Российский фотограф Денис Синяков, арестованный в сентябре прошлого года вместе с активистами-экологами за съемку акции "Гринпис" у нефтедобывающей платформы "Приразломная", в ноябре побывал в Крыму и поделился с Радио Свобода своими впечатлениями о жизни людей на полуострове после его аннексии Россией. По словам Синякова, сейчас на улицах крымских городов уже не ощущается эйфории от присоединения к России – жизнь Крыма практически не изменилась, если не считать выросших пенсий и цен, а также усилившихся репрессий против коренного населения полуострова – крымских татар. Денис Синяков также рассказал, как он относится к инициативе украинских военных – ограничить работу журналистов в Донбассе, и о том, получил ли он от следователей изъятые после акции "Гринпис" и ареста карты памяти и компьютер.
– Cколько времени прошло после вашей последней поездки в Крым, какие изменения бросаются в глаза в первую очередь?
– Я несколько раз был в Крыму во время весенних событий, предшествовавших референдуму [о присоединении к России], соответственно, прошло 8 месяцев. Мне было интересно посмотреть, что сейчас происходит в Крыму. Самое главное, что тогда, весной, я встречался с крымскими татарами, которые довольно недоброжелательно встречали колонну российской бронетехники, которая шла со стороны Феодосии в Симферополь, они говорили, что не просто не будут участвовать в референдуме, но будут блокировать избирательные участки. Мне показалось это интересным, и я решил посмотреть, что сейчас происходит с ними. Я поехал в эту деревню, где с ними встречался, и большую часть [поездки] посвятил им. Но я, естественно, хотел посмотреть и на все, что там происходит вообще, начиная от Керченской переправы и кончая тем, как изменились Симферополь и Севастополь. Первое, что мне бросилось в глаза, это то, что там довольно мало российской символики. Если весной практически каждая машина была украшена георгиевской ленточкой или российским триколором, то теперь это довольно редко можно встретить, по сравнению с Москвой, например. Естественно, там [в Крыму] довольно много билбордов, например, "Единой России", выкрашенных в российские цвета, но в частной жизни это встречается мало.
Мне это показалось довольно удивительным – не в том смысле, что эйфория от возвращения в Россию у крымчан прошла, а что об этом мало говорят и внешних признаков мало. Такое ощущение, что Крым остался прежним. Я там много раз был и до этого, и для меня внешних изменений не произошло, хотя внутренние, безусловно, есть, потому что люди говорят мало, стараются не общаться с журналистами, особенно крымские татары, вот это поразительно.
– Насколько легко сейчас работать фотожурналисту в Крыму, вызывает ли там человек с камерой негативную реакцию, как это часто случалось весной?
– Да, там было довольно сложно работать весной и, в принципе, нелегко и сейчас. Часто это связано с какими-то предубеждениями. Например, у меня был фиксер (помощник. – РС), который работал на канале АТР (телеканал крымских татар. – РС), и она мне говорила, что здесь вот снимать нельзя, потому что побьют. Довольно сложно работать, сложно пообщаться с этой, ее называют "самообороной", хотя они сами себя – "ополчением" и слово "самооборона" им категорически не нравится. Довольно агрессивно они принимают тебя и сейчас, если нет разрешения от какого-то их командира. Проблема в том, что люди вообще довольно подозрительно относятся к фотографам, сложно работать на рынках, на улицах. При съемке железнодорожного состава с военной техникой я фактически был арестован вооруженными людьми, правда, потом они отпустили меня, проверив документы, но это не такой открытый мир, как в Москве.
– Если говорить о том, как ситуация в Крыму преподносится российскими и украинскими СМИ – что ближе к истине, стала ли жизнь людей лучше или хуже?
– По правде говоря, я не знаю, как преподносится жизнь Крыма в украинских СМИ, только могу догадываться. Но то, как преподносится Крым у нас, – это далеко от реальности, в том смысле, что люди сейчас заняли выжидательную позицию. Там нет больше плясок радости, люди настороженно смотрят в будущее. Те, с кем я разговаривал, это и пророссийские граждане, в том числе российские военные, которые раньше служили в украинской армии, они говорят, что ничего в принципе не изменилось. Да, зарплаты и пенсии выросли, но все это съедается выросшими ценами на продукты. Они, конечно, не достигли московского уровня, но существенно подросли по отношению к украинским. Говорили, что Крым теперь "вернулся в совок", что жизнь пенсионеров там стала лучше, но это тоже не совсем так. Пенсионеры тоже вынуждены платить, особенно за лекарства. Люди говорят, что на некоторые лекарства цены поднялись в 6 раз, например на детские препараты. Поэтому пока никто ничего не понимает, и все просто ждут.
Люди говорят, что на некоторые лекарства цены поднялись в 6 раз, например на детские препараты
– Остались ли в Крыму проукраински настроенные жители?
