ПРАГА---20 лет назад, летом 1999 года, между Москвой и Грозным возникло напряжение, которое осенью перешло в вооруженное наступление российских войск на Чеченскую Республику, несмотря на подписанное сторонами Хасавюртовское соглашение. Поводом к началу Второй русско-чеченской войны стала попытка вторжения боевиков в Дагестан во главе с полевыми командирами Шамилем Басаевым и Хаттабом. В сентябре произошла серия взрывов жилых домов в Буйнакске, Москве и Волгодонске. Война должна была закрепить у власти никому не известного подполковника КГБ Владимира Путина, который как раз тогда занял пост главы государства в качестве исполняющего обязанности президента. Сегодня мы вспоминаем августовские события с политологом и президентом международного общественно-политического движения «Ассамблея народов Кавказа» Русланом Кутаевым.
Амина Умарова: Чем вы занимались между первой и второй войной и помните ли вы, были ли какие-то предпосылки к тому, что вторая война будет?
Руслан Кутаев: После первой войны указом исполняющего обязанности президента (Зелимхана) Яндарбиева я был назначен вице-премьером по связям с Россией и странами СНГ – в 1996 году, а потом, за то, что я поддержал Аслана Масхадова, выдвижение его в президенты Чеченской Республики, Яндарбиев своим указом снял меня. После избрания президентом Чеченской Республики Масхадова я был помощником президента по особым поручениям в ранге вице-премьера, и все события, которые происходили в это время, я не только был свидетелем всего этого, но и участником – достаточно серьезным игроком во всех этих событиях, которые происходили на моих глазах.
Амина Умарова: А вот эта радикализация – почему Аслан Масхадов не обратил внимания на опасность и еще на работу ФСБ, конечно, в республике?
Руслан Кутаев: Очень многие люди просто фантазируют, сочиняют всевозможные сказки по поводу того, что Аслан Масхадов был слабым и т.д. В ситуации, в которой тогда находилась чеченская власть, чеченский президент делать какие-то другие кардинальные шаги, предпринимать какие-то действия абсолютно не имел возможности. С самого начала, с момента подписания в Хасавюрте соглашения, когда (Владимир) Лукин там же, в Хасавюрте, заявил: «Мы подписываем соглашение, но мы обязательно придем обратно, назад, и отвоюем Чечню», – вот с таким смыслом было сделано заявление Лукиным, и в последующем известно, как Александр Лебедь говорил, что «для того, чтобы давить этих волков, я готовлю волкодавов» и т.д. Т.е. настроение российского руководства было понятно, оно было ожидаемо, и с самого начала все, по крайней мере, мы, знали, что это произойдет. В любом случае, когда у меня спрашивают: «Могла ли вторая война состояться или нет», я настойчиво говорю: «Да, мы эту войну не смогли бы избежать». Возможно, мы ее могли бы оттянуть на какое-то время.
При отсутствии каких-либо финансовых ресурсов Масхадову приходилось лавировать в этой серьезнейшей борьбе спецслужб, когда повсеместно вербовались и откровенно очень многие сотрудничали с российскими спецслужбами
Причина была обозначена: это унижение, этот позор России, которая из страшного жандарма, которого боялся весь мир, превратилась в смешное, воображающее из себя государство, мощь и сила России была продемонстрирована в первой войне, и этого они простить никогда не смогли бы. Поэтому единственное, что успешно сделали российские спецслужбы, – они развели чеченское общество. Они разделили его на столько разных фрагментов, что, собственно говоря, чеченская государственность во времена правления Масхадова была значительно слабее, чем это было до первой войны, во времена правления Джохара Дудаева. И при отсутствии каких-либо финансовых ресурсов Масхадову приходилось лавировать в этой серьезнейшей борьбе спецслужб, когда повсеместно вербовались и откровенно очень многие сотрудничали с российскими спецслужбами, они шли на поводу, брали деньги, и это все направлялось против единого управления, против президента Масхадова.
