В Чеченской республике опасно по телефону обсуждать футбол и произносить слова, которые могут быть двояко истолкованы. Также опасно ходить в лес за черемшой, ягодами или дровами, хотя у многих нет другого способа немного заработать и поддержать семью в условиях тотальной безработицы в республике. В худшем случае можно подорваться на мине. Вариант «получше» – загреметь в тюрьму по статье «пособничество терроризму».
Когда 18-летний Мансур Эктумаев из станицы Ассиновская разговаривал с друзьями по телефону и обсуждал предстоящий матч по футболу со сверстниками с другого конца станицы, ему и в голову не приходило, что отрывок разговора явится чуть ли не главной составляющей обвинения его в пособничестве терроризму.
Но этого было явно мало, чтобы отправить молодого человека в тюрьму. Поэтому в станице 17 апреля 2012 года ранним утром прогремел взрыв. Сначала забрали двоих друзей Эктумаева – Махмуда Мадаева и Кемрана Карсамова, а вечером того же дня сотрудники Сунженского РОВД пришли и к ним. Один из пришедших сказал матери Эктумаева Мансура Асет Борчашвили, что у них есть вопросы к ее сыну:
«Я ему (сказала): от ваших вопросов у нашей молодежи начинаются все проблемы. Он мне велел вечером привести моего сына в Сунженское РОВД. Я ответила: хорошо, приведу».
Как только Мансур пришел домой, Асет вместе с сыном поспешила в РОВД:
«Под вечер мы уже были там. Там нас уже ждал глава нашей администрации Назарбек Техоев. Мы вместе зашли, нас встретил начальник (Сунженского РОВД) Имаев. И сразу, как только мы зашли в кабинет, он стал обвинять моего сына. Он сказал: «Я докажу, что это ты сделал. Мадаев уже во всем признался». Он спросил, ходил ли мой сын за черемшой в Арштах. Я своих детей растила одна с 1995 года. Моего мужа убили. У нас нет здесь работы, и чтобы хоть как-то прокормиться и выжить, в сезон черемши мой сын с 13 лет копает черемшу на продажу. Вот на эти средства мы как-то выживали. Он был моей опорой с 13 лет. Он (Мансур) сказал, что, да, он ходил копать черемшу. Там он увидел ребят (боевиков) и все. Они поздоровались с ним. Помимо моего сына там были и другие ребята».
Асет Борчашвили попросила отпустить ее сына, потому как случайная встреча в лесу боевиков никак не может быть причиной для тяжкого обвинения. Но она еще не осознавала, что маховик запущен и у ее сына нет никаких шансов.
«Я ему сказала: «Отпустите моего сына», он говорит: «Как я могу отпустить твоего сына, когда все СМИ уже написали, что мы практически в тот же день раскрыли преступление. Сейчас приедут русские ребята. ФСБ приедет». Почему-то это были ребята с Лубянки. Он говорил, что он все докажет, у него записи разговоров».
И вот тут как раз Имаев вытащил свою козырную карту – телефонные разговоры троих друзей. Что это были за разговоры и какое отношение имели к событиям, связанным с взрывом?
«Это они (правоохранительные органы) говорят, что зафиксировали по телефону. У нас тут ребята из станицы играют в футбол. Есть Верхняя Ассиновка и Нижняя Ассиновка. И вот ребята играют друг против друга. Они играют жестко, и поэтому ребята между собой называют их «мясниками». Вот за это они уцепились».
Эктумаев Мансур тоже не мог поверить, что невинный телефонный разговор обернется для него таким кошмаром, и улыбался, рассказывала нам Асет. Но это еще больше вывело из себя начальника Сунженского РОВД Юсупа Имаева. Асет Борчашвили попросили выйти из кабинета, чтобы поговорить с сыном. Когда через полтора часа она вернулась, ее сын выглядел совершенно другим человеком.
«Передо мной сидел мой сын, запуганный, как зверь. Взъерошенный, весь в слезах, глаза красные... Руки держал под столом. Оказывается, его руки были в наручниках. С ехидной улыбкой начальник Имаев начал мне говорить: «Ты же говорила, что твой сын ни в чем не виноват! Твой сын во всем признался, что у вас в огороде закопан фугас».
