Отгремели поздним вечером 30 сентября залпы салюта на Сухумской горе в ознаменование 25-й годовщины победы в Отечественной войне народа Абхазии. Вместе с ними стали историей и все многочисленные мероприятия, посвященные этой дате. Причем даже весьма критично настроенные к действующей власти в Абхазии отмечают масштабность, красочность и слаженность в организации торжеств. В застольных и иных разговорах в эти дни с друзьями и знакомыми не раз возникали темы как прожитого за четверть века, так и будущего.
Согласно остроумному изречению Уинстона Черчилля, «политик должен уметь предсказать, что произойдет завтра, через неделю, через месяц и через год. А потом объяснить, почему этого не произошло». В данном случае так и хочется продолжить эту фразу в том же тоне словами, что всякого рода эксперты и политологи должны уметь предсказать, что будет и через 25 лет, а потом объяснить, почему этого не произошло.
Действительно, из слишком уж большого числа объективных и субъективных факторов, закономерностей и случайностей складывается наше будущее, чтобы решиться на такие долгосрочные прогнозы. Переношусь мысленно в октябрь 1993 года, в ту фантастическую мешанину из победной эйфории и стремления выжить в Сухуме в почти первобытных условиях, вспоминаю о том, как представляли будущее я и мои сограждане, и не могу, разумеется, назвать ни одного «оракула», который тогда предрек бы, что через 25 лет Абхазия будет частично признанным государством, с которым установят дипотношения Россия и еще несколько государств – членов ООН.
И вовсе не потому, что все мы сплошь были такие уж «политолухи». Просто исходили в своих представлениях о будущем из предшествующего мирового опыта и видели это будущее только в двух возможных вариантах: или Грузия, оправившись от поражения и заручившись поддержкой могущественных союзников, сумеет взять военный реванш, и тогда абхазам будет очень плохо (махаджирство ХХ века как минимум), или Грузия, а за ней и все государства мира признают независимость Абхазии, и она будет принята в ООН. Третьего было просто не дано; исключения из правила (Северный Кипр, Тайвань) лишь, как говорится, подтверждали это правило. Но именно начало девяностых годов прошлого века стало тем историческим разломом, после которого данная геополитическая амбивалентность, в силу противостояния двух основных, хотя и неравных, военно-политических блоков, стала все больше и больше распространяться на планете. Нет, многие в Абхазии допускали, что решение вопроса («или» – «или») затянется на год, два, а то и больше, и повторяли известный парадокс: нет, мол, ничего более постоянного, чем временное. (Причем большинство в обществе были, как водится, оптимистами, но в то же время многие эти первые год-два, а особенно первые полгода жили в постоянном тревожном ожидании начала грузинского военного реванша и с облегчением вздыхали, просыпаясь по утрам в мирной тишине.) Но кто мог подумать, что это состояние «между небом и землей» растянется на четверть века!..
И число так называемых спорных территорий на Земле, возникших в основном после распада бывших Югославии и СССР, только растет. Положить этому конец может, скорее всего, какой-то глобальный катаклизм – как, скажем, Вторая мировая война, помимо прочего, положила конец спорам вокруг Судетов и Данцигского коридора. Но скажите, вы мечтаете об участии в новом подобном катаклизме?
Сопоставляя взгляд на события четвертьвековой давности тогда и с высоты прожитых лет, задумываешься еще вот о чем. Да, в 1992-1993-м защитники Абхазии сражались с верой в победу, иначе и быть не могло. Но эта победа не представлялась всем в абхазском обществе по ходу войны неизбежной, были и единицы коллаборационистов, были и выжидавшие, чья возьмет, были просто сомневавшиеся. Сейчас же, глядя на те события в общемировом контексте, мы видим, что это закономерность: именно так, победой сепаратистов в подавляющем большинстве случаев в наше время заканчивалась их вооруженная борьба с метрополией. Будь то косовары, эритрейцы, приднестровцы, жители Восточного Тимора и Южного Судана… Чечня – особый случай, о котором надо отдельно рассуждать и который опять же – то исключение, которое лишь подтверждает правило.
Была у многих в Абхазии, по себе помню, в октябре 1993-го и в самые первые послевоенные годы также такая иллюзия. Чем больше лет и десятилетий будет проходить после грузино-абхазской войны, тем вопрос «возврата» Абхазии будет становиться в Грузии все менее актуальным, так как все меньше будет становиться, в силу естественной убыли населения, родившихся на территории Абхазии грузин. Кстати, в свои детские годы я нередко читал в газетах о деятельности землячества судетских немцев в Западной Германии и его «реваншистских устремлениях». Но потом судетские немцы, как и их соотечественники из других восточных земель, депортированные после Второй мировой войны на запад, растворились в среде других немцев. Причина всем понятна – весь мир выступал против пересмотра послевоенных границ в Европе, и не было никаких политических сил, которые подпитывали бы их устремления.
В нашем же случае, как и в случае с другими непризнанными или частично признанными современными государствами, картина совсем иная. И потому десятки тысяч грузин, родившихся уже вне Абхазии, если оба или даже один их родитель в Абхазии жили, включены в число беженцев и активно требуют восстановления территориальной целостности Грузии.
Что же будет дальше? Скажем, еще через двадцать пять лет, в 2043 году? Будет ли Абхазия отмечать 50-летие своей победы? В Сухуме верят, что да, в Тбилиси, что нет. Если исходить из существующего на сегодня положения вещей, то «временное» так и будет тянуться во времени в нашем амбивалентном мире. Как у Блока: «Живи еще хоть четверть века, все будет так…»
Знаю наверняка только то, что никакого «средства Макропулоса» не изобретут, ответ на вопрос, что будет в 2043-м, узнают очень немногие участники войны 1992-1993 годов с обеих сторон. Хочется, чтобы ни им, ни их детям и внукам больше не пришлось воевать.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
