В Грузии объявили чрезвычайное положение со своим комендантским часом. По предварительным раскладкам, такое положение в лучшем случае продлится до 21 апреля. В худшем – бог его знает, когда все это закончится. С 9 вечера до 6 утра любое передвижение по городу запрещается всем, кроме спецэкипажей – медицинских, полицейских и подобного им транспорта. Днем передвигаться можно, но гражданам старше 70 лет выходить на улицу настоятельно не рекомендуется, только если за продуктами или в аптеку, или в медицинское учреждение, и то рядом со своим домом. Как все это будет регулироваться, покажет время. За нарушение ЧП будут штрафовать вплоть до отсидки.
Ну, что сказать? В принципе, говорить особенно не о чем, мера, наверное, правильная. Хотя как это может помочь в борьбе с коронавирусом, не знаю. Вероятно, после девяти часов вечера народ особенно склонен к собиранию в кучи, что способствует распространению заразы. Этот вопрос я еще не провентилировал, но я стараюсь узнать, в чем рациональное зерно запрета.
Весь общественный транспорт (автобусы, микроавтобусы, метро, канатные дороги, конки, фаэтоны, дилижансы) прекратил передвижение, тем самым оторвав людей друг от друга. Теперь живущий в Глдани внук не сможет навестить свою бабушку, которая проживает, к примеру, в Ортачала. Вернее, навестить-то может, но для этого он должен выйти из дома в шесть часов утра, спортивным шагом пройти через весь город, забежать к бабушке, чмокнуть ее в морщинистую щечку и потом чапать обратно, дабы к девяти часам успеть быть дома. А иначе схлопочет жирный штраф. Есть другой путь – сесть в машину и поехать, но для этого надо машину иметь. Или еще вариант – такси. Но такси накладно. Наши граждане к бабушкам на такси не ездят. В сети кто-то задал вопрос, а как быть почечному больному, который, к примеру, из Диди Дигоми два раза в неделю должен ехать на диализ в другой конец города? Ответа я не знаю. Но, надеюсь, ответ есть у правительства.
Веселого в этом всем очень мало. Обстановка напряженная, и плохо то, что конца ей пока не видно.
На моей памяти чрезвычайное положение со своим комендантским часом было объявлено 9 апреля 1989 года, после трагических событий, которые произошли в Тбилиси при разгоне советскими войсками мирного митинга. В тот же день, без пяти одиннадцать вечера, генерал Родионов объявил комендантский час. Я отлично помню его выступление, потому что слушал генерала, находясь в тот поздний час на работе. Потом я лихорадочно добирался до дома, опасаясь бравых вояк, которые могли стрельнуть мне вслед. А они могли это сделать, если бы захотели.
Тогда в Тбилиси комендантский час продлился около недели. На улицах стояли советские танки, настроение было подавленное, и в тбилисских магазинах запретили продажу алкоголя. Как объяснялось, чтобы солдаты не перепились и не открыли стрельбу по населению, которое на вербальном уровне довольно агрессивно с ними общалось. Я тогда был молодой, и друзья тоже были молодые, мы периодически собирались для распития спиртосодержащих напитков, и изъятие винно-водочной продукции из магазинов было для нас неприятным моментом. Потом один из нас, самый умный, вдруг вспомнил, что в городе Рустави комендантского часа нет! Мы поехали туда и в какой-то забегаловке угостились по полной программе. Это была некая форма нашего протеста против ограничения выбора и свободы действия. Молодые мы были тогда, горячие, кровь играла, и душа просила выпить. Теперь, с высоты прожитых лет, понимаю, что поступок был мальчишеский, но тогда ситуация в городе была истеричная, и хотелось какой-нибудь разрядки. Потом из Кремля приехал член Политбюро ЦК КПСС, его величество Эдуард Амбросьевич со своим подельником, секретарем ЦК КПСС Георгием Разумовским, и, по велению Горбачева, комендантский час был отменен.
