57% грузин уверены, что Россия – враг. 88% грузин считает, что с врагом надо налаживать отношения. Это опрос американского IRI. А это "Левада-центр": 33% россиян врагом считают Грузию. Вторую в этом списке после американцев. По сравнению с 62% четыре года назад это почти признание в любви. Но все равно – враги.
С одной стороны, это хорошие цифры. Их можно описывать как подтверждение принципиальности. Национального достоинства. И одновременно – мудрой готовности к компромиссу.
С другой стороны, ничего хорошего в этих цифрах нет. Эти цифры – вообще провал социологии. Она может поймать респондента на лжи. На нелогичности.
Она не может ничего поделать с запутанной системой ценностей, в которую респондент верит и которая, как положено системе, логична.
Вражда бывает разная, и русская вражда – не зеркало грузинской. Мы – великие, они – неизвестно кто, и не только против нас, но еще и за тех, против кого мы.
Вражда по-грузински интереснее.
Любой постсоветский успех имеет много разных достаточных условий. Необходимое среди них одно: рывок с Востока. Преодоление гравитации. Дело не в русофобии. Дело в самом побеге – прежде от империи, теперь – от того, что от нее осталось. С этим неповторимым и универсальным в пределах гравитационного поля постимперским стилем. Первичный постсоветский импульс был инстинктивным и центробежным, и это было единственным шансом к спасению, вопрос в том, кто и как им распорядился потом.
В нулевые Грузия совершила побег от вечных восточных искушений, и если за что и воздастся Саакашвили на том и на этом политическом свете, то, прежде всего, за это. В том, что он сделал за 10 лет, противоречивым было все. Он умудрился минусы расставить так, что они успешно поглотили плюсы. Но его побег на Запад был безусловен и неоспорим. Это был побег балтийского и восточноевропейского масштаба конца 80-х. Только в более сложных обстоятельствах.
Война не только все испортила. Она все запутала, а запутанное закостенело. 57% – это не состояние войны. Это состояние недоразумения, которым стала война. Если война, значит, по другую сторону – враги. Если недоразумение, то с врагами не получается. Война войной. Но хочется, как раньше. Гнать, не напрягаясь, на Восток дешевое вино, на обратном пути купить картошку на Кубани и металлы в Северной Осетии. Запад – это хорошо. Но на Западе нет дешевой картошки.
Саакашвили не интересовали нюансы и прочие полутона. Как устроены не только крестьяне, но и буржуа, конформисты и фрондеры – вечно и одновременно. И эта одновременность – та гармония, нарушения которой они никому не простят. Они символ страны, которая в свое удовольствие расшатывала и крепила империю, и где в бывшей имперской Европе еще есть уголки, в которых до сих пор не знают, что империю не вернуть?
Саакашвили им говорил, что надо бежать. Он не старался их убедить. Ему было плевать на них. Он был уверен, что ему хватит тех, кто и без него знает, что надо бежать. А после войны – как после войны. 57% еще говорят о вражде.
Только в том-то и штука, что если бы не было войны, по-прежнему говорили бы о дружбе. Да и сейчас бы тоже сказали. Просто как-то не принято.
Побег не удался. Вот что такое 57%. И уже не удастся. Вот что такое 88%, которые считают, что верят в налаживание отношений. Саакашвили было слишком безразлично, пойдут ли с ним на Запад те, кому негде было выучить английский. И теперь Бокерия может сколько угодно объяснять, что Россия относится к Грузии как к колонии. Да она так относится даже к собственным регионам, включая вполне русские. Но чем это поможет Бокерия выглядеть убедительным?
Фантомная тяга или тяга к фантому. Или влекущий страх перед ним. Или вера в него – неважно, как называть истинное отношение к России. Важно, что прежняя власть, которая знала правду, этими поисками не занималась. И то, что власть нынешняя попала в точку. Ее формула отношения к России только кажется бессмысленной. На самом деле она гениально всю эту фантомность уловила и воплотила. В доме с привидениями с привидениями не воюют. Его перестраивают. Или не перестраивают.
