7 июля ведущий телекомпании «Рустави 2» Георгий Габуния в прямом эфире обматерил президента России Владимира Путина. Этот эпизод изменил драматургию очередного российско-грузинского кризиса и выполнил роль «тепловой ловушки», которая уводит ракету за собой, в сторону от самолета. Возможно, он парадоксальным образом был выгоден всем сторонам конфликта и именно поэтому привел к столь интересным последствиям.
Его нельзя рассматривать отдельно от событий 20 июня, когда российский депутат Сергей Гаврилов в ходе заседания Межпарламентской ассамблеи православия уселся в кресло председателя парламента Грузии и вызвал гневную реакцию оппозиции. Чуть позже с резкими заявлениями выступили и лидеры правящей партии (например, председатель парламентского комитета по обороне и безопасности Ираклий Сесиашвили назвал Гаврилова «подонком»). Российская делегация спешно покинула охваченный акциями протеста Тбилиси. После этого Владимир Путин приказал приостановить авиационное сообщение с Грузией и принял ряд других решений, из-за которых количество российских туристов в нашей стране сократилось.
Его реакция на тбилисские события была воспринята в России и на Западе по-разному. За рубежом ее, как правило, называли «непропорциональной» (заявление Госдепартамента США для «Голоса Америки»), а также «несправедливой и ничем не оправданной» (слова президента Европейского совета Дональда Туска), а значительная часть российского политикума и общественности, напротив, полагала, что оскорбление представителя их государства требует принятия более жестких мер – введения торгового эмбарго и т. д. Нечто похожее, причем в острых формах, можно было наблюдать в ноябре 2015-го, когда турки сбили российский фронтовой бомбардировщик и многие комментаторы твердили, что ограничений в сфере туризма и торговли недостаточно для того, чтобы покарать Анкару. Москва оказалась в ситуации, когда новые инциденты почти неизбежно приводили ее к ужесточению санкций.
Этот путь стороны уже проходили в 2006-м. Тогда, в тщетной попытке повлиять на политику руководства соседней страны, Кремль закрыл российский рынок для грузинского вина и минералки, и после того, как 27 сентября 2006 года в Грузии арестовали российских офицеров и обвинили их в шпионаже, у него не осталось иных вариантов, кроме углубления конфронтации, тем более что Михаил Саакашвили, вопреки советам обеспокоенных партнеров, превратил происходящее в крайне неприятное для Владимира Путина телевизионное шоу. 2 октября было прервано авиационное, автомобильное, морское, железнодорожное и почтовое сообщение с Грузией, затем началась депортация ее граждан. Позже ЕСПЧ пришел к выводу, что Российская Федерация тогда нарушила ряд статей Европейской конвенции о защите прав человека, и обязал ее выплатить пострадавшим компенсации.
К чему привели те события в стратегической перспективе? Кремль нанес Грузии серьезный (но не смертельный) экономический урон и в то же время лишил себя целого ряда рычагов, позволявших влиять на нее. Именно после эмбарго 2006 года окончательно оформилась строго прозападная позиция грузинской элиты, которая вскоре исключила из повестки дня прежние «игры в баланс», а августовская война 2008-го сделала процесс необратимым.
Что получит Москва, если еще раз пойдет по этому пути, уничтожая плоды начавшейся в 2012-м «разрядки»? Вероятно, то же самое. Грузия понесет определенные (но меньшие, чем в 2006-м) экономические потери. Кремль, в свою очередь, лишится торгово-экономических связей как инструмента «мягкой силы», позволяющей удерживать постоянно уменьшающиеся плацдармы не столько в политическом, сколько в экономическом и, скажем так, ментальном пространстве Грузии. Эта «мягкая сила» не вписана в рамки эффективной стратегии, что беспокоит некоторых российских комментаторов, но она тем не менее существует, и кое-кому в Москве могло показаться, что отказываться от нее по принципу «Сгорел сарай, гори и хата» неразумно. Но в то же время события, вкупе с «зависимостью от пиара», подталкивали Кремль к брутальным решениям, поскольку российская патриотическая общественность (условно назовем ее так) считала, что Сергея Гаврилова, как представителя державы, публично оскорбили, и видела, что грузинские власти не собираются извиняться.
