Передвижение по Военно-Грузинской дороге, соединяющей Россию со странами Южного Кавказа, с наступлением холодов значительно усложняется. Чаще всего по маршруту Владикавказ-Тбилиси ездят беженцы, вынужденные уехать из Грузии в начале 90-х и обосноваться в Северной Осетии.
Тбилиси. Многолюдный автовокзал Дидубе. Навязчивые продавцы хачапури и водители такси, обещающие домчать в Россию без задержек. Подхожу к стоянке автомобилей с табличками «Владикавказ-Тбилиси». «С самого утра только вторая машина поедет», – закуривая сигарету за сигаретой, жалуется на отсутствие пассажиров один из водителей и советуют садиться в серебристый минивэн. «У Нугзара почти полный комплект. Нужен еще один человек».
Все пассажиры и водитель такси Нугзар – осетины, родившиеся в Грузии. У Нугзара два паспорта – российский и грузинский. Он коренной тбилисец и по-прежнему живет в грузинской столице, зарабатывает на жизнь частным извозом. Каждый день мотается по извилистой Военно-Грузинской дороге из Тбилиси во Владикавказ и обратно. Нугзара не смущает горный серпантин. Во время обильного снегопада он надевает на колеса металлические цепи. «Это дорога – наша кормилица!» – восклицает он. «В ясную погоду три часа за рулем – и ты уже в России, – говорит Нугзар, правда, тут же добавляет. – Когда нет очередей на российской таможне».
Суровая красота Военно-Грузинской дороги издавна вдохновляла путешественников и поэтов. Сосновый бор вдалеке переливается малахитом. Манят своей величественностью склоны и приталины скал. Крутой поворот по серпантину – и взгляд захватывает огненная листва ольхи, можжевельника, клена и облепихи... В Пасанаури светит солнце, и его лучи играют на стеклах автомобиля.
Мои попутчики бойко переговариваются по-грузински, я в ответ спрашиваю:
«Почему не говорите по-осетински, вы же осетины? Вы считаете себя осетинами?»
Мой вопрос вызывает недоумение:
«Мы здесь живем и знаем оба языка. Конечно, мы осетины, а кто мы, по-вашему? Мы привыкли с детства на грузинском разговаривать, в школе тоже учили грузинский. Это как вы во Владикавказе говорите на русском, так и мы привыкли на грузинском. Мы отмечаем все наши осетинские праздники и соблюдаем обычаи. Конечно, мы осетины! Вот скоро праздник Джеоргуыба начинается, и мы будем его справлять».
Ламара Козонова: «Я сама закончила 11-ю тбилисскую школу. Мы там изучали осетинский язык, это было в 80-х годах».
Спрашиваю, что заставляет их пускаться в столь дальний, не всегда безопасный путь:
«Я уже двадцать лет в Заводском живу, в Тбилиси у меня сестра осталась. Работы здесь нет, негде зарабатывать. В Осетии кто работать хочет, найдет, как деньги делать», – говорит владелица кондитерской во Владикавказе Ламара Козонова.
«Из-за врачей поехали», – раздается тихий мужской голос.
Худощавый мужчина средних лет кутается в тонкое пальто. Темо, как обращаются к нему пассажиры, недавно перенес операцию. Всю дорогу он жалуется на озноб. Мужчина рассказывает, что живет на две страны. Летом чаще бывает в Тбилиси, где у него квартира, зимой – во Владикавказе:
«Я не уехал насовсем из Грузии. В 2002 году купил жилье в Северной Осетии, но квартиру в Тбилиси не стал продавать. Да, у меня двойное гражданство. За мою операцию заплатили власти Грузии, я заплатил 30%, остальное заплатило грузинское государство. Где жить лучше? Цены почти одинаковые, везде деньги нужны».
«А кто-то из ваших родных, знакомых вернулся обратно в Грузию?» - спрашиваю я.
«Те, у кого сохранились дома, не продают их, сдают в аренду, но обратно никто не вернулся», – отвечает Темо.
Разговор явно по душе Нугзару. Он поддерживает нашу беседу, успевая ловко крутить баранку:
«Вот из моего района меньше всего осетин уехало. Это Каспский район. Это рядом с Тбилиси, в 60 километрах. Почему? Потому что там не так сильно «звиадисты» угрожали. Не так сильно давили на нас, как в Бакуриани, в Боржоми, в других районах. Села осетинские сохранились, в нашем районе не меньше 20 сел осетинских сохранилось».
Ламара Козонова родом из Каспского района. Она соглашается с Нугзаром:
«Наше село Летет тоже сохранилось, но раньше оно было осетинское, сейчас население смешанное. Очень много сванов поселилось. В 90-е годы они стали заселяться, с гор их переселяли. Часто бывали там (в горах) наводнения, стихийные бедствия. Из Ачара (Аджария) переселились, из Батуми».
Поднимаемся к ослепляющим взор заснеженным вершинам в Гудаури. Снег рыхлый, неплотный, сезон пока не открыт, но отдельные смельчаки – туристы уже поднимаются по фуникулеру. Нугзар сбавляет скорость, дорога здесь не расчищена. Проезд грузового автотранспорта из стран Южного Кавказа в Россию ограничен. На километры вдоль трассы от Коба до Казбеги тянется ряд груженых фур.
Дальше Дарьяльское ущелье. На КПП «Дарьял» пограничник молча ставит печать в загранпаспорт. Порывистый холодный ветер норовит сбить с ног, заставляет укрыться в автомобиле. Ждем нашу молчаливую попутчицу старушку-грузинку. Выясняется, что у Цицино тоже было двойное гражданство, но грузинского ее лишили. Теперь объясняют, как оформить вид на жительство, чтобы восстановить гражданство Грузии. Цицино не расстроена. Говорит, что «в Грузии она не получала пенсии и ничего не теряет. Временами живет в Тбилиси, временами во Владикавказе. В Грузии у нее сын, в Северной Осетии – дочь».
Через пару километров подъезжаем к российской границе. Встраиваемся в колонну из автомобилей. Нугзар смеется: «Это разве очередь? Это ненадолго. Сейчас не сезон».
Над КПП «Верхний Ларс» веет осетинский триколор. О том, что мы на государственной границе Российской Федерации, можно догадаться по неприметной надписи «Россия» на металлическом баннере, установленном перед шлагбаумом. Пограничники регулируют проезд автотранспорта: транзитный поток – в один терминал, едущие в Россию – в другой. Паспортный контроль проходим за считанные минуты. Еще каких-то полчаса – и Владикавказ встречает нас долгожданными огнями большого города.
