ПРАГА---Несколько дней назад в Праге состоялся концерт, в котором участвовали оперные певцы грузинского происхождения, выступающие на сценах известных мировых театров. Это Маквала Касрашвили, Тамар Иано Алибегашвили, Бадри Майсурадзе, Георгий Андгуладзе. Концерт был посвящен памяти Галины Вишневской, с которой солистку Большого театра в Москве Маквалу Касрашвили связывала многолетняя дружба.
Кети Бочоришвили: Я хотела спросить у вас, что вам, как творческой личности, дала Грузия и что дает Россия?
Маквала Касрашвили: Грузия дала то, что я сама грузинка, представляю грузинский народ, и, конечно, дар, который мне дал бог. А также, наверное, грузинская природа, солнце, грузинский народ, все окружение, наша история, певческое многоголосие, в красоту и богатство которого попадаешь с детства. И человек просто уже развивается с детства с совсем другим мировоззрением и, можно сказать, богатеет – есть интерес к жизни и правильный какой-то толчок, чтобы человек не потерял этот талант, который дает грузинская природа и культура. Я в Грузии, кстати, с помощью известной русской певицы Веры Александровны Давыдовой получила итальянскую школу. Она училась у педагога Девос-Соболевой, которая училась у Эверарди, – это был знаменитый в Петербурге в XIX веке педагог, – и она мне говорила, что «ты – правнучка Эверарди». Так что, представляете, какая связь.
Она была, как вы знаете, ведущей певицей Большого театра, у нее был потрясающий муж – Димитри Мчедлидзе, они в 1957 году переехали из Москвы в Тбилиси. Я попала к ней по счастливой случайности, и она меня научила петь. Опять же благодаря ей, потому что из Москвы проездом через Тбилиси был директор оперы (так сейчас называют), заведующий оперной труппы Большого театра Анатолий Орфенов, и они повидались с Верой Александровной Давыдовой, которая его пригласила на концерт студентов, где я пела. Я была уже на пятом курсе консерватории, и, послушав меня, он подошел, поздравил и спросил меня, хочу ли я приехать в Большой театр вне конкурса. А я вообще мечтала попасть в тбилисский театр, и через месяц мы получили приглашение, Давыдова меня сопровождала, и мы приехали в Большой театр. На второй день я вышла на сцену, спела несколько арий, и через час я уже была зачислена в стажерскую группу.
Вот так я попала в Россию, в Большой театр, и мне повезло, потому что в это время там были выдающиеся режиссеры, музыканты, дирижеры и певцы. Если я вам скажу, что все свои роли сделала с лучшим оперным режиссером Борисом Покровским, – это о многом говорит, потому что я считаю, что это эпоха в Большом театре, когда шли его постановки. Когда я впервые спела на сцене Большого театра Татьяну и Наташу Ростову в «Войне и мире», дирижировал (Мстислав) Ростропович. Вообще, можно ли мечтать о таком?! Ведь это был выдающийся, величайший музыкант, и (Галина) Вишневская пришла на мой спектакль, когда я пела Графиню в «Свадьбе Фигаро», в первый раз она меня услышала, потому что она отсутствовала. Она сидела в ложе, как худсовет, слушала меня в Графине, это решало вопрос моего перевода в основную труппу. И она написала обо мне статью в «Советском артисте» (газета в Большом театре), и четыре раза упомянула слово «профессионализм», – вот с этого дня началась наша дружба.
Я слушала ее в «Пиковой даме» с Зурабом Анджапаридзе, – это был вообще непревзойденный спектакль с участием таких выдающихся артистов и певцов, и я, в общем, росла и училась у нее. Она мне всегда давала какие-то советы, я всегда обращалась к ней (Мстислав Леопольдович Ростропович тоже прекрасно ко мне относился) пока она не ушла из жизни, к большому сожалению для всех, кто ее обожал, преклонялся перед ней, и сейчас перед ее памятью, вообще перед ней, как фантастической личностью, певицей, актрисой, музыкантом и человеком, потому что я на себе это все испытала.
Кети Бочоришвили: Хотя говорят, что у нее был нелегкий характер…
Маквала Касрашвили: Знаете, она была очень прямая. Она никогда не льстила – если она с кем-то говорила, то всегда говорила правду, а это, сами понимаете, никому не нравится. Но говорила тогда, когда ее вынуждали говорить, а так, она никогда не позволяла себе. Она была высочайшей культуры и сдержанности человеком, и когда так говорят, – это уже просто кто-то сказал, какой-то недруг, и все это пошло. Она была фантастической женщиной. Просто когда мы, молодые певцы, сидели в коридоре перед оперной канцелярией, и когда она заходила – красавица, всегда прекрасно одетая, в фантастической форме, – мы просто прижимались к стенке и смотрели, не отрывая глаз. Помню, как она со мной вместе ходила в большой буфет, где пили чай, моя рука тянулась к булочке, и она меня хватала за руку и вырывала булку, потому что если она себе позволяла хоть чуть-чуть съесть лишнее, то на второй день она просто голодала. Она всегда, до конца своих дней следила за собой. Она для меня пример во всем: как надо служить своей профессии, какой надо быть женой такого великого человека как Ростропович, матерью – она воспитала фантастических двух дочерей.
