Александр Генис: Когда режиссер Вернер Херцог посмотрел фильм “Акт убийства”, он признался, что уже лет десять не видел такого сильного, сюрреалистического и устрашающего кино. Об этой картине рассказывает ведущий «Кинообозрения» «Американского часа» Андрей Загданский.
‘Act of Killing’, by Joshua Oppenheimer
“Акт убийства”, Джошуа Оппенгеймер
Андрей Загданский: Совсем недавно русский журнал «Афиша» опубликовал список 200 наилучших нон-фикшн книг и фильмов.
Александр Генис: Да, я видел этот список.
Андрей Загданский: Мне был приятно увидеть в этом списке книгу Александра Гениса и Петра Вайля «60-е. Мир советского человека». Вы заметили тоже?
Александр Генис: Я тоже заметил, спасибо.
Андрей Загданский: И фильм моего товарища Сергей Мирошниченко «Рожденные в Советском Союзе» тоже входит в этот список. Но в целом, признаюсь, у меня этот список вызвал некоторую озабоченность, не столько субъективностью выбора в области неигрового кинематографа — это понятно, все подобные списки субъективны, я сам бы написал субъективный, сколько пристрастием авторов списка к недавним российским и международным фильмам. Можно подумать, что те, кто составлял список, не очень хорошо знают, что происходило в мире документального кино, где были чертовски важные фильмы до того, как составители этого списка появились на свет.
Я вспомнил об этом списке еще и потому, что совсем недавно я посмотрел один из фильмов, который составляет двести самых лучших фильмов и книг у авторов списка в журнале «Афиша», фильм называется «Акт убийства». Картина совершенно новая. я смотрел фильм на американской премьере на фестивале «Новые режиссеры. Новые фильмы» в Музее современного искусства. Авторы фильма Джошуа Оппенгеймер и два со-режиссера. Что интересно, что один со-режиссер анонимен, да и вообще в титрах картины очень много анонимов. Продюсеры фильма — два крупнейших имени в документальном кино на сегодняшний день - Вернер Херцог и Эрол Моррис.
Александр Генис: Да, это звезды.
Андрей Загданский: И кроме того, каждый из них сделал в свое время фильм о смерти. Вернер Херцог сделал фильм о людях, которые ждут смертной казни в Америке, а Эрл Морис сделал замечательный, гениальный, на мой взгляд, фильм «Доктор Смерть» о человеке, который усовершенствует электрическое кресло в Америке, таким образом считая, что он вносит свой вклад в гуманизацию процесса убиения человека.
Александр Генис: Скажем проще — казни.
Андрей Загданский: Я посмотрел «Акт убийства» и должен признаться, что не видел ничего подобного в документальном кино в своей жизни, а я что-то видел.
Что происходит в картине? В 65 году в Индонезии произошел знаменитый военный переворот, новая власть взялась за систематическое уничтожение коммунистов. Как много было убито людей — точных цифр, конечно, нет. Но, по разным подсчетам, до двух с половиной миллионов человек. «Википедия» называет консервативную цифру 500 тысяч, в фильме упоминается , куда большая цифра. Почему мы, вы, я да и все в мире так мало знаем о геноциде в Индонезии? Думаю потому, что власть в Индонезии - та же самая, Сухарто официально сменил Сукарно в 1968 году и продержался у власти до 1998 года — 30 лет.
Потом была некая концессия президентов, но суть режима осталась та же самая. Не было падения режима, как, скажем, в Советском Союзе, или - в Камбодже после падения Пол Пота, или в той же Германии, когда новая власть или оппозиция или оккупационные власти, как в случае с Германией, придали огласке преступления режима. В Индонезии ничего подобного не случилось, и можно полагать, не случится в ближайшее время.
