Андрей Бабицкий: Аркадий, в своем блоге, посвященном скандалу с генералами, которые обвинили Медведева в том, что он поздно принял решение о вводе войск в Осетию, ты выражаешь удивление, о каком запоздании может идти речь, если техника была недееспособна. Но, может быть, речь шла не об этом, а о том, что даже этот «металлолом» можно было завести пораньше?
Аркадий Бабченко: Мне вот эта говорильня непонятна вообще – здесь никакого предмета для разговора нет. Этот фильм, который был показан, – это все «Сказки Венского леса», он не основан вообще ни на каких фактах. Там все было по-другому. И то, что они говорят, это они рассуждают на тему, как нужно было бы действовать, если было бы вот так, как нам бы хотелось в идеале. Ввести войска вовремя можно только в том случае, если у России есть армия. Когда есть действительно профессиональная, обученная, мобильная, боеспособная армия. А не в том случае, когда у вас есть толпа восемнадцатилетних мальчиков с автоматами, которые ничего не могут в принципе. В моем представлении: да, безусловно, Россия должна реагировать моментально на угрозы, которые появляются. Давайте мы сейчас оставим в стороне политику, и будем считать, что война началась в ночь с 7-го на 8-е, когда грузинская сторона нанесла ракетный удар по городу Цхинвали. И в этом случае я, безусловно, считаю, что Россия должна, конечно, очень оперативно ответить на такой удар – в течение нескольких часов должны были быть введены части быстрого реагирования. Тем более, что твоих миротворцев, миротворцев твоей стороны, которые находятся в этом регионе, их так же долбят танками. Мы сейчас оставим в стороне вопрос о том, что эти миротворцы перестали быть миротворцами с того момента, когда пустили к себе в казарму осетинского корректировщика артиллерийского огня. Я был в этой казарме, я видел это его «гнездо», его наблюдательный пункт, там установлен сейчас памятник этому осетинскому корректировщику с его фамилией, так что все это было. И, конечно, мне бы хотелось бы, чтобы через несколько часов после того, как по твоим миротворцам нанесен удар, должны быть туда введены части оперативного реагирования, должен быть нанесен ответный удар. Но кем должен наноситься ответный удар, когда у нас всего этого нет? Когда Эдуард Ульман, которого пять лет учили именно для того, чтобы он на территории врага уничтожал пусковые ракетные установки, те самые, которые и сбивали наши российские самолеты. Когда Эдуард Ульман сейчас находится в бегах, а вместо этого туда вводят толпу восемнадцатилетних мальчишек с автоматами под командованием бравого генерала Хрулева, который быстренько заводит их в засаду, и их там всех долбят так, что только перья летят в разные стороны. О чем здесь вообще речь? О каких нескольких днях, нескольких часах? О чем здесь вообще разговор? И говорить надо о том, что в России нет армии, о том, что технику таскают на тросах, о том, что в тех спецвойсках, которые мы затачивали, в которых мы пять лет учили, вбухивали в них деньги на то, чтобы они уничтожали вот эти пусковые шахты врага, о том, что их посылают проверять документы, а они там кого-то расстреливают, убивают по непонятному приказу. Совершенно непонятно, о чем здесь говорить, здесь нет предмета для разговора совершенно.
Андрей Бабицкий: Аркадий, может быть, вернемся к тем событиям? Вот эти новые сведения, Путин рассказывает, как готовились ополченцы, что-то еще. Есть такое ощущение, что действительно была какая-то многолетняя подготовка?
Аркадий Бабченко: Да, безусловно, Россия готовилась несколько лет. Для этого не нужно сейчас никаких новых сведений, для этого достаточно уже того, что есть. Достаточно вспомнить и те неизвестные самолеты, которые пролетали над территорией Грузии время от времени, которые бомбили границы на территории Грузии. Постройку железной дороги, которую начали тянуть из России через Абхазию. Никаких новых сведений для подтверждения этой теории мне не требуется, для меня совершенно очевидно, что Россия готовилась к этой войне действительно на протяжении нескольких лет. Как могла провоцировала Грузию на начало этой войны, как могла поддерживала бандитский, абсолютно бандитский кокойтовский клановый режим. Некие планы действительно были, это совершенно очевидно. Но нельзя не признать, что Михаил Саакашвили сделал Кремлю такой подарок, которого они, по-моему, даже и не ожидали сами. Я думаю, там 8 августа просто до потолка прыгали от радости после того, как Саакашвили все-таки решился нанести этот ракетный удар по Цхинвалу. И, да, безусловно, Россия готовилась, Россия провоцировала, Россия делала все для того, чтобы этот конфликт состоялся, но все-таки главную роль здесь сыграла, конечно, Грузия, и я полностью согласен с выводами комиссии Тальявини, что в активную фазу все-таки этот конфликт перевела Грузия.