После того как Георгий Габуния разразился в эфире «Рустави 2» чудовищным, нарушающим все этические нормы матом (именно из-за этого его нельзя было проигнорировать), ситуация изменилась. Главным персонажем кризиса вместо поднадоевшего (и достаточно блеклого в имиджевом плане) Гаврилова стал Габуния, а приоритеты подвергнутых воздействию мощного раздражителя возмущенных российских телезрителей незаметно сместились: вначале они хотели наказать Грузию «за Гаврилова», но после 7 июля требовали покарать ее «за Габуния» и, вероятно, не видели особой разницы и не чувствовали нюансов.
За отменой авиасообщения после инцидента с Гавриловым при желании можно было усмотреть определенную, пусть странную и «непропорциональную» логику. Но если бы Путин ввел новые санкции после 7 июля, их восприняли бы как реакцию на выпад Габуния и президента России, скорее всего, засмеяли бы в западных столицах. В Российской Федерации нет телеканалов, независимых от властей в той же степени, как «Рустави 2», и для того чтобы оценить абсурдность ситуации, ее жителям придется представить, что Алексей Навальный и Петр Павленский каким-то чудом открыли такой канал и принялись материть западных лидеров, а те сразу же после этого вышибли «Газпром» с европейского рынка. После 7 июля жесткие решения на грузинском направлении выглядели бы как личная вендетта Путина, притом что ему дали возможность продемонстрировать рассудительность и даже великодушие (в подражание Александру III, который помиловал изругавшего его пьяного солдата Орешкина). Альтернативой была ущербная стратегия 2006 года в менее благоприятной для России международной обстановке.
Из этого вовсе не следует, что Москва хотела отказаться от враждебных действий в принципе. Примерно полгода назад прокремлевские СМИ заговорили о том, что в преддверии обострения ситуации вокруг Ирана американцы разместят в Грузии базы. Осторожное отношение военно-политического руководства США к подобной перспективе в наиболее развернутом виде отражено в докладе Ариэля Коэна и полковника Роберта Гамильтона (U.S. Army War College опубликовал его на своем сайте 09.06.2011). В нем, помимо всего прочего, сказано, что воздушное пространство Грузии перекрыто средствами ПВО, размещенными в регионах, занятых российскими войсками, а также в Армении, что, по сути, исключает использование авиацией союзников грузинских аэродромов для атаки целей в северном Иране без согласования с Кремлем. Позже добавился еще один негативный фактор – осложнились отношения США и Турции. Но вместе с тем в Сирии американцы показали, что в случае необходимости действуют, не обращая внимания на позицию Кремля и его военные возможности (разгром российских наемников под Хашамом в феврале 2018-го, удары коалиции по силам Асада и т. д.). Все это, вероятно, убеждало московских политиков и экспертов в том, что Вашингтон просто проигнорирует наличие российских ЗРК на Южном Кавказе. После победы Евромайдана в Киеве многие из них постоянно доказывали телезрителям, что НАТО у ворот и под Харьковом скоро появятся вражеские ракеты, бронированные армады вот-вот ринутся к Смоленску, а в Грузии (куда ж без нее!) разместят американские самолеты и чуть ли не атомные субмарины.
В такой наэлектризованной атмосфере любые сигналы интерпретируются как негативные, и у правителей России действительно могло возникнуть желание припугнуть грузин, «наказать их рублем» за сближение с США и НАТО, частично сорвав туристический сезон, но они вряд ли хотели вернуть отношения на уровень 2006 года, так как это ограничило бы и без того скромные средства противодействия расширению влияния западных стран и альянсов на Южном (а в перспективе и на всем) Кавказе.
Выпад Габуния в какой-то степени был выгоден и грузинским властям. Во-первых, несмотря на эмоциональные издержки, он позволял регулировать процесс, который вначале казался бесконтрольным, как повышение мощности реактора на Чернобыльской АЭС. Во-вторых, отвлекал граждан от разгона митинга 20 июня в критический для правящей партии момент. И, в-третьих, давал «Грузинской мечте» возможность направить гнев раздраженных перспективой эмбарго владельцев отелей, виноделов и т. д. против «Национального движения», убеждая их в том, что инциденты с участием Гаврилова и Габуния спровоцировало именно оно.
Западные партнеры выступали за разрядку; дальнейшее обострение потребовало бы от них «внеплановых» усилий по стабилизации Грузии, как в 2006-08 годах.
Михаилу Саакашвили «казус Габуния» мог показаться инструментом углубления кризиса в российско-грузинских отношениях, который, в случае взрывной эскалации и при удачном для «националов» стечении обстоятельств, нанес бы фатальный урон правящей партии, поскольку она и без того находилась в тяжелом положении. Не исключено, что, оценивая ситуацию, он решил, что в любом случае получит больше, чем потеряет.