Так вот, для того, чтобы убить такое количество людей, военные власти Индонезии не стали прибегать к концентрационным лагерям, голоду или массовым расстрелам, они выбрали бандитов и сказали им: «Вперед! Вы опора общества, коммунисты должны быть уничтожены». И бандиты взялись за убийства. Два главных героя фильма, которых мы видим на протяжении 80% экранного времени. Анвар Конго и Герман Кото — бандиты. Анвар постарше, Герман младше. На протяжении года с лишним или даже нескольких лет они убивали людей, и с удовольствием обстоятельно рассказывают режиссеру - и нам с вами, как они это делали, не только рассказывают, но и показывают. И при этом происходят вещи совершенно особенные на экране.
Я сделаю шаг в сторону к другой картине. Есть такой знаменитый фильм французского режиссера из Камбоджи Ритхи Пань «С-21: машина смерти красных кхмеров». Это очень известная картина. И в ней есть такой незабываемый эпизод: один из охранников рассказывает об условиях содержания красных кхмеров. Все это снято в тех же бараках, где кхмеры содержали своих пленников перед тем, как их убить. И в какой-то момент охранник, который рассказывает, как он занимался заключенными, начинает показывать, как он это делал, и он входит в раж, входит в роль. Он начинает бить по головам воображаемых пленников, кричит, тащит их за волосы, перетаскивает из одного барака в другой — он в раже. Незабываемый. Совершенно страшный эпизод.
Но в нашем фильме Джошуа Оппенгеймер со своими бандитами делает следующий шаг: они не просто показывают и рассказывают без всякого сожаления, как убивали людей, они снимают фильм, большое производство, как они считают, большой фильм для будущего — они должны показать людям, как они убивали людей.
Александр Генис: То есть они гордятся тем, что делали?
Андрей Загданский: Да, и они делают такую своеобразную кино-реинсталляцию того, как они это делали. Важная деталь, очень интересная. Анвар Конго, бандит постарше, и внешне похожий на Нельсона Манделу, у него вид совершенно благообразный, и он любит одеваться с элегантностью латиноамериканского сутенера, начинал свою бандитскую карьеру в кинотеатре. Коммунисты хотели искоренить американские фильмы из проката, которые, конечно, были более выгодные, чем китайские картины. И бандиты были тем самым голосом народа, который хотел восстановить американское превосходство в кинотеатрах. И эти же бандиты, в данном случае Анвар и Герман, оказались готовыми инструментами убийства. То есть у них такая своеобразная голливудская подготовка, они хорошо знают, хорошо помнят голливудские фильмы.
В одном из первых эпизодов Анвар показывает на добровольце, как он душил людей проволокой, привязав один ее конец к столбу. Нужно видеть в это мгновенье заискивающие и запуганные глаза добровольца, на котором это показывали. Как я сказал, амбиции Анвара и Германа больше, они хотят сделать настоящий фильм. и Джошуа Опенгеймер и его группа участвуют в этой постановке, что очень важно и, мне кажется, тревожно. В ткань документального фильма вплетаются многочисленные кровавые допросы, обезглавливания, пытки, сделанные под Голливуд, но малобюджетными индонезийскими средствами с актерами-любителями, которые еще вчера натягивали проволоку на шею жертв не понарошку, а по-настоящему. В глазах статистов, как я уже говорил, мелькает неподдельный страх перед Анваром и Германом.
Во время съемок техники смотрят на мониторы и один говорит другому: «Сколько человек убил Анвар?». «Не меньше тысячи», - отвечает другой. «Как это он не сошел с ума?»
И это так, реплика в сторону, проходящая. Они по-прежнему продолжают работу — снимают фильм.
Что любопытно, в фильме помимо убийств есть еще и утопия — южный рай. Водопад, женщины в белых юбках, пронзительная тропическая зелень. Анвар в черном, Герман в женском платье с ярким гримом и в ярко-красном бюстгальтере. Убиенный узник с бледным лицом снимает с шеи проволоку. достает из кармана какой-то орден или медальку и вешает на шею Анвару в благодарность за то, что тот его “убил”.