Андрей Бабицкий: Личный вопрос. Я помню, как вас «зафлудили», ну, скажем так, патриотические грузинские блоггеры за рюкзак, который вы взяли то ли в Поти, то ли в Сенаки. Они заявили, что журналист на это не имеет права. Эти обвинения как-то вас обидели, тронули?
Аркадий Бабченко: Да нет. Как меня это может тронуть? 11 августа я вышел из казармы миротворцев, где я ночевал, увидел Сулима Ямадаева, напросился к нему на броню, вместе с ними поехал под Гори, там попали в засаду. Долгая история. Я свои личные вещи оставил на этой базе миротворцев, и мне надо было где-то укрываться, на чем-то спать. И вот под Гори на захваченной военной грузинской базе валялся этот рюкзак, по нему переехали БТРом – он весь сломанный, разбитый, никакой. Я взял этот рюкзак, взял куртку и взял пенку, чтобы спать на земле. Но в этот день Медведев и Саркози подписали перемирие – я уехал. Вместе с этим рюкзаком, естественно, – там лежали мои вещи. Разговоры о том, что я что-то там украл, что-то там смородерничал – это какие-то совершенно для меня непонятные разговоры. Потому что это рюкзак у меня лежит, он в шкафу, я его никуда не беру. У меня в этом рюкзаке... Это, знаете, как фотография из прошлого. Вот этот рюкзак – это то, что осталось у меня с этой войны. У меня в этом рюкзаке лежат все те, кто там погибали. В этом рюкзаке у меня Максим Пачков, который сгорел в танке, которого девять месяцев не могли похоронить – в морге валялся. Вот этот рюкзак – это и есть символ этой моей войны. Он у меня там лежит, я его никогда не достаю, он даже до сих пор войной пахнет, от него противный запах исходит, я его не стирал. Я время от времени, когда, бывает, напьюсь, достану этот рюкзак, сяду, посмотрю на него, поговорю с ним, уберу его обратно. Вот он у меня в таком качестве лежит. А то, что говорят: мародер, украл – все это... Пускай говорят, ради Бога. Меня это совершенно не трогает.
Андрей Бабицкий: Четыре года прошло. Есть ли какой-то общий итог сквозь эти годы? Ну вот общее как бы впечатление. Что это была за война?
Аркадий Бабченко: Мне сложно сказать. По-моему, это была одна из самых странных войн, это была абсолютно бредовая война, война, ну, практически на пустом месте. То есть предпоссылки для этого, конечно, были, но они в общем-то довольно грамотно гасились, и, наоборот, на мой взгляд, ситуация как раз и развивалась к тому, чтобы этот конфликт между Южной Осетией и Грузией был замиротворен. Все, по-моему, шло как раз к этому. Но вот эти политические речи, вмешательство России по каким-то политическим мотивам, я не знаю, я сейчас не буду их оценивать, вмешательство России, вот эта провокация, она, конечно, разожгла этот конфликт заново, абсолютно искусственно, это было, конечно, нагнетание истерии, нагнетание обстановки, которые и привели ко всему этому абсолютно печальному событию. Что дальше будет, я не знаю. То, что Россия воюет с Грузией, – я, вообще, в страшном сне не мог представить. Потому что две, казалось бы, абсолютно родственные страны, и довести до такого состояния, чтобы началась война, пусть и коротенькая, но это была вполне себе война, это была довольно жесткая война. В России, по-моему, грузинофобии никакой не наблюдается. В Грузии, насколько я могу судить по блогам, отчетам, по поездкам, тоже никакой русофобии нет. Будем надеяться... Теперь, конечно, нужно время. Времени нужно сейчас много, конечно. Это уже вопрос не годов, это вопрос, скорее всего, десятилетий, чтобы все это как-то опять забылось, утихомирилось, замирилось, не знаю, мне прогнозы какие-то сложно делать. Новой войны, я думаю, уже не будет.
