Очередное спорное заявление Саломе Зурабишвили породило в СМИ и соцсетях такое количество комментариев, что их хватит на две толстенные книги. Одну из них, исходя из содержания, можно было бы назвать «Как же я ненавижу президента!», а вторую – «Как выжить, если твой сосед Россия?» О ней следует поговорить поподробнее, тем более что скандал совпал с «невеселой, нечетной годовщиной» подписания фатального договора 1920 года между РСФСР и Грузией.
На вопрос «Голоса Америки» – «Являются ли США партнером Грузии №1?», Саломе Зурабишвили ответила: «А кто же еще?» Затем она сказала, что присутствие американских кораблей в Черном море создает возможность углубления стратегического партнерства, отметив, что хочет расширения военного сотрудничества с США. Но когда журналист спросил: «Что вы думаете о строительстве в Грузии американской базы?», Зурабишвили ответила: «Не думаю, что это рекомендовано. Страна находится в таком месте, что мы должны усилить безопасность. Не нужно делать шаги, которые могут быть восприняты как провокация. Вместе с тем я не думаю, что Соединенные Штаты готовы иметь тут военную базу, что привлечет внимание не только России, но и очень активных в нашем регионе террористических движений».
После этой реплики страсти закипели, как лава в жерле исландского вулкана Эйяфьядлайекюдль, несмотря на то, что никакой американской базы в Грузии нет и переговоры о ее создании не ведутся (с последним утверждением в Москве согласятся не все). Оценок было очень много, но они, в принципе, сводятся к трем выводам: 1) Это глупость. 2) Это измена. 3) Это прагматизм.
Недавние поправки к Конституции лишили президента возможности оказывать заметное влияние на внешнюю политику, но похоже, что Зурабишвили пытается заниматься именно ей. Оппоненты считают, что ее заявление о необходимости скорейшей демаркации границы с Азербайджаном привело к росту напряженности вокруг пограничного монастырского комплекса Давид Гареджи, вспоминают еще один комментарий, вызвавший раздражение в Армении, но чаще всего говорят о проблемах на «американском направлении». В августе 2017-го, будучи депутатом парламента, Зурабишвили скептически отнеслась к появлению в Грузии американской военной техники (на учениях Noble Partner). «Готова ли Америка дать ответ, если наш и без того возбужденный сосед перейдет от «ползучих» действий к прямой агрессии?» – написала она в Facebook и выразила сомнение в том, что новая администрация сможет обуздать Россию. В конце апреля официальный канал Зурабишвили ретвитнул нелестную реплику Дональда Трампа о Джозефе Байдене. Позже твит удалили, а в администрации президента заявили, что это была ошибка или хакерская атака. Два дня спустя начался скандал вокруг гипотетической базы, и лидерам правящей партии пришлось изворачиваться, чтобы поддержать Зурабишвили и в то же время избегнуть обвинений в подрыве грузино-американского партнерства.
Некоторые комментаторы полагают, что излишне амбициозной Зурабишвили, как и любому бывшему дипломату, хочется чувствовать сопричастность к «Большой игре» и что воспитанница французской дипломатической школы просто не может не фрондировать, когда речь заходит об отношениях с заокеанским союзником. Однако не исключено, что здесь присутствует тактический расчет, и именно «инаковость», нестандартность заявлений Зурабишвили, вызывающая шумную реакцию, гарантирует, что ее услышат. Если бы это происходило вопреки желаниям правителя Грузии Бидзины Иванишвили, он, вероятно, обошелся бы с нынешним президентом жестче, чем с предыдущим. Но есть как минимум одна причина, по которой ему могла понадобиться «параллельная внешняя политика» (в случае необходимости ее тут же назовут совокупностью заблуждений Саломе Зурабишвили).
«Грузинская мечта» хочет удержать власть, и в 2019-20 годах ей придется преодолеть серьезнейший кризис, соответственно, она стремится свести влияние внешних факторов на внутреннюю политику к минимуму. Для нее важно, чтобы в этот период Москва не предприняла каких-нибудь резких «гибридных» действий, а ее влияние не выплеснулось за пределы заранее прорытого русла. А посему в ближайшем будущем мы услышим множество намеков на возможность «финляндизации», возгласов «Не провоцируйте Россию!» и даже впервые в новейшей истории Грузии (с 27 мая до 15 июня) увидим митинги «Альянса патриотов» с призывами к «военному неприсоединению» – эту кальку с финского термина использовала на днях Ирма Инашвили. В то же время правительство, несомненно, будет подчеркивать верность евроатлантическому выбору. Иванишвили может попытаться (одновременно!) убедить Вашингтон и Москву, а заодно и Брюссель в том, что процессы в Грузии, несмотря на трудности, развиваются в желательном для них направлении. Впрочем, «доктрина хамелеона» придумана не им и не от хорошей жизни.
