ПРАГА---Комитет министров Совета Европы на днях опубликовал новые решения, принятые 11 и 12 марта на сессии по рассмотрению вопросов о состоянии исполнения решений Европейского суда по правам человека правительствами России и еще 14 из 47 стран, входящих в Совет Европы. В Совете Европы «озабочены отсутствием прогресса в проведении расследований» в России и требуют, чтобы она представила информацию по резонансным расследованиям и по выплате присужденных Европейским судом по правам человека компенсаций. В рубрике «Некруглый стол» мы побеседовали об исполнении решений Страсбургского суда Россией и Грузией с юристом Правозащитного центра «Мемориал» Кириллом Коротеевым и грузинским адвокатом и правозащитником Гелой Николаишвили.
Амина Умарова: Мой первый вопрос Кириллу Коротееву. Чем важен контроль Комитета министров Совета Европы в деле исполнения решений Европейского суда по правам человека?
Кирилл Коротеев: Это вопиюще беспомощный орган. Последняя промежуточная резолюция по чеченским делам это наглядно демонстрирует. Комитет министров уже 10 лет контролирует исполнение Россией чеченских дел, прогресса действительно нет, и вместо того чтобы хотя бы как-то поддерживать минимально жесткий критичный тон, Комитет министров принимает все более безумные тексты в том духе, что да, пришлите нам это еще раз. Дело в том, что российские власти, как мне кажется, уже поняли, что Комитет министров не является никакой серьезной угрозой для их благополучия и поддержания безнаказанности, поэтому присылают туда тексты, которые иначе как отписками нельзя назвать.
Это тексты, часто очень длинные, содержащие, как правило, мало осмысленных идей. Комитет министров их принимает и обсуждает, хотя видит, что российское правительство вообще никак не относится к тем обязанностям, которые следуют из решений Европейского суда для того, чтобы эффективно расследовать нарушение прав человека. В частности, Комитет министров в очередной раз попросил представить решение о возобновлении расследования о бомбардировке в селе Катыр-юрт – это дела Исаева против России и Абуевой против России. Хотя у Комитета министров есть документы о том, что оно не только возобновлено, но уже и прекращено, и что российский суды – от грозненского гарнизонного до верховного – отклонили все жалобы на постановление о прекращении уголовного дела в очередной раз с откровенным нарушением решения Европейского суда по правам человека.
Амина Умарова: Вы сказали, что Комитет министров Совета Европы – это такой беззубый орган, а в чем причина?
Кирилл Коротеев: Дело в том, что в нем заседают представители государств, которые проиграли дела, и, соответственно, контроль за соблюдением одним государством тех решений, которые вынесены против него, осуществляют государства, против которых есть много своих решений. Это значит, что если государство А не будет слишком сильно настаивать на том, что государство Б не исполняет решение, то государство Б не будет слишком сильно настаивать на том, что решение Европейского суда не исполняет государство А.
Амина Умарова: У меня вопросы к Геле Николаишвили. Какого плана нарушения прав человека и каково количество жалоб, которые граждане Грузии подают в Страсбургский суд по правам человека?
Гела Николаишвили: После того как поменялась власть 1 октября 2012 года, новые власти, естественно, были заинтересованы в исполнении всех решений Страсбургского суда, которые касались периода правления Саакашвили, поэтому в этом отношении особых проблем в Грузии нет. Что касается вопроса статистики, то за прошедшие 10 лет в Страсбургский суд в основном подавали за нарушение третьей статьи Европейской конвенции – пытки и несправедливое, бесчеловечное отношение, и шестой статьи – несправедливый суд. В пенитенциарной системе в массовом порядке были применены пытки, бесчеловечное отношение по отношению к заключенным, а что касается судебных органов, то они были очень зависимы от прокуратуры.
Можно сказать, что за прошедшее десятилетие у грузинского правосудия практически не было оправдательных приговоров. Практически все приговоры были осуждающими. Главное то, что в законодательство Грузии в конце 2005 года было внесено новшество: процессуальные договоры, которые подразумевают под собой договоры между стороной обвинения и обвиняемым, при которых они соглашаются на определенных условиях, когда обвиняемый признает свою вину и обвинительная сторона идет на льготы. Допустим, если статья от 5 до 10 лет, то по этому процессуальному договору обвиняемого могут вообще освободить, присудить условный приговор, или год-два, а остальное – условно. Были разные варианты, при том официально присуждались большие денежные штрафы. Некоторые в свое время называли это легитимной коррупцией. Сейчас эта статья тоже действует.
Естественно, очень многие, исходя из того, что в пенитенциарной системе были адские условия, старались как-нибудь заключить процессуальное соглашение и получить определенные льготы. Тех, кто решали подавать в Страсбургский суд, в основном преследовали, с ними не шли на процессуальные соглашения, наоборот, ужесточали условия. В единичных случаях заключенные решались подавать в Страсбургский суд, и зачастую их просто вынуждали, чтобы они отзывали свои жалобы. Когда пришли новая власть, она предложили гражданам по тем жалобам, которые были приняты к этому моменту к рассмотрению в Страсбургском суде, пойти на договор с государством. Власть обещала заплатить определенные суммы этим гражданам от имени государства (это были не очень большие суммы, но по критериям Грузии немалые – примерно от 3 до 5 тысяч евро), и очень многие соглашались на это и заключали договоры с Министерством юстиции.