С одной стороны, это хорошие цифры. Их можно описывать как подтверждение принципиальности. Национального достоинства. И одновременно – мудрой готовности к компромиссу.
С другой стороны, ничего хорошего в этих цифрах нет. Эти цифры – вообще провал социологии. Она может поймать респондента на лжи. На нелогичности.
Она не может ничего поделать с запутанной системой ценностей, в которую респондент верит и которая, как положено системе, логична.
Вражда бывает разная, и русская вражда – не зеркало грузинской. Мы – великие, они – неизвестно кто, и не только против нас, но еще и за тех, против кого мы.
Вражда по-грузински интереснее.
Любой постсоветский успех имеет много разных достаточных условий. Необходимое среди них одно: рывок с Востока. Преодоление гравитации. Дело не в русофобии. Дело в самом побеге – прежде от империи, теперь – от того, что от нее осталось. С этим неповторимым и универсальным в пределах гравитационного поля постимперским стилем. Первичный постсоветский импульс был инстинктивным и центробежным, и это было единственным шансом к спасению, вопрос в том, кто и как им распорядился потом.
В нулевые Грузия совершила побег от вечных восточных искушений, и если за что и воздастся Саакашвили на том и на этом политическом свете, то, прежде всего, за это. В том, что он сделал за 10 лет, противоречивым было все. Он умудрился минусы расставить так, что они успешно поглотили плюсы. Но его побег на Запад был безусловен и неоспорим. Это был побег балтийского и восточноевропейского масштаба конца 80-х. Только в более сложных обстоятельствах.
Война не только все испортила. Она все запутала, а запутанное закостенело. 57% – это не состояние войны. Это состояние недоразумения, которым стала война. Если война, значит, по другую сторону – враги. Если недоразумение, то с врагами не получается. Война войной. Но хочется, как раньше. Гнать, не напрягаясь, на Восток дешевое вино, на обратном пути купить картошку на Кубани и металлы в Северной Осетии. Запад – это хорошо. Но на Западе нет дешевой картошки.
Саакашвили не интересовали нюансы и прочие полутона. Как устроены не только крестьяне, но и буржуа, конформисты и фрондеры – вечно и одновременно. И эта одновременность – та гармония, нарушения которой они никому не простят. Они символ страны, которая в свое удовольствие расшатывала и крепила империю, и где в бывшей имперской Европе еще есть уголки, в которых до сих пор не знают, что империю не вернуть?
Саакашвили им говорил, что надо бежать. Он не старался их убедить. Ему было плевать на них. Он был уверен, что ему хватит тех, кто и без него знает, что надо бежать. А после войны – как после войны. 57% еще говорят о вражде.
Только в том-то и штука, что если бы не было войны, по-прежнему говорили бы о дружбе. Да и сейчас бы тоже сказали. Просто как-то не принято.
Побег не удался. Вот что такое 57%. И уже не удастся. Вот что такое 88%, которые считают, что верят в налаживание отношений. Саакашвили было слишком безразлично, пойдут ли с ним на Запад те, кому негде было выучить английский. И теперь Бокерия может сколько угодно объяснять, что Россия относится к Грузии как к колонии. Да она так относится даже к собственным регионам, включая вполне русские. Но чем это поможет Бокерия выглядеть убедительным?
Фантомная тяга или тяга к фантому. Или влекущий страх перед ним. Или вера в него – неважно, как называть истинное отношение к России. Важно, что прежняя власть, которая знала правду, этими поисками не занималась. И то, что власть нынешняя попала в точку. Ее формула отношения к России только кажется бессмысленной. На самом деле она гениально всю эту фантомность уловила и воплотила. В доме с привидениями с привидениями не воюют. Его перестраивают. Или не перестраивают.
