ПРАГА---Турция недавно заявила о выходе из Конвенции Совета Европы о борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием. Эта Конвенция была одобрена всеми 47 государствами-участниками Совета Европы 11 мая 2011 года, в Стамбуле, поэтому ее называют Стамбульской. О причинах выхода Турции из соглашения беседуем со специалистом по этой стране, журналистом Османом Пашаевым.
– Выход Турции из Конвенции Совета Европы о борьбе с насилием в отношении женщин, которая называется еще и Стамбульской конвенцией, – это политический шаг официальной Анкары?
– Разговоры о выходе идут уже где-то на протяжении полутора лет. Ничего раньше не предвещало беды, тем более, Турция была одним из первых подписантов и первой страной, ратифицировавшей договор, и она шла сама по пути выполнения всех этих вещей, которые, кстати, активно обсуждаются в турецком обществе и медиа. Кроме того, казалось, что этого не произойдет, потому что внутри самой правящей партии женские организации не поддерживали однозначно выход из этого соглашения. Но вот это произошло. Я читаю те оценки, которые есть в турецких медиа по этому поводу - эти вещи направлены сейчас на очень консервативного избирателя, который тоже не всегда рядом с президентом (Реджепом) Эрдоганом.
Есть опросы общественного мнения, и по ним всего 17% турок были противниками Стамбульского соглашения, считая, что это создает проблемы с увеличением количества разводов, с уменьшением значения семейных ценностей, продвижением понятия «гендер» и, как объяснили, пропагандой гомосексуальности в традиционном турецком обществе. И, тем не менее, – 17%, которые были противниками соглашения, и казалось, что это не позволит Эрдогану сделать этот шаг, – он сделал этот шаг, направленный на очень консервативную, очень религиозную аудиторию в Турции. Но все это происходит, конечно, на фоне очень сильно ухудшающегося экономического положения в Турции, которое может привести к досрочным выборам. По новой Конституции, если это досрочные, то они одновременно и президентские, и парламентские. Поэтому это как бы сейчас стабилизация своего ядерного электората за счет политических целей.
Кроме Стамбульского соглашения, одновременно запущен и другой, очень сложный политический процесс – это процесс запрета прокурдской Партии демократии народов. Ее обвиняют в том, что она угрожает территориальной целостности и имеет связи с курдской Рабочей партией – террористической организацией. Но Эрдоган гордился тем, что на протяжении его каденции, 20-летия у власти его партии, в Турции произошла демократизация и партии не закрывали. Это было во времена военных переворотов, когда была традиция в Турции, через это прошли почти все политические силы – и левые, и правые, и вот сейчас Эрдоган идет еще на один такой беспрецедентный шаг – на запрет партии.
– Это был внутриполитический шаг. А есть ли внешнеполитическая окраска у этого решения?
Все эти вещи направлены на внутреннюю политику, на стабилизацию, или хотя бы на сбор дополнительных голосов в тех частях политического спектра, крайнего, которые в последнее время не голосовали за Эрдогана
– Разве что риторика, что Стамбульское соглашение не указ, мы примем анкаринские, свои критерии, и будем защищать наши семьи и женщин от насилия, безо всех этих неработающих международных фондов. Все-таки все эти вещи направлены на внутреннюю политику, на стабилизацию, или хотя бы на сбор дополнительных голосов в тех частях политического спектра, крайнего, которые в последнее время не голосовали за Эрдогана.
– Турция в течение длительного времени стремилась в Европейский союз. Означает ли данное решение Анкары отказ от попыток вступления в Европейский союз?
– Тема вступления в Европейский союз в Турции в последние годы… Вообще, турки в большинстве своем уже со скепсисом относились к теме Европейского союза, по одной простой причине, что Европейский союз многое сделал для того, чтобы даже либеральная часть Турции остыла в этом вопросе. Потому что видно было: когда Турция делала очень сильные изменения в экономики, тем не менее, вопрос Турции не продвигался особенно в европейском направлении. Страны с худшим положением… Их же много, критериев – и защита собственности, и прозрачность ведения бизнеса, и независимость судов, и коррупция. По этим показателям многие страны Восточной Европы, которые отставали от Турции, получили и европейские перспективы, и процесс вступления. Поэтому возлагать только на Турцию срыв европейского движения, нельзя. Но это дало козырь в руки тем, кто были противниками всех этих изменений. Поэтому говорить, что это было условием вступления Турции в Евросоюз… Мы видим, что на самом деле, если европейские страны, как Польша, собираются денонсировать Стамбульскую конвенцию, и я нигде не видел то, что Стамбульское соглашение о противодействии насилию является условием вступления в Евросоюз. Для Турции всегда выдвигались какие-то особые условия вступления, и проблема – особенно никто не скрывал, – в том, что это страна преимущественно с мусульманским населением.
