Паата Закареишвили не скрывал, что название доставшегося ему Министерства реинтеграции его совсем не радует. Действительно, наименование было неудачным. Бездушный технический термин будто специально был использован, чтобы продемонстрировать: абхазы и осетины ни в коей мере не являются субъектами процесса, а лишь объектами реинтеграции. Если речь вообще шла о народах, а не о территориях.
По идее, реинтегрировать можно лишь что-то, что в прошлом было частью единого целого. О чем шла речь – о Грузинской ССР? Сомнительный вектор для страны, которая после падения Советского Союза даже на законодательном уровне пыталась предать забвению этот период своей истории. Действительно, когда-то эти народы жили в пределах единого государства, но это было так давно, что даже как-то странно об этом вспоминать – царство абхазов, картвелов и далее по списку почило в бозе много столетий назад. Впрочем, национальные мифы редко бывают рациональными.
Однако все это вторично. Главное – реинтеграция по определению может быть только там, где есть взаимность. Стороны – в данном случае, народы – должны стремиться стать единым целым, одной нацией. Совершенно очевидно, что об этом говорить не приходится. Это просто факт, безо всякой эмоциональной окраски. Равно как бессмысленно называть де-факто существующие границы с Абхазией и Южной Осетией новой Берлинской стеной – сравнение яркое, но аналогия не выдерживает критики, никаких протягивающих друг другу руки восточных и западных немцев в нашей ситуации нет и в помине. Именно потому, кстати, я бы не назвал Берлинской стеной и последнее аналогичное сооружение в Европе – стену, делящую кипрскую Никосию на греческую и турецкую части. Там тоже никто друг к другу явно не тянется.
Куда более неприглядная картина имела место в случае, когда слово "реинтеграция" в названии министерства трактовалось не как желание вернуть народы, а как заявка на возврат одних лишь территорий. Для такого прочтения, к сожалению, было достаточно оснований. Грузия на закате советского периода переживала фазу крайне агрессивного национализма, и тогда отношение к национальным меньшинствам в грузинском обществе было крайне негативным. Именно стремление восстановить территориальную целостность без учета интересов народов, живших в бывшей ГССР, собственно, и стало главной причиной конфликтов начала 90-х. Это мое мнение. Политики, говорившие об "исконно грузинских землях" и отсылавшие абхазов и осетин на Северный Кавказ, своими руками зажгли костры межэтнического противостояния.
Конечно, уже давно ни один политик Грузии не произносит подобных слов (чего, к сожалению, не скажешь о некоторых грузинских блогерах). Однако вымести из названия министерства старые подходы удалось только сейчас, когда его возглавил известный конфликтолог Паата Закареишвили.
Сегодня наверняка звучат шутки и, возможно, критика в адрес Закареишвили в связи с новым названием – теперь он возглавляет Министерство примирения и гражданского равноправия. Действительно, название дает поводы для этого. Ведь примириться можно не только с кем-то, но и с чем-то. Например, с "новыми реалиями на Кавказе" методично предлагает примириться Грузии Россия. Не совсем ясно, почему ведомство решило заниматься "гражданским равноправием"? Разве это не работа Народного защитника Грузии? Можно еще, наверное, к чему-то придраться.
Но это все не так важно, как избавление от реинтеграции. С ней вместе из политического лексикона, между прочим, исчезли и многие другие некрасивые дефиниции – марионетки, бандитские режимы и т.д. Понятно, что новая риторика (даже если она станет основой новой политики) вряд ли полностью разрешит грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты. Но кроме того, что является главным яблоко раздора – статус двух самопровозглашенных республик, – существует огромное количество проблем, которые можно и нужно решать.
Помимо этого, примирение народов является ценностью само по себе, даже если оно не приведет к интеграции в общее государство, как того хотят в Тбилиси, или к полному признанию Абхазии и Южной Осетии, о чем грезят в Сухуми и Цхинвали. Со словом "реинтеграция" такое примирение было практически невозможным.
По идее, реинтегрировать можно лишь что-то, что в прошлом было частью единого целого. О чем шла речь – о Грузинской ССР? Сомнительный вектор для страны, которая после падения Советского Союза даже на законодательном уровне пыталась предать забвению этот период своей истории. Действительно, когда-то эти народы жили в пределах единого государства, но это было так давно, что даже как-то странно об этом вспоминать – царство абхазов, картвелов и далее по списку почило в бозе много столетий назад. Впрочем, национальные мифы редко бывают рациональными.
Однако все это вторично. Главное – реинтеграция по определению может быть только там, где есть взаимность. Стороны – в данном случае, народы – должны стремиться стать единым целым, одной нацией. Совершенно очевидно, что об этом говорить не приходится. Это просто факт, безо всякой эмоциональной окраски. Равно как бессмысленно называть де-факто существующие границы с Абхазией и Южной Осетией новой Берлинской стеной – сравнение яркое, но аналогия не выдерживает критики, никаких протягивающих друг другу руки восточных и западных немцев в нашей ситуации нет и в помине. Именно потому, кстати, я бы не назвал Берлинской стеной и последнее аналогичное сооружение в Европе – стену, делящую кипрскую Никосию на греческую и турецкую части. Там тоже никто друг к другу явно не тянется.
Куда более неприглядная картина имела место в случае, когда слово "реинтеграция" в названии министерства трактовалось не как желание вернуть народы, а как заявка на возврат одних лишь территорий. Для такого прочтения, к сожалению, было достаточно оснований. Грузия на закате советского периода переживала фазу крайне агрессивного национализма, и тогда отношение к национальным меньшинствам в грузинском обществе было крайне негативным. Именно стремление восстановить территориальную целостность без учета интересов народов, живших в бывшей ГССР, собственно, и стало главной причиной конфликтов начала 90-х. Это мое мнение. Политики, говорившие об "исконно грузинских землях" и отсылавшие абхазов и осетин на Северный Кавказ, своими руками зажгли костры межэтнического противостояния.
Конечно, уже давно ни один политик Грузии не произносит подобных слов (чего, к сожалению, не скажешь о некоторых грузинских блогерах). Однако вымести из названия министерства старые подходы удалось только сейчас, когда его возглавил известный конфликтолог Паата Закареишвили.
Сегодня наверняка звучат шутки и, возможно, критика в адрес Закареишвили в связи с новым названием – теперь он возглавляет Министерство примирения и гражданского равноправия. Действительно, название дает поводы для этого. Ведь примириться можно не только с кем-то, но и с чем-то. Например, с "новыми реалиями на Кавказе" методично предлагает примириться Грузии Россия. Не совсем ясно, почему ведомство решило заниматься "гражданским равноправием"? Разве это не работа Народного защитника Грузии? Можно еще, наверное, к чему-то придраться.
Но это все не так важно, как избавление от реинтеграции. С ней вместе из политического лексикона, между прочим, исчезли и многие другие некрасивые дефиниции – марионетки, бандитские режимы и т.д. Понятно, что новая риторика (даже если она станет основой новой политики) вряд ли полностью разрешит грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты. Но кроме того, что является главным яблоко раздора – статус двух самопровозглашенных республик, – существует огромное количество проблем, которые можно и нужно решать.
Помимо этого, примирение народов является ценностью само по себе, даже если оно не приведет к интеграции в общее государство, как того хотят в Тбилиси, или к полному признанию Абхазии и Южной Осетии, о чем грезят в Сухуми и Цхинвали. Со словом "реинтеграция" такое примирение было практически невозможным.
