Сюжет с «Рустави 2» выглядит очередной историей из жанра, который российский президент когда-то образно обозначил игривой аллюзией. «Власть должна пытаться, а пресса защищаться», – пошутил он, намекая на соответствующие ролевые функции настоящего мачо и настоящей леди. Соотношение тех, кому сравнение показалось адекватным, и тех, кто понимающе поморщился, наверное, схоже с крымским. В борениях власти и прессы, как и в вечной тяжбе поэта и царя, так подкупает дуализм, из которого будто нет выхода. К тому же святых нет: и НТВ жульничал, и «Рустави 2» Саакашвили отнял у законных владельцев, так что нет здесь правых, значит, никто не виноват.
С одной стороны, оно, конечно, так и есть. Схватка свободной прессы и власти – как магический кристалл, в котором все истинные мотивы без прикрас и иллюзий. Свобода прессы в реальности – это Гусинский или на худой конец Кибар Халваши. Вместо демократии – договоренности с властью, чаще неформальные и действующие ровно до того момента, пока совпадают интересы. Как бы смелы не были телеразоблачители и проницательны телеаналитики. Пресса так же свободна, как демократична власть, а про Саакашвили на этот счет никто иллюзий не питал, как, впрочем, не питает ни про кого другого.
История про телевидение, которое закрывают, – это история подмены понятий, настолько запутанной, что возможностей хватает обеим сторонам. Власть рассказывает про спор хозяйствующих субъектов, которые, как правило, обнаруживают свои интересы с удивительной политической синхронностью. Но власть не выдерживает и проговаривается. Она вспоминает нравы эпохи Саакашвили, разгром «Имеди», отъем у владельцев того же «Рустави 2». Спрашивать у этих владельцев, где они были раньше и почему справедливости им захотелось поближе к выборам, – нонсенс и моветон. Просто потому, что все знают и почему раньше, и почему сейчас. Но это совершенно не важно, потому и «Имеди» громили, и «Рустави 2» отнимали, и это не просто правда, это часть сути эпохи Саакашвили, иска к ней, потому что в суде над прошлым решается настоящее. А «Рустави 2» был и там, и здесь.
Только никакого дуализма нет, и нет в этом деле ничего запутанного. В споре власти и прессы виновата всегда власть, потому что она не может спорить с прессой, вот в чем вся предельно простая штука. Любой поединок власти и прессы, хоть в суде, хоть в ходе спецоперации, – акция карательного свойства. Юристы возразят, но это возражение подтверждает оспариваемый ими тезис, поскольку юриспруденция в борьбе с прессой – это тот же ОМОН с дубинкой, который не победить. И как в разговоре запоминается последнее слово, так в разрушении телевидения виновата только последняя власть.
И ничего цехового. Наоборот, цеховая принадлежность только помогает понять, что поводов себя романтизировать «Рустави 2» давал не больше, чем НТВ. То, что выглядело свободой слова, конечно, было продолжением договоренностей с властью, которая на это шла по разным основаниям – и в силу компромисса, и в силу собственного расчета, и в силу демонополизации информационного поля, которую окончательно обуздать не мог даже Саакашвили. В своей массе постсоветские правители отличаются друг от друга не столько степенью уважения к свободам вообще и свободе прессы в частности, сколько широтой возможностей эти свободы подавить. И в этом плане Саакашвили был не хуже и не лучше своих коллег-соседей, которые искренне исходили и исходят из формулы про мачо и леди.
Все так. Только стиль Саакашвили имеет непосредственное отношение к истории «Рустави 2» и Грузии вообще. Но к тому, что происходит в суде, – ни малейшего.
Дело не в «Рустави 2», не в его политической ангажированности и симпатиях. Груз политических наслоений не слишком впечатлил бы присяжных, доверь им кто-нибудь объективно защищать «Рустави 2». И НТВ не был праздником свободы, как не были ее пиршеством информационные войны. Но вопрос шире, и глупо уверять, что 90-е в России были торжеством демократии.
Просто любая попытка спутать необходимое и достаточное отдает пошлой спекуляцией.
90-е и НТВ были необходимым, они были той водой, которую ищут даже на Марсе, из которой жизнь может зародиться, а может не зародиться, но без которой она не зародится точно. И разница, конечно, есть. Саакашвили закрывал телевидение, чтобы делать реформы, а нынешний усталый кумир – чтобы выиграть выборы, снова неизвестно для чего. Кому-то эта разница может показаться важной. По большому же историческому счету разницы нет. Власть поддается инстинкту и будто специально делает все, чтобы среда не становилась менее кислотной. Но теперь это делает Иванишвили, а мы именно о том, что теперь.
И каждый раз все надо начинать сначала. И не только с «Рустави 2».
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
