29 октября 1958 года на торжественном заседании, посвященном сорокалетию комсомольской организации, первый секретарь ЦК ВЛКСМ Владимир Семичастный, будущий председатель КГБ СССР, выступил с огненным докладом, посвященным Борису Леонидовичу Пастернаку, в котором под бурные продолжительные аплодисменты обозвал великого литератора «свиньей»!
Это был ответ советского руководства на несогласованное с ним присуждение Нобелевской премии по литературе Борису Леонидовичу. «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа» – с такой формулировкой нобелевский комитет присудил ежегодную премию советскому поэту и писателю, чем вызвал гнев Хрущева и окружающей его биомассы.
Вместо того чтобы ликовать, что почти за шестидесятилетнюю историю существования этой литературной премии лишь второй русский писатель получает ее, советская власть, изрыгая проклятия и оскорбления («Пастернака не читали, но осуждаем»), начала гнобить своего именитого земляка. Договорились до того, что Бориса Леонидовича заставили отречься от премии. Очень возможно, что если бы он этого не сделал, то был бы выдворен за пределы родины, как это было принято в нашей любимой системе.
Вот такая была у нас душевная страна, вот такую страну, слава богу, мы потеряли, и вот эту страну недавно одна очень немолодая дама в приватной беседе со мной вспоминала с тоской: «В Советском Союзе был порядок, – говорила она мне, грассируя букву «р» и сжимая кулаки. – Мы жили в нужде, но мы жили хорошо. Мама приходила с работы, приносила один кусок рафинада и делила его на две части, и к чаю давала мне и младшему брату, а сама не ела, говорила, что не любит сахар. Вот такая была нужда, зато жили хорошо». Я все допытывался, как можно жить хорошо, если так дико нуждались и ели кусок сахара на троих, но внятного ответа я не получал.
Я не хочу назад в СССР, потому что порядки, если они в нем и были, были идиотскими. Все, что там творилось в плане законности и образа жизни, теперь вызывает у меня жуткое недоумение, а ведь все это тогда мы принимали всерьез и думали, что так и надо. Правда, так думали не все, было энное количество диссидентов, которые высказывали свое особое мнение и с которыми власть расправлялась по своему: или тюрьма, или сумасшедший дом, или просто высылка из страны с лишением гражданства. Хотя, честно говоря, по моему скромному мнению, Бориса Леонидовича Пастернака к диссидентам никак нельзя было отнести. И если в 1958 году советские власти отчаянно грызли «Доктора Живаго» за т.н. антисоветчину, то в 1965 году с триумфом отмечали победу в нобелевке Михаила Шолохова, чей монументальный роман «Тихий Дон» является в разы более антисоветским, чем книга Пастернака. Видимо, функционеры не читали ни то ни другое, а может, читали, но «ни фига» не понимали, что читают.
В конце 80-х годов я по простоте душевной подвизался в одном из райкомов партии города Тбилиси. Тогда, во время перестройки, райкомы набирали молодых, симпатичных и мыслящих ребят и девчат, чтобы показать, что они перестроились и тоже будут идти в ногу со временем. И среди симпатичных оказался и я. Поработав немного, я был поражен кондовости и глупости, которые там творились. Я понял, что вся эта перестройка в партийных комитетах – это всего лишь показуха. Ничего кардинально не менялось, да и что должно было поменяться, если вся система была бредовая. К примеру, в наш район входила Академия наук Грузии.
Так вот, районный комитет на своем бюро утверждал план работы всей академии! Я не знаю, что пронумерованные секретари, инструкторы и прочие партийные функционеры понимали в процессе работы академии, но без их отмашки Академия наук не могла начинать свою плановую научную деятельность. Так получалось, что райком мог утвердить план работы, а мог и не утвердить. Могли, к примеру, потребовать усиление бдительности и политической направленности в определенных отраслях биологии, или более наглядно проводить политику партии в фундаментальных науках, или, может быть, освещать исторические аспекты со строго определенного ракурса. Вариантов было много, но годовой план работы выносился на бюро райкома партии. Секретарь партбюро академии вместе с седовласым импозантным председателем академии стояли на этом бюро перед суровыми функционерами, потели и доказывали, что земля все-таки вертится. Как у нас говорится, это было бы смешно, если бы не было так слезно.
А еще... а еще в райкомах была комиссия ветеранов партии! Это было нечто! Комиссия, укомплектованная очень пожилыми партийными бойцами, собиралась по разному поводу и высказывала свое железопартийное мнение, которое могло перевернуть жизнь человека. К примеру, выезжавшие за границу в командировки, на отдых, еще по каким-то делам обязательно проходили эту страшную комиссию. Если человек уезжал в капстрану, то, даже будучи беспартийным, он должен был пройти комиссию. Во избежание! Ну, а члены партии, даже направляясь в безобидную Монголию или почти нашу Болгарию, должны были явиться на комиссию ветеранов и отвечать на всякие неадекватные вопросы. Например, едет человек на курорт озера Балатон, вернее, хочет поехать.
Собрав массу документов, пройдя разные инстанции, он под конец выходит на вышеупомянутую комиссию и отвечает на вопрос (к примеру), кто является генеральным секретарем коммунистической партии на Шри-Ланке, или какие решения были приняты на 26 съезде партии КПСС, или кто победил в соцсоревновании между пастухами Тушетии и цитрусоводами Абхазии. Неправильный ответ мог вместо озера Балатон отправить желающего отдыхать на реку Охинка на севере Сахалина. Совсем несуразно было, когда много гастролировавший в те годы наш мировой бас Паата Бурчуладзе, который тогда интересовался только пением и в политику и не думал соваться, каждый месяц проходил комиссию для поездки в несколько стран. Если кто думает, что я сейчас ерничаю и преувеличиваю, пусть ему станет стыдно, так как я говорю чистую правду. Можете спросить самого Паату Шалвовича, если, конечно, достучитесь до него.
В общем, бред творился по всем направлениям. Подобных примеров несуразности можно привести большое количество. Труднее привести примеры «суразности». И вот теперь, когда люди начинают тосковать и вспоминать про порядок в СССР, я понимаю: они вспоминают свою молодость, а по молодости все кажется легким, даже кандалы.
Что греха таить, я тоже вспоминаю СССР, хотя обратно туда, нет, я не хочу. Лучше мне быть, где я есть, чем там, где я был. Хотя тогда я об этом не думал, и представлялось мне, что весь мир у меня в кармане. А в кармане была лишь только фига. И то чужая.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