Было настолько очевидным, что готовится, во-первых, дискредитация чеченской государственности, что чеченцы не в состоянии создать свое государство, что чеченцы генетические бандиты, которые что-либо организованное, государственное, законопослушное создать не могут. И, во-вторых, надо было создать хотя бы видимость того, что вторжение в Чечню оправдано. Но самое главное то, что единое чеченское общество, которое, по крайней мере, выражало бы мнение одного народа, было разобщено – фрагментарное чеченское общество. Никакой общий рисунок этого общества не был виден, и поэтому воевать с чеченцами, с чеченским государством большого труда не составляло. Как раз все было подготовлено, просто и случай подошел очень нужный: если первую войну они затеяли для того, чтобы в 1995-96-м приватизировать нефтегазовый промышленный комплекс, незаметно, под шум этой войны (я имею в виду этих олигархов и преступников), то вторую войну они затеяли, чтобы из неизвестного подполковника сделать президента.
В 2005 году я встречался с Павлом Грачевым под Тулой, на одной из дач мы с ним целый день провели вместе, в третий раз после его приглашения. Он зазывал меня, и, в принципе, разговор был такой: он мне говорил: «После того как мы с Джохаром Дудаевым во Владикавказе выпили шампанское и договорились, что никакой войны быть не может, что надо каким-то образом найти общие точки соприкосновения, когда я прилетел в Москву и хотел встретиться и передать Ельцину, меня к Ельцину не пустили. Глава администрации Филатов, госсекретарь Бурбулис и Шахрай брызгали на меня слюной и говорили: «Мы никогда в жизни не допустим, чтобы Борис Ельцин и Джохар Дудаев встретились. Чеченцы в России контролируют все. Нам надо поджечь их дом, чтобы они побежали тушить пожар в своем доме, пока мы будем приватизировать нефтегазовый комплекс в России». Вот это прямая речь, если таким образом вычленить из того, что мне рассказывал Павел Грачев. Мы понимаем, что делалось, как оно происходило, но, к сожалению, не хватало ни ресурсов, ни сил для того, чтобы противостоять всему этому.
Амина Умарова: Т.е. Чечня была обречена…
Руслан Кутаев: Без всякого сомнения. В 1999 году в санатории, когда я приехал домой – это было в Железноводске, и как раз это было время, когда с территории Чеченской Республики вторглись в Дагестан и т.д., я до этого встречался с Масхадовым и спросил его: «Почему они туда полезли – в Дагестан? Это же провокация, очевидная провокация». Он говорит: «Я не знаю». «Как не знаешь? – я говорю, – ты не говорил с Басаевым?» Он говорит: «Я не говорил». И тогда после этого разговора, на второй день, пятничный намаз совершили, (Шамиль) Басаев там тоже был, я после основного намаза остался, и, когда Шамиль уходил, я крикнул, чтобы он подождал. Мы с Шамилем Басаевым имели немного напряженные отношения, и все в напряжении ждали. Я говорю Шамилю Басаеву: «Почему вторглись в Дагестан? Тут разные разговоры ходят». «Ты что, – мне говорит, – допрос устраиваешь?» – «Нет, – говорю, – я тебе допрос не устраиваю. Я хочу знать от первого лица, что произошло на самом деле». И вот когда мы с ним зашли к (Мовлади) Удугову – там у него столовка была небольшая, – и когда он выходил, я говорю Удугову: «Нет, ты не уходи, ты должен быть свидетелем нашего разговора». И вот когда мы с Шамилем Басаевым говорили, он объяснил, в чем причина, почему они все-таки вторглись в Дагестан.
