Весть о скорой отставке Бидзины Иванишвили взбудоражила экспертное сообщество, как удар хлыста, как стакан коньяка на рассвете. Кто-то уходит, не прощаясь, кто-то прощается и не уходит, а что до Иванишвили, то он, кажется, намерен сделать все это одновременно. Если коротко: он собирается продолжить управление страной, не заморачиваясь представительскими функциями и ежедневной рутиной, используя инструменты непрямого воздействия и неформального влияния на политиков. И все вроде бы легально, и демократия этого не запрещает, несмотря на то, что новая система управления Грузией, скорее всего, по факту будет ей противоречить.
А почему мы вообще говорим о демократии? То, что часто воспринимается как стремление к демократии в Грузии, в большинстве случаев является лишь тягой к более пристойному и предсказуемому авторитарному режиму. Авторитаризм, он ведь разный бывает. Иногда он нерационально жесток и импульсивен, как прыщавый подросток с целым ворохом комплексов и амбиций, но иногда выглядит вполне импозантно и ведет себя, как дон Корлеоне на свадьбе дочери. Ни для кого не секрет, что большая часть электората, в первую очередь, проверяет любого грузинского политика на соответствие образу и архетипу строгого, но справедливого Отца, который возвышается над местной политикой, как Казбек над стадом баранов. Он незрим и вместе с тем вездесущ – отец народов, крестный отец, ну, или крестный отец народов.
Безумный и невоздержанный, как пьяная обезьяна, режим с воплями рухнул в пропасть. Но практически сразу же выяснилась странная, на первый взгляд, штука: стремление к авторитарной стабильности, корни которой уходят даже не в советский, а в гораздо более ранний период нашествий и феодальных усобиц, по меньшей мере ничуть не слабей, чем желание строить демократию при отсутствии соответствующих навыков. Новая система интегрирует в себя оба этих разнонаправленных вектора – формально это будет демократическое государство со всеобщим избирательным правом, разделением властей, определенной прозрачностью и подотчетностью, но все это, словно мышцы со скелетом, будет соединено с криптократической вертикалью во главе с пресловутым Отцом. Эта модель страшна, как Франкенштейн после спарринга с Терминатором, но, увы, она вполне адекватно отражает чаяния большей части общества на данной стадии развития и, разумеется, она не случайна и просчитана заранее.
Реальная власть уйдет в тень. Самой важной формой политической коммуникации в новой реальности станут неофициальные, возможно, иногда застольные беседы неформального лидера нации с министрами и депутатами. Иванишвили, скорее всего, на радость народным массам, периодически будет исполнять роль батюшки-заступника, обличающего лукавых бояр за перегибы на местах и головокружение от успехов. И, безусловно, отучит их (чуть что, так сразу) хвататься за дубинку. Да и к чему все эти зверства и полицейские, которые убивают, пытают и насилуют сограждан, как это было при Саакашвили, зачем махать пистолетом, когда многого можно добиться добрым словом, от которого у собеседника волосы месяц будут стоять дыбом? Разумеется, кто-то из политиков чисто теоретически может восстать против новой системы. Вернее, он может попытаться. Но это маловероятно; возможно, это прозвучит грубо, но мозги большинства грузинских политиков заточены под авторитаризм и подчинение. Ничего другого из опыта двух последних десятилетий произрасти не могло. Несмотря на театральное свободолюбие, Че Гевар среди них не водится, а если они появятся, им, вероятно, сделают предложение, от которого невозможно отказаться.
Режимы бывают разные: черные, белые, красные. Правители тоже разные: Сомоса – это одно, а Пак Чон Хи - другое. Режимы могут быть мудрыми, осторожными и даже по-своему добрыми, они могут дарить девочкам конфеты, а мальчикам папиросы "Герцеговина Флор", строить фабрики и защищать мирных граждан от захватчиков. Но, говоря о них, никогда, ни при каких обстоятельствах не следует поминать демократию – ни молодую, ни развивающуюся. Те, кто после "Революции роз" сдуру начал говорить о "молодой грузинской демократии", сегодня, всхлипывая, судорожно путается в терминах где-то между "диктатурой развития" и "режимом авторитарной модернизации", попутно пытаясь выяснить, наконец, что Саакашвили там, на развалинах часовни, развил и модернизировал. Нельзя использовать слово "демократия" как комплимент – оно потом боком выйдет. И та гибридная система, создание которой спланировал Иванишвили, может быть рациональной, щадящей, незлобивой и весьма уютной, но, упаси нас, Бог, называть это демократией.
Нельзя уничтожить предрасположенность к авторитаризму раз в десять лет, а то и чаще, врываясь шумною толпой во дворец правителя. Начать, вероятно, следует с самого начала, с первых кирпичиков, таскать которые, безусловно, несколько трудней, чем метать цветочные горшки в изваяния цезаря, но этот скорбный труд не пропадет. На подходе реформа местного самоуправления, и необходимо бороться за каждый пункт; именно там следует заложить фундамент демократии. Это, вероятно, в тысячу раз важнее, чем то, куда уходит и откуда приходит Иванишвили, кого он снимает и назначает – он в своем праве и гуляет сам по себе. А всем, кому дороги демократические идеалы, как бы банально это не прозвучало, – пора работать, пора таскать кирпичи.