Аркадий Бабченко: Мне вот эта говорильня непонятна вообще – здесь никакого предмета для разговора нет. Этот фильм, который был показан, – это все «Сказки Венского леса», он не основан вообще ни на каких фактах. Там все было по-другому. И то, что они говорят, это они рассуждают на тему, как нужно было бы действовать, если было бы вот так, как нам бы хотелось в идеале. Ввести войска вовремя можно только в том случае, если у России есть армия. Когда есть действительно профессиональная, обученная, мобильная, боеспособная армия. А не в том случае, когда у вас есть толпа восемнадцатилетних мальчиков с автоматами, которые ничего не могут в принципе. В моем представлении: да, безусловно, Россия должна реагировать моментально на угрозы, которые появляются. Давайте мы сейчас оставим в стороне политику, и будем считать, что война началась в ночь с 7-го на 8-е, когда грузинская сторона нанесла ракетный удар по городу Цхинвали. И в этом случае я, безусловно, считаю, что Россия должна, конечно, очень оперативно ответить на такой удар – в течение нескольких часов должны были быть введены части быстрого реагирования. Тем более, что твоих миротворцев, миротворцев твоей стороны, которые находятся в этом регионе, их так же долбят танками. Мы сейчас оставим в стороне вопрос о том, что эти миротворцы перестали быть миротворцами с того момента, когда пустили к себе в казарму осетинского корректировщика артиллерийского огня. Я был в этой казарме, я видел это его «гнездо», его наблюдательный пункт, там установлен сейчас памятник этому осетинскому корректировщику с его фамилией, так что все это было. И, конечно, мне бы хотелось бы, чтобы через несколько часов после того, как по твоим миротворцам нанесен удар, должны быть туда введены части оперативного реагирования, должен быть нанесен ответный удар. Но кем должен наноситься ответный удар, когда у нас всего этого нет? Когда Эдуард Ульман, которого пять лет учили именно для того, чтобы он на территории врага уничтожал пусковые ракетные установки, те самые, которые и сбивали наши российские самолеты. Когда Эдуард Ульман сейчас находится в бегах, а вместо этого туда вводят толпу восемнадцатилетних мальчишек с автоматами под командованием бравого генерала Хрулева, который быстренько заводит их в засаду, и их там всех долбят так, что только перья летят в разные стороны. О чем здесь вообще речь? О каких нескольких днях, нескольких часах? О чем здесь вообще разговор? И говорить надо о том, что в России нет армии, о том, что технику таскают на тросах, о том, что в тех спецвойсках, которые мы затачивали, в которых мы пять лет учили, вбухивали в них деньги на то, чтобы они уничтожали вот эти пусковые шахты врага, о том, что их посылают проверять документы, а они там кого-то расстреливают, убивают по непонятному приказу. Совершенно непонятно, о чем здесь говорить, здесь нет предмета для разговора совершенно.
Андрей Бабицкий: Аркадий, может быть, вернемся к тем событиям? Вот эти новые сведения, Путин рассказывает, как готовились ополченцы, что-то еще. Есть такое ощущение, что действительно была какая-то многолетняя подготовка?
Аркадий Бабченко: Да, безусловно, Россия готовилась несколько лет. Для этого не нужно сейчас никаких новых сведений, для этого достаточно уже того, что есть. Достаточно вспомнить и те неизвестные самолеты, которые пролетали над территорией Грузии время от времени, которые бомбили границы на территории Грузии. Постройку железной дороги, которую начали тянуть из России через Абхазию. Никаких новых сведений для подтверждения этой теории мне не требуется, для меня совершенно очевидно, что Россия готовилась к этой войне действительно на протяжении нескольких лет. Как могла провоцировала Грузию на начало этой войны, как могла поддерживала бандитский, абсолютно бандитский кокойтовский клановый режим. Некие планы действительно были, это совершенно очевидно. Но нельзя не признать, что Михаил Саакашвили сделал Кремлю такой подарок, которого они, по-моему, даже и не ожидали сами. Я думаю, там 8 августа просто до потолка прыгали от радости после того, как Саакашвили все-таки решился нанести этот ракетный удар по Цхинвалу. И, да, безусловно, Россия готовилась, Россия провоцировала, Россия делала все для того, чтобы этот конфликт состоялся, но все-таки главную роль здесь сыграла, конечно, Грузия, и я полностью согласен с выводами комиссии Тальявини, что в активную фазу все-таки этот конфликт перевела Грузия.