Кети Бочоришвили: Да, так говорят только о кумирах.
Маквала Касрашвили: Да, она для меня кумир.
Кети Бочоришвили: Но не скрывайте, у вас еще есть очень интересная история, связанная с той цепью, которая сейчас на вас…
Маквала Касрашвили: В 1975 году – это год, как они уехали из Советского Союза, - Большой театр приехал на первые гастроли в Нью-Йорк, в Метрополитен-опера. Вдруг мне звонит концертмейстер Лия Могилевская, с которой занимались и я, и Галина, и говорит, что звонила Ольга Ростропович, что они приехали из Вашингтона и хотят с нами встретиться – там нас было трое. Мы тихо вышли из отеля, потому что там всегда сидели представители КГБ и следили, чтобы ничего такого не произошло. Ольга подъехала на машине – она лежала почти на дне машины, чтобы ее не видели, – мы сели и поехали на встречу с ними. Они были счастливы, естественно, мы были очень рады их видеть. Я помню, тогда Ростропович купил виолончель, на которой был след от шпоры Наполеона, – это знаменитый инструмент, и он играл нам и рассказывал эту историю. Потом, когда мы прощались, Галина сняла с себя эту цепь и повесила мне на шею. Знаете, я просто не знала, для меня ценность была в том, что это ее вещь, и она мне это подарила, а потом выяснилось, что это золото. Так что для нее это не имело значения, самое дорогое она сняла и отдала мне. Значит, это ее ко мне расположение.
Все время, когда я выезжала за границу, всегда ей звонила, и в 1983 году я летела на гастроли и была проездом в Париже, со мной была переводчица, естественно, «стукачка», и она мне сказала: «Может, поедем посмотрим вечерний Париж, ко мне сейчас приедет мой знакомый». Я говорю: «Я не могу, потому что здесь в посольстве работают грузины – муж с женой (а так и было, я могла назвать их имена), я должна им позвонить, и с ними, наверное, пойду». И она уехала. Я позвонила Вишневской, которая оказалась в Париже. Она сказала: «Где ты находишься?» Когда я назвала адрес, то она сказала: «ты в ста метрах от моего дома». Она пришла, и мы на маленькой площади, где был наш отель, обнялись, расцеловались, т.к. не виделись восемь лет. Я пошла к ней, и мы сидели с девяти вечера до двух часов. Я прочитала одну главу из ее книги в рукописи «Галина», которую она сама писала. Так что для меня это очень важное событие.
Кети Бочоришвили: И еще один такой вопрос: сейчас все больше молодых голосов из Грузии, и все больше узнают о Грузии, потому что они уезжают, поют на мировых сценах. Это хорошо. Но, с другой стороны, они не остаются дома, и, наверное, несмотря на то, что есть природные предпосылки к тому, чтобы в Грузии была своя собственная школа – там и полифония, и особые голоса, и традиции, – этого нет, потому что уезжают. Вот как вы считаете, есть хотя бы какой-то шанс, что в ближайшем будущем именно грузинская оперная школа сформируется?
Маквала Касрашвили: Там очень много было причин, потому что, во-первых, это как раз все связано с политикой. Были моменты, когда люди были вынуждены выезжать, зарабатывать деньги за границей, и у театра тоже не было возможностей, таких финансов, и занимались не театром, – было такое время, и совсем недавно. Сейчас, может быть, все это закончится. Могу сказать, что многие певцы, которые уехали, их не только учили в Италии, просто у них природа такая богатая, что они больше берут как раз в Италии от итальянской школы, чем сами итальянцы. Вот у меня такое впечатление остается. Природа одарила, голоса фантастические. Был момент, когда не только в Грузии, но и в России самым популярным в искусстве был шоу-бизнес. Посмотрите, перестали по телевизору транслировать спектакли из Мариинского или Большого театра…
Кети Бочоришвили: Потому что это деньги…
Маквала Касрашвили: Да. Так что, видите, это коснулось не только Грузии, это был такой период, понимаете, без времени, можно сказать. Я очень рада и горжусь, что у нас прекрасные певцы, и они славят Грузию, и сейчас очень большое внимание уделяется восстановлению того уровня, который был у Тбилисского оперного театра, на котором я сама выросла. Я помню, когда еще училась в консерватории, мы не могли попасть на спектакль – приезжали гастролеры, американские певцы, потрясающие румынские певцы, и русские певцы приезжали, были прекрасные спектакли.
Кети Бочоришвили: Т.е., если я вас правильно поняла, с благополучием страны придет и это…
Маквала Касрашвили: Конечно. Я думаю, что сейчас очень серьезно этим занимаются, чтобы все как-то восстановить и вернуть ту славу Тбилисскому оперному театру, которая у него была.