Странное дело, закопанный якобы пакет стоял под сильным дождем совершенно новенький. Рассказывает Борчашвили:
«Пакет, который якобы был там, стоял под дождем. Этот мусорный, черный пакет стоял под сильным дождем. Если идет сильный дождь, ручки как-то должны были упасть или завернуться. Пакет стоял так, как будто его только что поставили. Я у сына спросила: «Что это такое?» Он мне ответил: «Нана, ты ничего не знаешь. Помолчи, успокойся». Один из сотрудников подбежал к Имаеву и говорит, что он мать предупредил и что он взорвет (фугас)».
В тот же вечер Мансура забрали и с тех пор Асет лишь изредка видела своего сына в СИЗО. В одну из встреч Мансур попросил мать отправить старшего брата из Чечни и нанять нового адвоката. Надо признать, что правоохранительные органы Чеченской республики довольно часто и успешно используют в своей практике угрозы по отношению к родственникам обвиняемых. В таких случаях обвиняемый берет на себя все, что ему приписывают.
«(Угрожали), что старшего тоже посадят, что его убьют, что сестру изнасилуют, изобьют, мать тоже. Мой сын мне сказал, что он не виноват и чтобы я поменяла адвоката. Я поменяла адвоката. Мой сын изменил показания, как только понял, что старший сын в безопасности».
Мансур рассказал матери, что его пытали и заставили оговорить себя. По его словам, пытали и других фигурантов дела о взрыве – Махмуда Мадаева и Кемрана Карсамова.
Один из сотрудников силовых структур приставлял пистолет к голове младшего брата Мадаева, которого тоже забрали из дома вместе с братом, и угрожал, что его застрелят, если братья не сдадут оружие и не признаются в причастности к взрыву. От Махмуда требовали, чтобы он также сознался в том, что имеет отношение к другим терактам, интересовались соучастниками преступления. Несколько сотрудников пытали его, используя электрошокер, надевали ему на голову пакет и душили. Несколько раз Махмуд терял сознание. Не выдержав пыток, он сказал, что подпишет необходимые документы, но избиения продолжились.
«Один (из обвиняемых) не подписывает бумаги, что он носил им (боевикам) еду. Сказали, что он все равно не выйдет (из тюрьмы). У Карсамовой сидят оба сына. Один из них проходит в деле с моим сыном. Они завели на них групповое дело, чтобы дали большие сроки. А вот второй, которого задержали, пытали электрическим током, работал в России, упал с крыши и повредил себе ногу. У него в ноге железки. Мать видела его на свидании и в себя не может прийти. У нее бывают приступы из-за этого. Ток прошел через плечо. Заставляли подписывать бумаги. Говорили, что его брат бандит, он сам бандит и вся его семья бандитская».
Асет Борчашвили утверждает, что сына обвиняют по ст. 222 ч. 3 (незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, его основных частей, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств), ст. 208 ч. 2 (организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем), ст. 30 ч. 1 (приготовление к преступлению) и ст. 317 (посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа) УК РФ.
По ее словам, Мансур и Кемран намерены отказаться от показаний, полученных под пытками. На суде они рассчитывают, что это хоть как-то повлияет на исход дела. К сожалению, такого в российских судах не бывает практически никогда. Борчашвили отмечает, что в Чеченской республике стало нормой забирать молодых ребят из неполных и необеспеченных семей, чтобы пополнять статистику «борьбы с терроризмом»:
«Наши станичники знают, что эти три друга не виноваты и ребят незаконно обвиняют. У нас нет финансов (чтобы защитить себя). Они на этом делают результаты. Прикручивают себе звездочки... Результаты делают».
Более того, силовики прекрасно понимают, что неполным семьям, которые, как часто бывает, перебиваются с хлеба на воду, не под силу тягаться с системой. Это вполне беспроигрышный вариант в деле борьбы с терроризмом. Чем больше ребят сядет в тюрьмы, тем больше медалей и повышений.