А почему мы вообще говорим о демократии? То, что часто воспринимается как стремление к демократии в Грузии, в большинстве случаев является лишь тягой к более пристойному и предсказуемому авторитарному режиму. Авторитаризм, он ведь разный бывает. Иногда он нерационально жесток и импульсивен, как прыщавый подросток с целым ворохом комплексов и амбиций, но иногда выглядит вполне импозантно и ведет себя, как дон Корлеоне на свадьбе дочери. Ни для кого не секрет, что большая часть электората, в первую очередь, проверяет любого грузинского политика на соответствие образу и архетипу строгого, но справедливого Отца, который возвышается над местной политикой, как Казбек над стадом баранов. Он незрим и вместе с тем вездесущ – отец народов, крестный отец, ну, или крестный отец народов.
Безумный и невоздержанный, как пьяная обезьяна, режим с воплями рухнул в пропасть. Но практически сразу же выяснилась странная, на первый взгляд, штука: стремление к авторитарной стабильности, корни которой уходят даже не в советский, а в гораздо более ранний период нашествий и феодальных усобиц, по меньшей мере ничуть не слабей, чем желание строить демократию при отсутствии соответствующих навыков. Новая система интегрирует в себя оба этих разнонаправленных вектора – формально это будет демократическое государство со всеобщим избирательным правом, разделением властей, определенной прозрачностью и подотчетностью, но все это, словно мышцы со скелетом, будет соединено с криптократической вертикалью во главе с пресловутым Отцом. Эта модель страшна, как Франкенштейн после спарринга с Терминатором, но, увы, она вполне адекватно отражает чаяния большей части общества на данной стадии развития и, разумеется, она не случайна и просчитана заранее.
Реальная власть уйдет в тень. Самой важной формой политической коммуникации в новой реальности станут неофициальные, возможно, иногда застольные беседы неформального лидера нации с министрами и депутатами. Иванишвили, скорее всего, на радость народным массам, периодически будет исполнять роль батюшки-заступника, обличающего лукавых бояр за перегибы на местах и головокружение от успехов. И, безусловно, отучит их (чуть что, так сразу) хвататься за дубинку. Да и к чему все эти зверства и полицейские, которые убивают, пытают и насилуют сограждан, как это было при Саакашвили, зачем махать пистолетом, когда многого можно добиться добрым словом, от которого у собеседника волосы месяц будут стоять дыбом? Разумеется, кто-то из политиков чисто теоретически может восстать против новой системы. Вернее, он может попытаться. Но это маловероятно; возможно, это прозвучит грубо, но мозги большинства грузинских политиков заточены под авторитаризм и подчинение. Ничего другого из опыта двух последних десятилетий произрасти не могло. Несмотря на театральное свободолюбие, Че Гевар среди них не водится, а если они появятся, им, вероятно, сделают предложение, от которого невозможно отказаться.
Режимы бывают разные: черные, белые, красные. Правители тоже разные: Сомоса – это одно, а Пак Чон Хи - другое. Режимы могут быть мудрыми, осторожными и даже по-своему добрыми, они могут дарить девочкам конфеты, а мальчикам папиросы "Герцеговина Флор", строить фабрики и защищать мирных граждан от захватчиков. Но, говоря о них, никогда, ни при каких обстоятельствах не следует поминать демократию – ни молодую, ни развивающуюся. Те, кто после "Революции роз" сдуру начал говорить о "молодой грузинской демократии", сегодня, всхлипывая, судорожно путается в терминах где-то между "диктатурой развития" и "режимом авторитарной модернизации", попутно пытаясь выяснить, наконец, что Саакашвили там, на развалинах часовни, развил и модернизировал. Нельзя использовать слово "демократия" как комплимент – оно потом боком выйдет. И та гибридная система, создание которой спланировал Иванишвили, может быть рациональной, щадящей, незлобивой и весьма уютной, но, упаси нас, Бог, называть это демократией.
Нельзя уничтожить предрасположенность к авторитаризму раз в десять лет, а то и чаще, врываясь шумною толпой во дворец правителя. Начать, вероятно, следует с самого начала, с первых кирпичиков, таскать которые, безусловно, несколько трудней, чем метать цветочные горшки в изваяния цезаря, но этот скорбный труд не пропадет. На подходе реформа местного самоуправления, и необходимо бороться за каждый пункт; именно там следует заложить фундамент демократии. Это, вероятно, в тысячу раз важнее, чем то, куда уходит и откуда приходит Иванишвили, кого он снимает и назначает – он в своем праве и гуляет сам по себе. А всем, кому дороги демократические идеалы, как бы банально это не прозвучало, – пора работать, пора таскать кирпичи.