В последние десятилетия грузинское руководство, используя политиков, бизнесменов, деятелей культуры, представителей духовенства и т. д., периодически посылает на Север сигналы о том, что «примыкание» (bandwagoning) не за горами, вероятно, для того, чтобы убедить Кремль в (мнимой) эффективности его политики. «Примыканием» в рамках неореалистической теории баланса угроз Стивена Уолта называется альтернативная балансированию экстремальная стратегия, которая подразумевает сближение с источником угрозы. Слабые государства прибегают к ней в условиях крайней уязвимости при отсутствии потенциальных союзников, если полагают, что это поможет умиротворить агрессора. В ХХ веке Грузия поступила так дважды – в 1920 году, заключив договор с Советской Россией и потеряв в итоге независимость, и в 90-х годах, после падения Сухуми, в период, когда вероятность полного распада и потери государственности была очень высока – символически он закончился в 2002-м, когда Грузия заявила о желании вступить в НАТО (реально – на несколько лет раньше). Тогда, несмотря на издержки вассалитета, ну, или вопреки им, Шеварднадзе сумел выиграть время, а страна немного окрепла.
Саакашвили, по его словам, прямо говорил Путину, что откажется от сближения с НАТО и США в обмен на содействие в восстановлении целостности страны. Сегодня его сторонники коллекционируют антиамериканские, по их мнению, намеки Зурабишвили. Впрочем, стратегия «примыкания» никогда не рассматривалась в Тбилиси как выход, но лишь как средство, позволяющее собраться с силами перед очередным рывком на Запад, поскольку правящая элита убеждена в том, что Москва нарушит любые договоренности, как только получит такую возможность, используя сближение как прелюдию к установлению тотального контроля.
Ной Жордания и его соратники, скорее всего, понимали, что договор 1920 года опасен, прежде всего, потому, что он обязывал их (ст.5 п.5) «принять меры к удалению с территории Грузии» иностранных войск (а значит, британцев из Батуми – этот фактор, несомненно, сдерживал большевиков) и вместе с тем создавал предпосылки для успешной подрывной деятельности советских эмиссаров и грузинских коммунистов. Когда в конце 1919 года стало ясно, что русские белогвардейцы проигрывают гражданскую войну, лидеры Антанты какое-то время подумывали о срочном укреплении антибольшевистского барьера в Закавказье, но вскоре их энтузиазм поостыл не только из-за слабости молодых республик и неготовности их руководителей к компромиссам, но и из-за нарастания англо-французских противоречий в связи с разделом «османского наследства» и обустройством Ближнего Востока. Правители Грузии тогда (как, к слову, и сейчас) в первую очередь прислушивались к мнению Парижа, тогда как обладавший бóльшими возможностями Лондон постепенно склонялся к компромиссу с красными (англо-советское торговое соглашение было подписано 16 марта 1921 года).
Весной 1920 года отношение союзников к перспективам кавказских республик становилось все более скептическим. Советская Россия захватила Азербайджан и попыталась внезапно, наскоком советизировать и Грузию. До полномасштабной интервенции дело тогда не дошло, но очевидная угроза подтолкнула Жордания сотоварищи к поискам точек соприкосновения с большевиками. Один козырь у них все же был – они могли использовать в интересах Москвы тесные связи с теми лидерами возрождавшегося Второго Интернационала, которые хотели вернуть большевиков к «подлинному» марксизму и при определенных условиях были готовы содействовать прекращению изоляции РСФСР. Ленин несколько месяцев разыгрывал партию на этой доске и сдерживал сторонников немедленной советизации столь милой сердцу европейских социал-демократов Грузии до февраля 1921 года.
Сложно сказать, верили ли грузинские меньшевики в то, что сумеют околдовать красного медведя, или влезли в его клетку, т.е. пошли на сближение с Советами от безысходности. Но в любом случае этот эпизод остается главным (но не единственным) примером, на который указывают авторы, утверждающие, что стратегический компромисс с Кремлем невозможен в принципе. Сегодня влияние западных стран и альянсов в Грузии растет, а положение противостоящей им России постепенно ухудшается. Но исходящая от нее угроза тем не менее оценивается в Тбилиси как очень высокая, и поиск тактических уловок, позволяющих выиграть время (пресловутые «двадцать лет покоя»), разумеется, продолжится.
«Параллельная внешняя политика» с участием Саломе Зурабишвили, несколько расширяющая пространство маневра и на других направлениях, по идее, может способствовать снижению влияния внешних факторов на надвигающийся внутриполитический кризис. Но из этого вовсе не следует, что «Грузинская мечта» непременно удержится у власти, так как результаты социологических опросов все чаще напоминают о знаменитой фразе Джона Стейнбека: «В душах людей наливаются и зреют гроздья гнева – тяжелые гроздья, и дозревать им теперь уже недолго».
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
