9 сентября в Сухуми был убит российский дипломат Дмитрий Вишернев. Через несколько дней его жена Ольга скончалась от полученных в результате покушения ранений. В какой степени этот инцидент повлияет на развитие российско-абхазских отношений? Какие уроки он заставляет извлечь и Москву, и Сухуми?
Убийство российского вице-консула произошло в день пятилетия установления дипломатических отношений между Россией и Абхазией. Этот символизм придает особое звучание трагедии. Какие бы версии ни выбрало в дальнейшем следствие, сегодня очевидно: гибель Дмитрия Вишернева и его супруги станет серьезным испытанием для российско-абхазских отношений.
После того как 26 августа 2008 года Москва признала абхазскую независимость, ситуация вокруг частично признанной республики кардинальным образом изменилась. Россия окончательно превратилась в военно-политического патрона Абхазии, гаранта его самоопределения. Но не самоопределения вообще, а выбора не жить в составе Грузии. До сих пор это изменение в полной мере не осознано и в маленькой Абхазии, и в большой России. Дипломатия здравиц и тостов вытеснила содержательное обсуждение новой повестки дня. И пятилетка пышного пиара, когда об отношениях двух асимметричных союзников было принято говорить, как о покойнике (то есть либо хорошо, либо никак), привела к тому, что многие острые проблемы были просто вытеснены в тень.
Большие начальники, ответственные за российско-абхазские отношения, не смогли до конца осознать, что с исчезновением опасности грузинского военно-политического реванша "конец истории" не наступает. Напротив, открывается новая страница, в которой на место одних проблем и приоритетов неизбежно придут другие. И они пришли. Но сам их приход был не только не предсказан, но и не подготовлен. Начнем с того, что "грузинский фактор" оказался вытеснен с первых строчек повестки дня, куда поднялся "фактор России". Возникло серьезное противоречие между стремлением Абхазии к самостоятельной государственности (пусть и с геополитическим выбором в пользу мощного соседа) и физической ее зависимостью от российских бюджетных поступлений, военного присутствия и гарантий безопасности со стороны Москвы. И вокруг этого противоречия возникло немало сюжетов, требующих не реактивного, а стратегического подхода. Более того, многие из этих вопросов лишь по внешнему виду являются проблемами российско-абхазских отношений. В реальности же они выходят далеко за рамки этой тематики.
Чего стоит только имущественный вопрос, который сегодня рассматривается едва ли не как основная причина убийства Дмитрия Вишернева? Любое общество, пережившее этнополитический конфликт (Абхазия здесь не исключение), долгие годы не может вернуться к нормальной практике разрешения вопросов собственности, ибо пресловутый "пятый пункт" отбрасывает все рациональные правовые аргументы. Вокруг этнического приоритета выстраивается и система власти, и ее легитимация. Теоретически все это просто изменить. Но на практике таит серьезные риски, поскольку затрагивает многие фундаментальные проблемы частично признанной государственности и конфликтного урегулирования. И здесь на одной чаше весов оказывается стремление закрепить результаты победы в этнополитическом противостоянии, а на другой – преодоление замкнутости, выход во внешний мир (пускай и в ограниченном российском формате).
Но особой остроты ситуации придает то, что военно-политический патрон Абхазии сам страдает от отсутствия эффективных формально-правовых процедур разрешения вопросов собственности. В той переходной модели, которая имеется у сегодняшней России, частная собственность – это не только проблема закона и права, но и психологии. До сегодняшнего дня с ее легитимностью в обществе существуют серьезные проблемы. И все эти факторы снижают потенциал России как эффективного и справедливого арбитра. Тем паче, если речь идет о вмешательстве во внутриабхазские дела. Сложная ситуация, когда и вмешиваться надо, и в то же время излишне перегибать с вмешательством невозможно.
Как бы то ни было, а убийство российского вице-консула четко показало, что между признанием государства государством и его превращением в реально работающий организм – дистанция огромного размера. Можно сколько угодно критиковать Тбилиси или Запад за их нежелание видеть новые геополитические реалии. Но до тех пор, пока криминал будет совершать дерзкие и демонстративные вылазки типа сухумского покушения, о продвижении Абхазии на международной арене говорить не придется. То же самое относится к России. Без содействия в становлении абхазской правовой и государственной системы пророссийский выбор не будет ассоциироваться ни с чем, кроме практики административно-бюджетного рынка. При этом без изменений внутри самой российской властной системы перемены на абхазском направлении выглядят крайне проблематично, если не сказать утопично.