В Урус-Мартане, в Чеченской Республике, проживала достаточно серьезная группировка из аварцев, которую возглавлял Багаутдин Кебедов. Шамиль говорит: «Багаутдин пришел ко мне и говорит, что нам Магомедали Магомедов сказал, чтобы, подобно тому, что даргинцам дали в Чобанмахи и Карамахи, создать такое шариатское правление в Цумадинском районе». Он тогда сказал Багаутдину: «Багаутдин, это провокация, они вам не дадут, они против вас совершат какие-то действия». И тогда Багаутдин обвинил Шамиля: «Вы, чеченцы, завидуете нам, аварцам, вы всегда против нас что-то имели» и т.д. Это мне Шамиль Басаев рассказывает: «Я тогда сказал: «Это не против вас, аварцев, провокация – это против нас, чеченцев, провокация. Против вас они сейчас какие-то противоправные, преступные действия совершат, и тогда нам придется вас защищать». Он, говорит, так и получилось: «Недели две не прошло, Багаутдин со мной связывается по рации: нас окружили, нас убивают, мол, придите, нас спасите». И тогда, говорит Шамиль, «я ему говорю: я же тебя предупреждал, мы не можем прийти – это повод и основание для того, чтобы они вторглись в Чечню». И тогда Багаутдин ему сказал: «В судный день перед Аллахом я буду свидетельствовать: когда нас, мусульман, дагестанцев убивали, что вы, чеченцы, не пришли на помощь».
Это все было настолько предсказуемо и ожидаемо, что просто слепец и глупец мог не знать, что это все раскручивается для того, чтобы ввести войска и начать новую войну против чеченцев и чеченской государственности
И вот сложилось таким образом, что чеченцы вынуждены были пойти на выручку своих братьев по вере – аварцев. Но их ждали в Цумадинском районе. Басаев был потрясающим военачальником. База российских войск находилась не в Цумаде, а в Ботлихском районе. Так вот, они ждали его в Цумаде, а он совершил нападение на Ботлихский район – он полностью раздербанил то, что могло бы в последующем пойти против них. А вот когда Россия потерпела там поражение, они в отместку, оттуда, с Цумады, спускались, окружили Чобанмахи и Карамахи и начали там их убивать. В эти дни ко мне приезжал Надир Хачилаев – он был у меня в Грозном. Он говорит: «Женщины с детьми с белыми флагами из Чобанмахи и Карамахи выходят, по ним, прямо по целям, стреляют и убивают».
Почему я это все рассказываю: это все было задумано, это была многопрофильная провокация. Если бы их не заманили туда, в Дагестан, все равно что-то произошло бы. В Шелковском районе, убив чеченских пограничников, они вторглись на 15 километров вглубь территории Чеченской Республики. Это все было настолько предсказуемо и ожидаемо, что просто слепец и глупец мог не знать, что это все раскручивается для того, чтобы ввести войска и начать новую войну против чеченцев и чеченской государственности.
Амина Умарова: Что стало потом с этим Багаутдином Кебедовым?
Руслан Кутаев: Я не могу сказать. Я его историю не могу отслеживать. По-моему, он живой – вот где он находится? Я с его братом Аббасом виделся еще до того, как меня посадили. Я с ним в последний раз общался, когда в Махачкале было выездное заседание Совета по правам человека при президенте России, – в то время, по крайней мере, Багаутдин был жив. Я не могу сейчас сказать, где он находится и какова его судьба.
Амина Умарова: За несколько веков Кремль, Москва уже научились использовать именно религиозную, больную точку чеченцев – именно там можно их хорошо разделить. Вот это и явилось самым слабым местом в борьбе за независимость.
О том, что чеченцев в очередной раз приносят в жертву, знали все те, кто, в принципе, мог бы заступиться за чеченцев, хотя бы слово сказать
Руслан Кутаев: Религиозный фактор они использовали для того, чтобы западные страны имели основания не поддерживать стремление чеченцев к независимости. Хотя могу с достаточной уверенностью сказать: и по поводу второй войны, без всякого сомнения, были консультации с Соединенными Штатами Америки, они знали об этом, и то, что чеченцев в очередной раз приносят в жертву, знали все те, кто, в принципе, мог бы заступиться за чеченцев, хотя бы слово сказать. Вот эта даже видимость того, чтобы каким-то образом это сделать, была завуалирована. Они настолько серьезно обозначили тему – именно религиозную составляющую Чеченской Республики, и как раз эти сказки о международном терроризме и т.д. появились исходя из достаточно серьезно подготовленного проекта.