– Их довольно много, не все они уехали, кто-то по-прежнему собирается это сделать, но проблема в том, что многие люди хотели отказаться от российского паспорта и остаться с украинским паспортом. Но сделать это им было довольно сложно, как я понял, на это им выделили всего один день (на самом деле 2 недели. – РС), в итоге люди приезжали, условно говоря, из Керчи в Симферополь, потому что только там, ка мне говорили, можно было отказаться от российского паспорта (пункты, где можно было подать заявление на отказ от российского гражданства, на самом деле, были открыты еще в нескольких городах Крыма. – РС), люди стояли в огромных очередях, чтобы успеть это сделать, но многие не успели. Некоторые также получают российские паспорта не потому, что хотят быть россиянами, а просто как какую-то гарантию на будущее. Многие крымские татары, вопреки тому, что они говорили, мол, российские паспорта получать не будут, их получают, просто для того, чтобы сделать свою жизнь проще. При этом они, естественно, не отказываются от украинского паспорта и те же визы ездят получать в Херсонскую область или в Киев (консульства большинства государств мира отказываются принимать документы на визы от владельцев российских паспортов с регистрацией в Крыму. – РС).
– Чем сейчас живут крымские татары, насколько серьезному давлению властей они подвергаются?
– Сейчас, как мне кажется, наступила некая передышка, потому что Кремль дал им 3 месяца на сдачу [экстремистской] литературы. После того, как правозащитники, в том числе [Николай] Сванидзе на встрече Общественной палаты с президентом рассказал о случаях, когда людей похищали (а таких похищенных было в общей сложности семь человек, два из которых убиты), Путин сказал и Аксенов сказал, что гарантируют, что похищений и обысков в том виде, в каком они проходили раньше, больше не будет, после этого наступила передышка. Последние похищенные были три месяца назад, это сын и племянник Джеппарова (Абдурешит Джеппаров, житель поселка Сары-Су. – РС). В любом случае, это породило некую боязнь и паранойю, люди молчат и ничего не хотят говорить именно поэтому. Они опасаются за свое будущее, они, как правило, стараются не ходить по одному, они реально боятся, что пришла Россия и теперь начнется такой "кавказский вариант". Открыто об этом не говорят, но об этом говорят члены Меджлиса, Нариман (Нариман Джелялов, заместитель председателя Меджлиса крымско-татарского народа. – РС), они боятся, что эфэсбэшники будут кого-то брать, уводить или убивать, а потом говорить, что это якобы был радикальный исламист.
Они боятся сценария, когда эфэсбэшники будут кого-то брать, уводить или убивать, а потом говорить, что это был радикальный исламист
Многие считают, что российские власти провоцируют крымских татар на какие-то неадекватные действия, которые позволили бы Кремлю, в свою очередь, действовать более радикально и жестко по отношению к ним. Татары считают, что Кремлю они там [в Крыму] не нужны. Они не говорят о второй депортации, но все об этом помнят, о том, что она была и может повториться. Именно поэтому они стараются не отвечать на действия властей какими-то своими жесткими действиями, а стараются пока все-таки договариваться, создавать контактные группы, встречаться с Аксеновым, местными политиками и обсуждать вопросы похищений, обысков и так далее.
– Собираетесь ли вы в Донбасс, в зону боевых действий на востоке Украины? Как вы относитесь к решению украинского командования запретить работу журналистов в зоне АТО без армейского сопровождения?
– Я был несколько раз в Донбассе, но не в активную фазу, а когда [ополченцы] брали луганскую СБУ, но пока я туда ехать не собираюсь, потому что мне кажется, что гораздо интересней подождать и сделать проект о том, какие последствия будут у этого конфликта. Мне кажется, это важнее, с точки зрения журналиста, чем текущие события. Ну а то, что какие-то меры принимаются по отношению к журналистам, по-моему, это неправильно. В сопровождении [военных] вообще ничего не делается, я понимаю, почему украинские власти хотят это сделать, у них есть, естественно, для этого причины, я имею в виду российскую пропаганду, но в любом случае, мне кажется, это неправильный поступок. Какие бы журналисты ни были, они должны работать. Это проявление слабости, скорее, чем силы.
– Недавно был год с момента вашего освобождения после ареста на акции "Гринпис" у российской нефтедобывающей платформы "Приразломная". Часто ли вы вспоминаете о тех событиях, как они изменили вашу жизнь, завершен ли ваш конфликт с государством, возвращены ли вам личные вещи?
– По правде говоря, я уже и забыл, что это случилось, – так много произошло после этого вещей и в России, и с моими друзьями на Украине. Кажется, что это была какая-то командировка в СИЗО просто для моего собственного опыта. У меня никакого негативного отношения к этому не осталось, просто хороший опыт. Конфликт у меня с государством в этом отношении не закончился, потому что мне до сих пор не вернули флеш-карты с камеры, мне дико интересно посмотреть, что же там снято, кадры самого захвата корабля.
Мне до сих пор не вернули флеш-карты с камеры, мне дико интересно посмотреть, что же там снято, кадры самого захвата корабля
Я надеюсь, что они вернутся, потому что, к моему большому удивлению, удивлению моего адвоката и моих друзей, мне буквально неделю назад вернули компьютер и жесткий диск, на котором, собственно, все осталось. Меня уверяли, что все это уничтожат и сотрут, но нет, все вернули в том виде, в каком забрали. Я этим фактом приятно озадачен и надеюсь, что я также увижу и свои флеш-карты. Этот конфликт мне никак не аукнулся, за исключением того, что я по-прежнему не могу работать с российскими компаниями, с "Газпром-нефтью", с "Русгидро", потому что они опасаются это делать. Но в целом такое ощущение, что ничего и не было.