Убийство российского вице-консула произошло в день пятилетия установления дипломатических отношений между Россией и Абхазией. Этот символизм придает особое звучание трагедии. Какие бы версии ни выбрало в дальнейшем следствие, сегодня очевидно: гибель Дмитрия Вишернева и его супруги станет серьезным испытанием для российско-абхазских отношений.
После того как 26 августа 2008 года Москва признала абхазскую независимость, ситуация вокруг частично признанной республики кардинальным образом изменилась. Россия окончательно превратилась в военно-политического патрона Абхазии, гаранта его самоопределения. Но не самоопределения вообще, а выбора не жить в составе Грузии. До сих пор это изменение в полной мере не осознано и в маленькой Абхазии, и в большой России. Дипломатия здравиц и тостов вытеснила содержательное обсуждение новой повестки дня. И пятилетка пышного пиара, когда об отношениях двух асимметричных союзников было принято говорить, как о покойнике (то есть либо хорошо, либо никак), привела к тому, что многие острые проблемы были просто вытеснены в тень.
Большие начальники, ответственные за российско-абхазские отношения, не смогли до конца осознать, что с исчезновением опасности грузинского военно-политического реванша "конец истории" не наступает. Напротив, открывается новая страница, в которой на место одних проблем и приоритетов неизбежно придут другие. И они пришли. Но сам их приход был не только не предсказан, но и не подготовлен. Начнем с того, что "грузинский фактор" оказался вытеснен с первых строчек повестки дня, куда поднялся "фактор России". Возникло серьезное противоречие между стремлением Абхазии к самостоятельной государственности (пусть и с геополитическим выбором в пользу мощного соседа) и физической ее зависимостью от российских бюджетных поступлений, военного присутствия и гарантий безопасности со стороны Москвы. И вокруг этого противоречия возникло немало сюжетов, требующих не реактивного, а стратегического подхода. Более того, многие из этих вопросов лишь по внешнему виду являются проблемами российско-абхазских отношений. В реальности же они выходят далеко за рамки этой тематики.
Чего стоит только имущественный вопрос, который сегодня рассматривается едва ли не как основная причина убийства Дмитрия Вишернева? Любое общество, пережившее этнополитический конфликт (Абхазия здесь не исключение), долгие годы не может вернуться к нормальной практике разрешения вопросов собственности, ибо пресловутый "пятый пункт" отбрасывает все рациональные правовые аргументы. Вокруг этнического приоритета выстраивается и система власти, и ее легитимация. Теоретически все это просто изменить. Но на практике таит серьезные риски, поскольку затрагивает многие фундаментальные проблемы частично признанной государственности и конфликтного урегулирования. И здесь на одной чаше весов оказывается стремление закрепить результаты победы в этнополитическом противостоянии, а на другой – преодоление замкнутости, выход во внешний мир (пускай и в ограниченном российском формате).
Но особой остроты ситуации придает то, что военно-политический патрон Абхазии сам страдает от отсутствия эффективных формально-правовых процедур разрешения вопросов собственности. В той переходной модели, которая имеется у сегодняшней России, частная собственность – это не только проблема закона и права, но и психологии. До сегодняшнего дня с ее легитимностью в обществе существуют серьезные проблемы. И все эти факторы снижают потенциал России как эффективного и справедливого арбитра. Тем паче, если речь идет о вмешательстве во внутриабхазские дела. Сложная ситуация, когда и вмешиваться надо, и в то же время излишне перегибать с вмешательством невозможно.
Как бы то ни было, а убийство российского вице-консула четко показало, что между признанием государства государством и его превращением в реально работающий организм – дистанция огромного размера. Можно сколько угодно критиковать Тбилиси или Запад за их нежелание видеть новые геополитические реалии. Но до тех пор, пока криминал будет совершать дерзкие и демонстративные вылазки типа сухумского покушения, о продвижении Абхазии на международной арене говорить не придется. То же самое относится к России. Без содействия в становлении абхазской правовой и государственной системы пророссийский выбор не будет ассоциироваться ни с чем, кроме практики административно-бюджетного рынка. При этом без изменений внутри самой российской властной системы перемены на абхазском направлении выглядят крайне проблематично, если не сказать утопично.