Очень многие ведь, абсолютно не подозревая, что они являются пешками в чужой игре, велись на это, искренне хотели исламского государства, где справедливость могла бы торжествовать. На самом деле, те, кто платил деньги, они и дергали за веревочки и создали то, что создали, и, таким образом, во Второй чеченской войне (никоим образом не в кампании, а именно войне) чеченцы были поданы вот в таком свете. А такие государства, которые, в принципе, могли бы поддержать исламское государство, святая святых, где находятся все святыни – Саудовская Аравия и другие, – никакого отношения к исламу не имеют, они погрязли в коррупции, ожидать чего-то от этих горе-исламских государств тоже не приходится. А почему? Я думаю, что и чеченцы, и остальные народы Кавказа понимают и осознают: только единый Кавказ! У нас ментальность одна, у нас нравы одни, у нас культура одна – только кавказцы должны быть вместе, только кавказцы вместе смогут создать мощное государство. На Кавказе живут люди невероятной дерзости, смелости, – а это пассионарии, которые могут удержать кого угодно и где угодно. Поэтому святая святых – кавказцы должны двигаться навстречу друг другу, если они хотят выжить, если они хотят в этом мире существовать. Только Кавказ – объединенный, большой, сильный Кавказ.
Амина Умарова: Именно по религиозному вопросу были разногласия между правительством в лице Масхадова и (Ахматом) Кадыровым. Вот этот нерешенный вопрос: Масхадов предполагал, что он метнется на сторону России, что поедет в Москву и попросит там о помощи?
Руслан Кутаев: А там предполагать не надо было. В 1998 году Кадыров вкупе с очень многими людьми – там же были и Ямадаевы, и Гиреев, и другие – в Кизилюрте, под патронажем Магомеда Толбоева (тогда секретаря Совета Безопасности), встречался с руководством ФСБ (тогда – ФСК, по-моему). Они уже проводили консультации, они уже в то время имели достаточно хорошо налаженные связи. Поэтому это Масхадов знал, и это все достаточно откровенно делалось, на глазах, и они сами этого и не стеснялись и не скрывали. Только это все делалось под таким благовидным предлогом, якобы они противодействуют ваххабизму, международному терроризму и т.д. И этот термин – «традиционный ислам», который в свое время (Талгат) Таджуддит ввел в понятие… Нет такого вообще, это придуманный термин. Ислам – един, он либо есть, либо нет. В принципе, по определению российских властей, точно так же, как сегодня в православии, человек, никогда не склонив голову даже перед иконой, называет себя христианином, – так вот, мусульманин, который называется мусульманином, но делает самое мерзкое, совершает самые небогоугодные, мерзкие дела, вот это и есть традиционный ислам.
Когда человек хочет просто придерживаться своей религии, они тут же на него навешивают ярлык ваххабиста, международного террориста, фундаменталиста и т.д.
Называться ты можешь кем угодно, но только ты должен делать то, что угодно этим преступным правителям, а когда человек хочет просто придерживаться своей религии, они тут же на него навешивают ярлык ваххабиста, международного террориста, фундаменталиста и т.д. – что только не выдумывают. Вот это и есть разница, и поэтому было совершенно очевидно, что разыгрывалась религиозная карта. Это специальный заказ был запущен, под этот специальный заказ и работала пропаганда.
Летом 2000 года в Ингушетии собрались политические, правозащитные и неправительственные организации, там мы провели конференцию, где меня избрали председателем Объединенного комитета политических партий и неправительственных организаций Чеченской Республики. Мы там полтора-два года активно занимались именно тем, что всякие голодовки, марши мира в 2001 году уже создали Общество российско-чеченской дружбы, где я был сопредседателем со Стасом Дмитриевским, Игорь Каляпин тоже принимал самое активное участие в этой работе. И поэтому эти в дни, эти часы я просто с невероятной энергией работал против произвола тогда российских властей, российских военных – я был экспертом ПАСЕ по Чеченской Республике, со мной и другие были, – и там, и везде доказывал, что происходят бессудные казни, похищения, убийства чеченцев, что правозащитные и неправительственные организации должны иметь право присутствовать, когда села окружают, когда они людей похищают и т.д.
