До выборов осталось две недели. Кандидаты шумным табором кочуют по провинциям и телестудиям, и политизированная часть общества завороженно следит за ними, постепенно углубляясь в транс и теряя контроль над чувствами в преддверии кульминации, которая наступит 28 октября. Выборы – это все же немножечко секс. Но между тем в СМИ и соцсетях, словно мультипликационный ежик в тумане, бродит простой и важный вопрос: «В чем смысл президентских выборов?»
Конституционная реформа 2017 года завершила переход к парламентской республике, но бóльшая часть граждан (92% согласно опросу IRI) тем не менее полагала, что лишенного почти всех полномочий президента следует избирать всенародным голосованием. «Грузинская мечта» согласилась провести выборы 2018 года по прежним правилам. Но когда они приблизились, стало ясно, что выбрать лучшее будущее почти невозможно. И дело тут вовсе не в том, что кандидаты малосимпатичны как жабы и гадюки на болоте. Новый президент будет вынужден обслуживать режим с усердием стареющей куртизанки, либо постоянно противостоять ему, устраивая один кризис за другим. Других реальных возможностей воздействия на политический процесс обновленная Конституция ему не предоставляет. Некоторые кандидаты обещают в случае победы назначить досрочные парламентские выборы, но юридические барьеры не позволят им сделать это, после чего они, вероятно, задумаются о дополнительных инструментах, к примеру, о многотысячных митингах, оказывающих давление на парламент по армянскому образцу.
Намереваясь в конце второй каденции пересесть в кресло премьера, Саакашвили в 2010-м принялся кромсать Конституцию. Венецианская комиссия, ознакомившись с поправками, предупредила об опасности противостояния между доминирующей в парламенте партией и «бесправным», но всенародно избранным президентом, притом что обе стороны будут опираться на поддержку большинства избирателей. Увещевающий голос из Венеции мало кто услышал, но со временем местные эксперты начали осознавать, что, столкнув лбами два, отличных друг от друга «большинства», можно получить гражданское противостояние, плавно переходящее в братоубийство.
Отстояв в 2017-м право избирать президента, общество годом позже обнаружило, что становится соучастником в деле формирования весьма непривлекательного, а то и опасного будущего как в случае победы «Грузинской мечты», так и ее оппонентов. И вопросы типа «Зачем нам это?», и эпические сеансы самобичевания отражают, в том числе, и недоумение, вызванное очевидным несоответствием между (вроде бы) правильным выбором в пользу демократии и крайне сомнительным результатом. – О, сколько нам открытий чудных готовят просвещенья дух и опыт, сын ошибок трудных...
Это явно не «прогресс в сознании свободы», как понимал его Гегель. Но мы вряд ли признаемся себе, что ухватились за форму, не задумавшись о содержании, с которым дела обстоят все хуже. 1 октября ведущие неправительственные организации выступили с совместным заявлением – в нем упоминались «кризис демократии, явные признаки элитарной коррупции и неформального кланового правления» и была раскритикована ситуация, сложившаяся в парламенте, судах и правоохранительных органах. Председатель парламента Ираклий Кобахидзе ответил универсальным приемом, обвинив руководителей НПО в симпатиях к старому режиму, и перешел в контрнаступление после того, как руководитель телекомпании «Рустави 2» Ника Гварамия призвал в Facebook «запомнить и изгнать из всех сфер общественной жизни, будь то бизнес, культура или политика», тех, кто финансирует кампанию Саломе Зурабишвили или помогает ей другими способами. Кобахидзе назвал его «фашистом» и выразил разочарование в связи с тем, что неправительственные организации не осудили Гварамия. Стороны обменялись комментариями в СМИ, после чего НПО опубликовали новое заявление, отметив, что реплики Кобахидзе «служат делу делегитимации работающих над вопросами выборов и прав человека организаций и дискредитации их оценок».
Есть и другие тактические аспекты – правящая партия пытается переключить внимание электората на призывы гендиректора «Рустави 2» с опасного для ее имиджа скандала вокруг компании «Омега» – повод для первого заявления НПО создал именно он. Тенденция, вероятно, будет усиливаться, поскольку обнародованная вчера «запись Субелиани» (условно назовем ее так) ухудшила положение «Грузинской мечты». Она говорит о «националах», Гварамия и руководителях ведущих НПО как о едином целом. Дело в том что т.н. консервативное большинство грузинских избирателей считает последних знаменосцами либерализма и не любит политиков, сотрудничающих с ними (пример – «Республиканская партия»). В последние месяцы Михаил Саакашвили стремится прорваться к сердцам консерваторов и националистов, поэтому попытка «Грузинской мечты» связать его со сливками либерального сообщества вполне логична.