Амина Умарова: Кирилл, Комитет министров Совета Европы попросил Россию усилить законодательную базу, чтобы злоупотребления со стороны сотрудников правоохранительных органов рассматривались быстро и они не избегали наказания. Как вы думаете, как Россия будет следовать такому указанию?
Кирилл Коротеев: Пришлет длинный текст, объясняющий, как быстро рассматриваются эти заявления, что они рассматриваются в полном соответствии с законом, и дальше длинные цитаты из уголовно-процессуального кодекса.
Амина Умарова: Совершенно очевидно противодействие российских властей выполнению решений Европейского суда в Страсбурге. Те жители Кавказа, которые во время т.н. контртеррористической операции были арестованы, которые осмелились подать с помощью правозащитников жалобы в Европейский суд, в местах лишения свободы находятся под специальным наблюдением. К ним постоянно приходят представители секретных служб, которые не представляются, и говорят, что пришли на беседу. Они говорят заключенным, что им не видать свободы не то что в ближайшем будущем, но даже после окончания официальных сроков их заключения, таких как 21 год, 25 лет. Как вы думаете, это противодействие нужно, чтобы не создавать прецедент?
Кирилл Коротеев: Я не думаю, что эти действия хоть как-то связаны с нахождением или рассмотрением жалоб в Европейском суде по правам человека. Просто у нас соответствующие органы так делают всегда. Не то чтобы они это делают всегда, но они это делают, не принимая во внимание Европейский суд по правам человека, который для них не существует. Это не тот фактор, который они принимают во внимание при принятии решений и осуществлении каких-то своих действий.
Амина Умарова: Гела, вы могли бы привести какой-нибудь пример, при котором в Грузии, исполняя решение Европейского суда по правам человека, пересмотрели дело и оправдали человека?
Гела Николаишвили: К сожалению, нет. Кстати, недавно внесли в законодательство Грузии поправки о том, что решение Страсбургского суда может являться нововыявленным обстоятельством. Вы знаете, что рассмотрение в Страсбургском суде длится очень долго, есть некоторые дела, по которым пришли ответы, я слышал два-три дела, когда их внесли в суд, но пока эти дела не рассматривались. К тому же в законодательстве Грузии прямо записано в этой статье, что нововыявленным обстоятельством считается решение Страсбургского суда, но не во всех случаях. Есть такое предложение, что только в том случае можно считать обстоятельство нововыявленным, когда это обстоятельство подействовало на решение суда. То есть если не подействовало, допустим, даже если выявилось, что человека пытали, но там были и другие доказательства, которые принял суд во внимание, и что эти конкретные пытки не имели отношения к окончательному приговору, то тогда суд может даже не считать нововыявленным обстоятельством решение Страсбургского суда. Так что, можно сказать, что грузинское правосудие в очень исключительных случаях будет считать решение Страсбургского суда нововыявленным обстоятельством, чтобы заново потом рассмотрели эти дела.
Амина Умарова: Кирилл, у меня к вам практически такой же вопрос: есть ли положительный пересмотр дел в России уже после вынесения решения Страсбургским судом?
Кирилл Коротеев: Ответ: частично, конечно, да, но это не всегда приводит к какому-то ощутимому результату, потому что, с одной стороны, есть ряд дел, которые не требуют именно той формальной процедуры пересмотра по новым, вновь открывшимся обстоятельствам, которая у нас закреплена в уголовно-процессуальном кодексе, когда пересмотр осуществляет президиум Верховного суда. Практически все чеченские дела не проходят через президиум, потому что там нет какого-то окончательного судебного решения или приговора. Это дело, которое возобновляется с новым следователем и снова умышленно прекращается, и попытка донести до следователя необходимые процессуальные действий, следующие из решения Европейского суда, редко удается потерпевшим. Хотя у нас есть одно прекраснейшее решение Гудермесского районного суда, касающееся противопехотных мин, и дело, которое было выиграно в Европейском суде, но это решение, которое констатирует значительное количество недостатков следствия, было отменено Верховным судом Чеченской Республики, мы пока не знаем, на каких основаниях.
Что касается пересмотра решения приговоров президиумом Верховного суда, то действительно со всеми этими опасениями, о которых говорил Гела, мы сталкиваемся и в России, потому что очень немногое количество дел передается на новое рассмотрение в первую инстанцию. Очень часто Верховный суд, пересматривая приговор по делу после решения Европейского суда, сам же подтверждает приговор или принимает какое-то иное решение, которое, может быть, символически является возобновлением производства, но никакого изменения в ситуацию обвинителя не приводит. Более того, иногда, когда дело передается на новое рассмотрение в первую инстанцию, никакого облегчения положения обвиняемого при новом рассмотрении не происходит. Очень часто новое рассмотрение происходит, когда человек уже почти полностью отсидел свой срок. Конечно, для тех, кто сидит 20 лет, это более актуально, но, как мы видим, это вовсе не обязательно облегчает их участь, даже если Европейский суд найдет нарушения в их процессе.
