо противостоять? Возможно?
Элисо Вирсаладзе: Дело все в том, что очень смехотворные объяснения у тех людей, которые этому следуют. Еще много лет тому назад, пока этот шоу-бизнес в классической музыке не обрел такие права, в 80-е годы, когда я говорила с одним западно-германским менеджером, очень крупным, о том, что они раскручивают людей, которые нуждаются еще в становлении, то есть они не имеют даже права играть так много, сколько они играют, он сказал: ну, вы понимаете, они привлекают людей, даже просто чисто внешним проявлением, и поэтому это для нас очень важно.
Кети Бочоришвили: Ну вот, элементы коммерциализации уже появились.
Элисо Вирсаладзе: Конечно. Они появились и раньше. Просто на сегодняшний день это обрело, я бы сказала, уродливые формы. Более того, я считаю, что каждый может делать то, что он хочет. Как это? Свободный рынок. Если тебя покупают – ради Бога, но пусть это не называется классической музыкой, пусть это называется entertainment, – пожалуйста, есть и развлекательная классическая музыка. Тогда у моих студентов, которых я воспитываю, не будет такого раздвоения: я учу одному, а они видят на практике совершенно другое – вот это самое страшное на сегодняшний день.
Кети Бочоришвили: А студенты, они отличаются, скажем, в той же Москве…
Элисо Вирсаладзе: Еще я преподаю во Фьезоле, в Академии музыки во Флоренции. Отличаются только талантом. Есть талантливые, есть менее талантливые, и совсем не талантливые.
Кети Бочоришвили: Ну, мера восприятия ведь тоже играет большую роль?
Элисо Вирсаладзе: Я должна вам сказать, что если ты талантлив, то ты все преодолеешь. Даже те, которые не очень образованы, скажем, благодаря таланту многое сделают.
Кети Бочоришвили: Можно сказать, что вы живете в Москве?
Элисо Вирсаладзе: И в Мюнхене тоже, но просто я там не преподаю.
Кети Бочоришвили: Вы переживаете сегодняшние напряженные отношения между странами?
Элисо Вирсаладзе: Конечно, естественно. Я должна вам сказать, что с 89-го года, когда развалился Союз, я стала очень политизированной, к сожалению. Я, вообще, считаю, что человек, который живет в государстве, не должен вообще думать о политике... Ну, поговорили о том, какая Меркель, допустим, в Германии, хорошая или плохая, какой скандал был с этим Вольфом, который был президентом, – все, на этом кончается. А у нас, я имею в виду в России, все зависит от того, кто у тебя там на «вышке», кто возглавляет страну. И это, конечно, я безумно переживаю. Но я вам должна сказать честно, я больше всего переживаю за Россию, потому что такая громадная страна, которая в такой, извините, дыре, и в которой так аморально жить – вот за это я переживаю, а все остальное, по-моему, объяснимо. То, о чем вы меня спрашиваете, эти отношения - они объяснимы. От такого большого государства я жду гораздо большего. Это государство, которое для своих же людей делает так много плохого, сколько ни одна Америка, и ни одна Европа не сделали за всю историю. А что говорить о Грузии? О бедной, маленькой стране, которая зависит полностью от своего большого соседа, который аморален.
Кети Бочоришвили: Вы когда приезжаете в Грузию, вы играете, правда?
Элисо Вирсаладзе: Да, конечно. К счастью, я стала играть, вот уже последние четыре года я выступаю в Грузии.
Кети Бочоришвили: Грузинский слушатель изменился за последние годы? Ведь меняется и страна. Многие спорят, как она меняется - в хорошую, лучшую сторону или в худшую - это уже предмет другого разговора, но страна явно изменилась, значит, меняются и люди. Ваш слушатель, он изменился? Вы его же чувствуете, правда?
Элисо Вирсаладзе: Изменились люди. Не столько даже люди изменились, просто тех людей, которых я помнила с детства, их нет, само время унесло их. Или они, к сожалению, в таком плохом состоянии, что не могут даже выходить на улицу. Другие лица на улице. Но, знаете, я себя успокаиваю только тем, что это везде так. Уже нет того Петербурга, нет тех лиц. Остался музей, феноменально красивый, но людей тех нет.
Кети Бочоришвили: Вам никогда не хотелось вернуться в Грузию, преподавать там?
Элисо Вирсаладзе: Нет, честно говоря. Я с удовольствием провожу там фестиваль, который у меня сейчас в Телави.
Кети Бочоришвили: А жить?
Элисо Вирсаладзе: Нет, я не могу… Может быть, когда-нибудь, когда я уже совсем не смогу никуда ездить, я захочу вернуться, может быть. Я не знаю. Но я обожаю Грузию, я обожаю Тбилиси. Ну, как вам сказать, очень мало осталось того, что я бы хотела видеть в Тбилиси, я имею в виду людей. И это одиночество, мне кажется, там я больше ощущаю, чем в Москве.