То, что он говорит о национальных ценностях, церкви, миграционной политике (ее основы, к слову, заложил он сам), дало повод одному из лидеров «Европейской Грузии» Гиги Угулава (мэр Тбилиси в 2005-13 гг.) обвинить Саакашвили в распространении идей Инашвили («Альянс патриотов») и Коркоташвили («Грузинский марш»). Угулава заявил, что Саакашвили «совершил фатальную ошибку, покинув поле боя», и добавил: «тот, кто борется только за власть, обязательно потеряет ее. А истории вы оставите бесконечное «я, я, я, я» как экспонат человеческой и политической деградации».
Вообще, ритуальная перепалка между лидерами «Нацдвижения» и «Европейской Грузии» не считается чем-то сверхъестественным. Подчеркивая, что отдаляются друг от друга, они рассчитывают расширить электорат за счет избирателей, для которых раньше была неприемлема «национальная» или «еврогрузинская» часть некогда единой партии, и решают ряд других задач, связанных с позиционированием. Но в данном случае Угулава разошелся не на шутку, сформулировав главную с 2016-го года претензию к Саакашвили так: «Каждое ваше появление на голубом экране – спасательный круг для обанкротившегося режима Иванишвили, поскольку вы излучаете только месть и эгоизм».
«Еврогрузины», вероятно, не без основания полагают, что в 2016-м Саакашвили запорол грамотно проведенную кампанию, когда, по сути, начал призывать к революционной смене власти, после чего многие избиратели перепугались и бросились голосовать против такой перспективы. В нынешнем году Саакашвили (пока) не столь радикален, но его прозрачные намеки на смену правительства и назначение досрочных парламентских выборов в случае победы Григола Вашадзе указывают на возможность резкой эскалации.
«Националы», как правило, считают эталоном революции то, что они видели в 2003 году в Грузии, в 2004-м и 2014-м в Украине, то есть смену власти в условиях раскола внутри правящей группировки при поддержке оппозиции могущественными державами. Но без определяющего влияния этих факторов, при сопротивлении элиты, которой есть что терять, и значительной части общества, ненавидящей Саакашвили, все будет выглядеть немного иначе и общую картину, скорее всего, подпортят трупы на фонарях и мозги на асфальте. Среднестатистический грузинский избиратель едва ли жаждет такого будущего – он еще не забыл «пляску смерти» 90-х.
«Европейская Грузия» предпочитает дождаться окончательной деградации режима и прикончить его на парламентских выборах с помощью широкой коалиции, тогда как Саакашвили будто бы стремится сделать единственную ставку в казино и выиграть все, притом, что вероятность проигрыша, после которого возможности сыграть еще раз не будет, намного выше. Это мешает «Нацдвижению» и «Европейской Грузии» объединить усилия несмотря на совместное прошлое, общность интересов и призывы отбывающего срок бывшего руководителя МВД и генсека когда-то монолитной партии Вано Мерабишвили.
В середине 90-х окрепший режим Шеварднадзе воспринимался как меньшее зло по сравнению с бандитской вольницей. Но после того как хаос отступил, граждане начали отворачиваться от него. Тогда «партия власти», эксплуатируя свежие травматические воспоминания, попыталась освоить новую роль – хранителя стабильности, «удерживающего» зло «катехона», как сказали бы византийцы. Какое-то время это работало. Нынешнее правительство проходит тот же путь и, стремительно утрачивая статус «меньшего зла», вероятно, будет все чаще повторять: «Я – стабильность!», используя Саакашвили как символ дестабилизации и гражданского противостояния. Тот же, в свою очередь, вряд ли сумеет отказаться от подчеркнутой бескомпромиссности как ключевой составляющей своего имиджа.
Граждане Грузии выбирают президента, лишенного полномочий, и отталкиваются не от программ или, на худой конец, личных качеств кандидатов, а прежде всего от комплексов, фобий и иллюзий, что несомненно подчеркивает психиатрический характер нашей развивающейся демократии. И непонятно – полезен ли этот опыт, несмотря на весь сопутствующий негатив, или он тянет нас ко дну, подобно привязанному к ногам камню.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