Свои резоны могли быть и у руководства телекомпании «Рустави 2». Если ее вернут одному из прежних владельцев, Кибару Халваши, он, по всей вероятности, сразу же сменит менеджмент и информационную политику канала. 11 июля в эфире радио «Эхо Кавказа» эксперт Торнике Шарашенидзе сказал:
«Скоро в Страсбурге Европейский суд по правам человека примет окончательное решение по делу «Рустави 2», у них, может быть, не самое хорошее предчувствие по этому поводу, и вот, может быть, Габуния, нагнетая обстановку, создает сейчас для «Рустави 2» моральное преимущество, что если «Рустави 2» сейчас прикроют, то прикроют во имя Путина, потому что Габуния стал угрожать Путину в прямом эфире».
Таким образом, все заинтересованные стороны, несмотря на очевидные минусы, могли посчитать инцидент 7 июля полезным, так как он расширял пространство для маневра. При таких вводных не так-то сложно как бы невзначай подтолкнуть фигуранта в желательном направлении, тем более что все сказанное Габуния в прямом эфире полностью соответствовало его взглядам. И хотя нация, чуть ли не в полном составе, убеждена, что 7 июля была проведена (если не изящная, то эффективная) информационная операция, до предъявления доказательств следует считать, что все произошло из-за внезапного душевного порыва.
В регионе идет два взаимозависимых процесса. С одной стороны, Кремль пытается противодействовать проникновению США, Евросоюза и НАТО на Южный Кавказ, а с другой – ведет борьбу с грузинской элитой за «наследие ГССР» и контроль над небогатой, но тем не менее стратегически важной страной. Это локальное противостояние вписано в большое, «геополитическое», но у него есть своя специфика. Так советско-финская «Война-продолжение» 1941-44 гг., несомненно, являлась частью Второй мировой, но в то же время обладала особой, как бы «отдельной» драматургией и логикой, которую не всегда понимали в Берлине и Лондоне. Последние события показывают, что психологический фактор в южнокавказской «малой войне» играет исключительную роль и может привести к значительным политическим последствиям, что не удивительно, поскольку «по обе стороны фронта» мы имеем дело с персоналистскими, очень чувствительными к имиджевым проблемам режимами.
Студенты в эти дни часто спорят о том, как окончательно отвязать грузинскую экономику от российской и свести к нулю негативное воздействие санкций в будущем. Со временем они начнут разрабатывать соответствующие программы, с благодарностью принимая помощь американских партнеров (см. выступление администратора USAID Марка Грина в Центре Джорджа Маршалла о снижении зависимости постсоветских стран от России 04.07.2019). У нынешнего российско-грузинского кризиса будет множество подобных, на первый взгляд незаметных последствий, которые позже приведут к масштабным переменам.
Грузинское руководство не перестанет называть Российскую Федерацию страной-оккупантом, тем более что соответствующая формулировка зафиксирована в законодательстве (ст. 7 Закона об оккупированных территориях) и ни при каких условиях не извинится за инцидент с Гавриловым, поскольку считает его провокатором, а российские санкции или их отмена не повлияют на евроатлантический курс страны. К слову, в январе 2008-го, на фоне серьезных экономических трудностей, вызванных эмбарго, 77% избирателей проголосовало на плебисците за вступление в НАТО (судя по итогам проходивших в тот же день президентских выборов, среди них были как сторонники правящей партии, так и оппозиции). Но многие в Москве, несмотря на опыт тех лет, тем не менее убеждены, что магическое заклинание «Мы перестанем покупать ваши хачапури!» может радикально изменить отношение грузин к проблемам безопасности или к цивилизационному выбору. Главной причиной этого, вероятно, является отсутствие цельной, проактивной стратегии на южнокавказском направлении с сопутствующими попытками выдать имеющиеся ограниченные средства за сверхмощные и универсальные. Подобное положение дел беспокоит наиболее проницательных российских экспертов, указывающих на ослабление позиций Москвы в регионе.
В целом же руководители Грузии и России стремятся подчинить «малое противостояние» динамике «большого». По сути, обе стороны ждут, когда визави свернет себе шею из-за усиления или, наоборот, ослабления влияния США на Южном Кавказе. Гипотетический «сепаратный консенсус» признан ими невозможным, следовательно, драматическая развязка конфликта представляется неотвратимой. Но это, разумеется, не освобождает политиков, экспертов и журналистов двух стран от ответственности за то, что произойдет в промежутке между сегодняшним днем и грядущим региональным Армагеддоном.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
