Близится годовщина российско-грузинской войны, и все больше публикаций в СМИ и соцсетях повествуют о событиях десятилетней давности. Каждый день на информационное пространство будто бы обрушивается снежная лавина, и тысячи патетических бессмысленных фраз мешают расслышать голоса очевидцев.
Несколько лет назад знакомый журналист, наблюдавший за церемонией возложения венков на Мухатгвердском кладбище, сфотографировал вдову погибшего в Цхинвали военнослужащего. Он не хочет публиковать этот потрясающий снимок, который, подобно Пьете Микеланджело, заставляет замереть на месте и ощутить чудовищную суетность мыслей, поступков и слов, казавшихся когда-то безупречными.
Однажды, 200 лет спустя... русские и грузины с удивлением обнаружили, что очень плохо знают и понимают друг друга. Но правящие элиты двух стран почти не слушают компетентных исследователей и опираются не на объективные оценки, а на коллекцию стереотипов и обрывки житейского опыта. Невежество способствовало эскалации конфликта, и именно оно мешает разобраться в мотивах сторон сегодня. На самом деле, мы взаимодействуем с воображаемой Россией, а они – с воображаемой Грузией.
Люди, оправдывающие роковые решения, принятые в 2008-м, постоянно пытаются подвести как грузинское, так и российское общество к выводу о том, что злонамеренность противника делала войну неизбежной. Они же доказывают, что при диаметрально противоположных позициях контакты не имеют смысла и лучше просто дождаться, когда визави свернет себе шею. Если приглядеться, можно обнаружить, что оба тезиса отучают думать.
Постоянный двусторонний диалог является неотъемлемой частью мировосприятия большинства политиков и экспертов старшего поколения, полагающих, что его следует поддерживать даже в самых сложных обстоятельствах, тогда как молодежь, как правило, не считает его необходимым. «Они пытаются расчленить нашу страну, о чем с ними говорить?», «Они распахнули перед НАТО ворота на Кавказ» и.т.д. Внешняя политика в наши дни стала заложницей общественного мнения. Это одна из главных причин, по которой диалог сведен к минимуму. Теперь мы говорим друг о друге с американцами. И они терпеливо слушают, подобно опытным психотерапевтам.
После августовской войны Кремль постепенно перешел от расширения зон политического, экономического и культурного влияния на Южном Кавказе к удержанию плацдармов, что способствовало значительному укреплению позиций западных держав и альянсов в Грузии и недавним переменам в Ереване – они вполне могут привести к эрозии российско-армянских отношений. Тем не менее многие российские авторы убеждены, что их страна добилась в 2008-м наилучших стратегических результатов. У них есть грузинские коллеги, которые утверждают, что, несмотря на потери, Грузии удалось избегнуть ловушки (условно назовем ее «карабахской»). Они полагают, что любой компромисс с Москвой по поводу Абхазии и Цхинвальского региона вел к резкому ограничению суверенитета Грузии, чуть ли не к колониальной зависимости, теперь же, когда проблемные регионы временно «сброшены на баланс» Кремля и его влияние в Тбилиси значительно ослабло, грузинское руководство сможет успешно завершить реформы, сблизиться с ЕС и НАТО, а после коллапса России – восстановить целостность страны. В целом на основе пословицы «Не было бы счастья, да несчастье помогло» и в Москве, и в Тбилиси задним числом выстраивают теории ошеломляющей стратегической, конспирологической, а иногда и психиатрической глубины.
В России далеко не все воспринимают небольшие, особенно постсоветские страны всерьез, а в Грузии зачастую смотрят на соседнее государство, как на своего рода Австро-Венгрию образца 1917-18 годов, которая, несмотря на остатки былого величия, вскоре неизбежно рухнет под ударами союзников и тяжестью внутренних проблем. Недавно я (еще раз) спросил у 15 респондентов (8 политиков из разных партий, четырех политологов, трех дипломатов), как скоро, по их мнению, может развалиться или резко ослабнуть северный колосс. Ответы были разными, но в среднем получилось девять лет. И ни один (!) из них не допустил, что этого не произойдет вовсе.
В Тбилиси практически перестали воспринимать сигналы из Москвы. Раньше, когда российские официальные лица или эксперты говорили что-то спорное, грузины обычно начинали дискутировать и опровергать. Сегодня они намного реже обращают внимание на визави, а иногда смеются над их стремлением выглядеть представителями державы первого ранга, которая может диктовать мировому сообществу свои условия и менять реальность. В Москве же почти все, что исходит из Тбилиси, считают либо американской пропагандой, либо нелепой попыткой грузин заниматься глобальной политикой. Это также мешает углублению диалога.
Значение культурных связей постепенно снижается. Многие представители столичной, в том числе, «золотой» молодежи попросту игнорируют русский язык и культуру, оценивая современную как не заслуживающую внимания, а классическую – как глубоко вторичную по отношению к европейской (прямая цитата из сложного разговора со студентами). Они нередко считают своих российских сверстников отсталыми и не вполне свободными людьми. Те, в свою очередь, зачастую формируют мнение о Грузии на основе негативных стереотипов о малокультурных вороватых туземцах, которые в лучшем случае умеют петь хором и готовить хачапури. Все это пару десятилетий назад не имело большого значения, но в эпоху тотального интернета оказывает опосредованное воздействие и на общественное мнение, и на политику правительств.
Все чаще можно услышать, что диалог в столь удручающей ситуации вообще не нужен и следует свести контакты к минимуму и подождать, пока обстоятельства не изменятся, – нечто похожее уже случалось в истории Грузии, да и сами русские дождались своего часа после унизительного для их самолюбия Портсмутского мира и капитуляции в Брест-Литовске. Многих к этому выводу подводят эмоции, гордость, а иногда и интеллектуальная лень. Но смысл диалога на всех уровнях, вероятно, заключается не в поиске всеобъемлющей формулы урегулирования или сближении двух стран (что в данный момент трудно представить), но в создании условий для того, чтобы очередная эскалация благодаря себялюбивым и невежественным политикам не привела к новой войне, поскольку есть объективные предпосылки, которые делают ее возможной, а за субъективными дело не станет.
Прошло десять лет. Рано или поздно воспоминания о войне начнут накладываться друг на друга, а краски смешаются и поблекнут. Должно быть, четкость сохранит лишь один черно-белый снимок – на нем молодая вдова стоит у надгробья, как сотни других грузинок, осетинок и русских. И кажется, что нужно непременно сказать что-то бесконечно важное, недоговоренное и им, и высшим силам, но представителям обеих сторон лучше задать два вопроса самим себе. Что мы сделали для того, чтобы их мужья были живы? Что мы делаем для того, чтобы им не пришлось хоронить детей?
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