Вот такая смесь, из которой сделан фильм, что-то вроде «Смеющегося человека», знаменитого в свое время фильма немецких режиссеров Хайновского и Шоймана, и фильмов итальянского мастера кровавых кошмаров Дарио Ардженто. Я смотрел фильм в состоянии шока и усталости одновременно. Ведь всякая шоковая картина не может нас держать в таком состоянии на протяжение всего фильма, а фильм довольно длинный, режиссерская версия, которую я смотрел, идет 159 минут. И невольно начинаешь думать: а не попал ли Джошуа Оппенгеймер со своим знаменитым фильмом в знакомую западню порнографии смерти. Зачем так долго, зачем так много? Сколько можно испытывать мое терпение и мою ненависть, мое отвращение к героям фильма? Теперь на экране Анвар играет жертву и его душат проволокой. Мы видим, что Анвар испугался по-настоящему, его руки дрожат. Кульминация или что-то типа кульминации происходит в конце фильма, когда Анвар в который раз рассказывает, как он убивал людей, и вдруг у него начинается спазм, он не в состоянии говорить, его тошнит, его воротит от того, что он помнит. По всей видимости, воротит от запаха крови, от ужаса, который он видел ежедневно. Его тошнит, но он не в состоянии ни вырвать, ни преодолеть спазм. И этот кадр является чем-то вроде кульминации, точки.
Александр Генис: То есть совесть заговорила?
Андрей Загданский: Вы знаете, я не уверен, что совесть. Я думаю, что это физиологическое нечто, не имеющее на самом деле отношения к совести. Несколько дней назад я читал статью русской журналистки в «Известиях» Евгении Пищиковой, она пишет об убийце из Белгорода, который застрелил шесть человек, что вело к этому. Потом она делает переход к мемуарам убийц, которых, мы знаем, довольно много опубликовано в Америке. От этого она делает еще очень интересный шаг - к воспоминаниям политиков, которые были у власти. И сводится все это к тому, что открывается в этих книгах одна и та же пустота, ничего на самом деле в них нет.
Александр Генис: ... “Банальностью зла”...
Андрей Загданский: Банальность зла - так сказала Ханна Арендт про Эйхмана, и этот термин мы сегодня употребляем все чаще и чаще. Мне непонятно, почему на протяжение 159 минут я должен смотреть на этих людей и пытаться понять их, хотя в действительности понимать мне абсолютно нечего. Джошуа Оппенгеймер сделал знаменитый фильм, который вошел в престижный список в России, и он действительно очень интересен с точки зрения профессионального взгляда, но нет ли в этом той самой порнографии смерти, о которой я говорил? Я не знаю ответа.
Александр Генис: По-моему, это характерно для современного документального, неигрового кино. Я бы сказал, в нем происходит эскалация насилия, эскалация остроты - кто больше и страшнее покажет. Ведь если мы посмотрим, за что дают «Оскаров» документальным фильмам — за тему, за то, что происходит что-то ужасное на экране. Ну, скажем, дети-проститутки в Индии. Эта и подобные темы привлекают, если не внимание зрителей, то внимание жюри. На самом деле меня это пугает, потому что порнография смерти, о которой вы говорите, прививает нам бесчувствие. Когда мы видим насилие на экране, причем это документальное насилие, это не то игровое насилие у Тарантино, которое вызывает смех, а то, на что смотреть страшно, тяжело и может быть ненужно, потому что экарнная жесткость вызывает отупение наших чувств и, это - опасно.
Андрей Загданский: Я с вами склонен согласиться. У меня есть определенное профессиональное уважение к картине, есть и определенное зрительское отвращение. Я думаю: нужен ли мне еще один фильм для того, чтобы презирать человечество, нужен ли мне еще один фильм, чтобы возненавидеть людей? Думаю, что нет.
Александр Генис: Вы знаете, Андрей, не только мизантропией руководствовались режиссеры этой картины, они хотели раскрыть ту правду, которую никто, как вы сами сказали, не знает.
Андрей Загданский: Да, и им это удалось, они это сделали. Но есть ли какая-то черта, у которой мы должны остановиться, раскрывая правду? Как много мы должны показать, чтобы мир содрогнулся, чтобы человек ужаснулся тому, что он видит на экранах?
Александр Генис: Это философский вопрос, на который ни вы, ни я никогда не найдем ответа.