Андрей Бабицкий: Личный вопрос. Я помню, как вас «зафлудили», ну, скажем так, патриотические грузинские блоггеры за рюкзак, который вы взяли то ли в Поти, то ли в Сенаки. Они заявили, что журналист на это не имеет права. Эти обвинения как-то вас обидели, тронули?
Аркадий Бабченко: Да нет. Как меня это может тронуть? 11 августа я вышел из казармы миротворцев, где я ночевал, увидел Сулима Ямадаева, напросился к нему на броню, вместе с ними поехал под Гори, там попали в засаду. Долгая история. Я свои личные вещи оставил на этой базе миротворцев, и мне надо было где-то укрываться, на чем-то спать. И вот под Гори на захваченной военной грузинской базе валялся этот рюкзак, по нему переехали БТРом – он весь сломанный, разбитый, никакой. Я взял этот рюкзак, взял куртку и взял пенку, чтобы спать на земле. Но в этот день Медведев и Саркози подписали перемирие – я уехал. Вместе с этим рюкзаком, естественно, – там лежали мои вещи. Разговоры о том, что я что-то там украл, что-то там смородерничал – это какие-то совершенно для меня непонятные разговоры. Потому что это рюкзак у меня лежит, он в шкафу, я его никуда не беру. У меня в этом рюкзаке... Это, знаете, как фотография из прошлого. Вот этот рюкзак – это то, что осталось у меня с этой войны. У меня в этом рюкзаке лежат все те, кто там погибали. В этом рюкзаке у меня Максим Пачков, который сгорел в танке, которого девять месяцев не могли похоронить – в морге валялся. Вот этот рюкзак – это и есть символ этой моей войны. Он у меня там лежит, я его никогда не достаю, он даже до сих пор войной пахнет, от него противный запах исходит, я его не стирал. Я время от времени, когда, бывает, напьюсь, достану этот рюкзак, сяду, посмотрю на него, поговорю с ним, уберу его обратно. Вот он у меня в таком качестве лежит. А то, что говорят: мародер, украл – все это... Пускай говорят, ради Бога. Меня это совершенно не трогает.
Андрей Бабицкий: Четыре года прошло. Есть ли какой-то общий итог сквозь эти годы? Ну вот общее как бы впечатление. Что это была за война?
Аркадий Бабченко: Мне сложно сказать. По-моему, это была одна из самых странных войн, это была абсолютно бредовая война, война, ну, практически на пустом месте. То есть предпоссылки для этого, конечно, были, но они в общем-то довольно грамотно гасились, и, наоборот, на мой взгляд, ситуация как раз и развивалась к тому, чтобы этот конфликт между Южной Осетией и Грузией был замиротворен. Все, по-моему, шло как раз к этому. Но вот эти политические речи, вмешательство России по каким-то политическим мотивам, я не знаю, я сейчас не буду их оценивать, вмешательство России, вот эта провокация, она, конечно, разожгла этот конфликт заново, абсолютно искусственно, это было, конечно, нагнетание истерии, нагнетание обстановки, которые и привели ко всему этому абсолютно печальному событию. Что дальше будет, я не знаю. То, что Россия воюет с Грузией, – я, вообще, в страшном сне не мог представить. Потому что две, казалось бы, абсолютно родственные страны, и довести до такого состояния, чтобы началась война, пусть и коротенькая, но это была вполне себе война, это была довольно жесткая война. В России, по-моему, грузинофобии никакой не наблюдается. В Грузии, насколько я могу судить по блогам, отчетам, по поездкам, тоже никакой русофобии нет. Будем надеяться... Теперь, конечно, нужно время. Времени нужно сейчас много, конечно. Это уже вопрос не годов, это вопрос, скорее всего, десятилетий, чтобы все это как-то опять забылось, утихомирилось, замирилось, не знаю, мне прогнозы какие-то сложно делать. Новой войны, я думаю, уже не будет.