– «Указ Эрдогана о выходе страны из Стамбульской конвенции угрожает делу защиты женщин не только в этой стране», – заявили в Совете Европы. «Этот указ вызывает лишь горечь», – отметил мэр Стамбула Экрем Имамоглу. «Движение феминисток» отреагировало на это заявление протестами. Гёкче Гёкчен, заместитель председателя оппозиционной Народно-республиканской партии Турции заявил, что «отказ от Конвенции означает признать женщин людьми второго класса и позволять их убивать». А насколько право последнее утверждение – «признать женщин людьми второго класса»? Насколько это усугубит...
Из-за иностранных грантов на поддержку общественных организаций турецкое общество очень структурировано, очень сильные профсоюзы, очень сильные женские феминистские организации, очень сильная оппозиция. Я не думаю, что этот выход из соглашения реально ухудшит ситуацию
– ...это оппозиционная риторика, оппозиция и должна так поступать, конечно же. У оппозиции в руках появился козырь, у всех оппозиционных сил – не только (этих). Вот вы сейчас процитировали левоцентристов и Республиканскую народную партию, и феминистские движения, но, в том числе, и правоцентристская сила, которая тоже в оппозиции, которая в переводе называется «Хорошая партия», она тоже критикует Эрдогана за выход из Стамбульского соглашения. Но тем не менее нужно понимать, что Турция – это не Иран и не арабские страны, и какую бы политику сейчас ни проводил Эрдоган, внутренняя структуры турецкого общества уже такова, что в ней очень сильны... из-за иностранных грантов на поддержку общественных организаций турецкое общество очень структурировано, очень сильные профсоюзы, очень сильные женские феминистские организации, которые существуют – они реальные, – очень сильная оппозиция и, конечно, ее риторика, очень бескомпромиссная и жесткая. Тем не менее, вопрос защиты прав женщин и прав детей в последние годы на первых полосах изданий, интернет-изданий, на телевидении. Я не думаю, что этот выход из соглашения реально ухудшит ситуацию, потому что во внутренней повестке эта тема мощная, всегда освещается, сила третьего сектора и оппозиционных политических сил не даст, мне кажется, практических ухудшений в этом вопросе.
– Вице-президент Турции Фуат Октай сказал, что «борьба за защиту прав женщин в стране будет продолжена, при сохранении наших традиционных ценностей». Это неписаные законы и традиции турецкого общества, или они конкретно где-то прописаны?
– Турция сделала настолько сильные шаги в законодательной сфере, чтобы выглядеть как страна светская и европейская, что принять какие-то особые средневековые вещи на законодательном уровне иногда становится, мягко говоря, сложно, а иногда невозможно. У Эрдогана, например, была первая попытка, у его силы, они имели тогда почти 2/3 в парламенте – с того времени столько у правящей партии не было, она всегда, несмотря на то, что росла процентно, снижала количество голосов в парламенте, и сейчас у правящей партии нет даже половины, только в коалиции с националистами, – в 2004 году была попытка вообще ввести уголовную ответственность за понятие «супружеская измена», на основании исламского права, и это не прошло тогда, когда они имели абсолютное большинство, почти конституционное. У Эрдогана была попытка где-то в 2010-11-12-м годах запретить кесарево сечение и аборты – то, что сделала Польша с абортами, – и в Турции были настолько мощные женские демонстрации протеста, там доходило до полумиллиона на этих демонстрациях, что это не прошло, и это в парламент не выносилось. Но начали работать неписаные правила.
Соглашение не просто было подписано, но оно ратифицировано парламентом, и, по Конституции Турции, является частью национального законодательства. И президент страны не может подминать под себя парламент и просто выводить страну (из соглашения)
Я недавно видел аналитику – очень многие государственные больницы, больше чем в половине провинций не предоставляют такую услугу как аборт, а многие частные, которые могли бы ее предоставлять, просто отказывают это делать. Т.е. законодательного запрета нет. Но учитывая, что все больницы, так или иначе, зависят в вопросах лицензий или контроля от Министерства здравоохранения, они в добровольно-принудительном порядке просто не предоставляют такую медицинскую услугу. Вот так это начинает работать: вроде бы законодательного запрета нет, но есть такой неписаный запрет, который начинает работать в обществе, в системе. И вот как с этим бороться? Например, тот же вопрос выхода Эрдогана из Стамбульского соглашения, тоже неоднозначен, потому что 77 объединений адвокатов из 81, по количеству провинций в Турции, и, в том числе, общереспубликанское общество адвокатов, заявили о том, что соглашение не просто было подписано, но оно ратифицировано парламентом, и, по Конституции Турции, является частью национального законодательства. И президент страны не может подминать под себя парламент и просто выводить страну (из соглашения), т.е. отменять уже это действие как закона, потому что, согласно Конституции, это уже законы страны. И вот тут юридическая коллизия. Возможно, вопрос еще будет решаться в Конституционном суде – насколько правомочно росчерком пера Эрдогана выходить из этого соглашения.