Тогда другая была ситуация, сравнивать с нынешней неблагодарное дело. Тогда враг был налицо – танк и суетящиеся вокруг него солдаты. Видя опасность, мы обходили ее и шли окольными путями.
Теперь другое дело, опасность невидима глазу, думаешь, что ее обошел, а она у тебя застряла в волосах, или осела на плечах, или прилепилась к подошве ботинок. Очень неприятно ходить по городу, я стараюсь редко выходить из дома, но иногда приходится. Про свои нужды не говорю, о них много сказано, но в моем многоквартирном доме живет немало пожилых людей, чей возраст попадает под запрет. В квартире напротив проживает милая пара – Евдоким Кириллыч и Гися Моисеевна. Им под восемьдесят. Евдоким Кириллыч, активный человек, ветеран броуновского движения, очень затосковал из-за своего вынужденного заточения и постоянно придумывает разные мелочи, которые ему хотелось бы иметь дома. По утрам Евдоким Кириллыч звонит мне в дверь и просит сбегать то за тем, то за этим. И я бегу, не откажу же я человеку, который по возрасту мне в отцы годится. Затем Евдоким Кириллыч заходит ко мне, садится на расстоянии двух метров, пьет чай вприкуску и долго выкладывает свои взгляды по поводу борьбы с коронавирусом. А я сижу и слушаю, так как жалко мне старика. Его супруга Гися Моисеевна давно замолчала, и контакта у Кириллыча с ней нет. В этой истории, кроме имен, которые я выдумал, все остальное правда, и теперь проблема именно у таких людей, чей возраст особенно восприимчив к этому загадочному вирусу. Я не герой, конечно, но готов записаться в какие-нибудь волонтеры, чтобы как-то помогать такой категории наших граждан, хотя... хотя я сам, к сожалению, тоже далеко не мальчик и тоже недалеко ушел от группы риска.
Но жизнь продолжается. Трудно пока понять, когда все это закончится, на какой фазе мы находимся и что после всего этого будет. Пока что ясно одно – мир оказался не готов к подобному испытанию. На общем фоне наше правительство действует довольно грамотно. То, что у нас ни один человек не погиб, это дорогого стоит. Может, я занимаюсь самоутешением, но кажется мне, что наши вовремя спохватились. И еще ценно то, что правительство не своевольничает, а безукоризненно исполняет требования специалистов этого дела – Имнадзе, Церцвадзе, Гамкрелидзе, Эзугбая. И нам, рядовым гражданам, главное не мешать им всем выполнять свои обязанности. Мы должны выполнять те условия, которые они нам выставляют. Если нужен комендантский час, пусть он будет. Думаю, в первую очередь он нужен правоохранительным органам, которым ночью будет меньше хлопот по патрулированию улиц. Им же тоже нужен отдых.
Лично мне комендантский час образ жизни не изменил, я и так после девяти не выходил на улицу. Очень редко поздно ночью у меня иногда возникало желание полакомиться чем-то сладеньким. Я выбирался из дома и в ближайшем круглосуточном продмаге покупал желаемое. Теперь этого удовольствия я лишен. Надо будет днем затовариваться на случай внезапного порыва. Так что это тоже не проблема. Но, не поверите, человек странное животное; вчера, как только стукнуло девять вечера и вступил в силу комендантский час, во мне вдруг взыграло желание выйти на улицу и прогуляться! В знак протеста. Что я опротестовываю, не знаю, но желание такое появилось. Еле себя сдержал от соблазна, так как за первое нарушение, гулянье без причины во время комендантского часа, – штраф 3000 лари! А мы не Бидзины какие-нибудь, чтобы швыряться такими штрафами. Так что я развернулся и уселся обратно в кресло перед телевизором, чтобы наслаждаться нейтральным телеканалом «Усадьба», где рассказывали о проблемах борьбы с уховертками.
Лихо был закручен сюжет.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
