Грузия – третья страна в Европе по числу заключенных. На 100 тысяч жителей приходится 264 человека, находящихся в тюрьмах. Об этом сообщается в новом исследовании Совета Европы.
Правозащитники говорят, что данный результат вновь наглядно демонстрируют те глубинные проблемы, которые существуют как в пенитенциарной системе, так и в целом в политике уголовного преследования в Грузии.
Но раньше было хуже. В 2018-м Грузия возглавляла европейский список, а в 2019 году была второй. Впрочем, несмотря на положительную динамику в рейтинге, в абсолютных значениях число заключенных в последние годы существенно не менялось. Последнее серьезное снижение было в 2012 году, когда по амнистии* тюрьмы покинула почти половина заключенных.
Правозащитники объясняют, что сегодня амнистия – это фактически единственный рычаг, который государство использует для разгрузки тюрем. В тоже время, они убеждены, что дело не в росте криминала, а в том, что осуществляется неверная политика. Многим правонарушителям власть должна предлагать альтернативу тюремному заключению. Гораздо чаще, чем она это делает сегодня.
Почему в Грузии столько заключенных?
С тем, что одних амнистий недостаточно, согласна и омбудсмен Грузии Нино Ломджария.
«Народный защитник подчеркивает, что помимо единичных актов, важно, как в пенитенциарной системе, так и в уголовной политике внедрить подходы, которые активизируют механизмы досрочного освобождения, а также наказаний и мер пресечения, не связанных с лишением свободы», - говорится в отчете омбудсмена за 2020 год.
Действительно, подписав соглашение об ассоциации с ЕС и другие международные документы, государство обязалось изменить политику. Но, как отмечают правозащитники, реформы проводятся вяло, а заключенных в тюрьмах все равно гораздо больше, чем должно быть по европейским стандартам (в среднем, 100-150 заключенных на 100 тысяч человек). Не меняется главное – вместо реабилитации и ресоциализации человека, уголовная политики страны все еще нацелена на то, чтобы его наказать.
«Прошло уже 30 лет с тех пор, как Советский Союз распался и Грузия стала независимой. Не знаю, может, правда, нужно, чтобы нас сначала 40 лет водили по пустыне, и, может, советское прошлое навсегда станет таковым хотя бы через 10 лет», - говорит исполнительный директор «Центра Прав Человека» Алеко Цкитишвили.
Он отмечает, что хоть Грузия официально объявила о приверженности европейским ценностям, но на деле ее уголовная политика все еще не избавилась от советской инерции. Причина, по мнению Алеко Цкитишвили, крайне проста – у политиков, законодателей и прочих стоящих у руля устаревшие и негуманные представления о том, за что человека сажать в тюрьму можно, а за что нельзя.
«Наказание вместо помощи»
Неверность подходов государства, по мнению правозащитников, идеально отражает его наркополитика. Согласно отчету, 26% заключенных отбывают срок за преступления, связанные с наркотиками.
Уже несколько лет, международные и местные организации призывают власти провести радикальную реформу наркополитики, так как опыт многих стран подтверждает, что человеку с наркозависимостью не поможешь, посадив его в тюрьму.
«В июне Конституционный суд признал неконституционным лишение свободы за приобретение и хранение любого наркотического вещества в количествах, не пригодных к потреблению. Несмотря на это, реформа наркополитики все еще заморожена в парламенте», - говорится в отчете правозащитной организации Human Rights Watch за 2020 год.
В начале этого года, парламент принял законопроект, согласно которому тюрьмы покинут более 800 человек. Из них более 700 осуждены именно за наркопреступления.
Директор программ правосудия «Центра Социального Равенства» Гурам Имнадзе убежден, что этим решением государство расписывается в существовании проблемы. И хотя наркополитика «Грузинской Мечты» менее жесткая, чем у предшественников, суть ее неизменна.
Имнадзе сетует, что власти все еще не заботятся о снижении вреда от наркопотребления. Хуже того – в своих заявлениях чиновники клеймят не сами наркотики, а наркопотребителей.
«Потребление наркотиков и связанные с ними риски нужно регулировать другими механизмами, но никак не наказаниями. В первую очередь, надо работать над превенцией и социально-медицинской поддержкой. Наказание должно быть крайней мерой. Механизмы уголовного преследования следует применять только в отношении организованной преступности, распространителей наркотиков и т.д.»
Сторонники реформы не исключают также, что у властей нет соответствующей политической воли. Нынешняя наркополитика предоставляет ей серьезные инструменты контроля над гражданами, и, возможно, она просто не хочет их терять.
Почему заключенных должно быть меньше?
Председатель «Инициативы за реабилитацию уязвимых групп» Тато Келбакиани подсчитал, что на данный момент около 3 тысяч человек отбывают заключение за ненасильственные преступления. По его словам, вполне реально этих людей выпустить, а тюремное заключение заменить альтернативными наказаниями. Например, условным сроком, домашним арестом, либо общественными работами.
Тем самым, общество убьет даже не двух, а сразу нескольких зайцев: люди не потеряют общественные связи, будут сэкономлены средства на их содержание и пропитание, и в то же время государство по-прежнему сможет их контролировать.
«Механизмы контроля могут быть разными. Например, домашний арест, либо ограничение на посещение различных мест, либо периодическое наркотестирование, либо пробация… В общем, форм существует много. Но у нас активно используют только пробацию», - говорит Келбакиани.
Уже не первый год правозащитники напоминают государству, что необходимо учитывать тот физический и психологический ущерб, который наносит человеку пребывание в тюрьме. Вместе с тем, в последние годы все больше тревожных сигналов о том, что за решеткой вновь набирают силу криминальные авторитеты, т.н. “смотрящие”. Тато Келбакиани подчеркивает: «Усиление криминальной субкультуры в тюрьмах, естественно, повышает риск того, что попавший туда человек попадет под ее влияние».
Много заключенных, мало тюремщиков
По словам экспертов, влияние “смотрящих” растет еще и потому, что в тюрьмах катастрофически мало сотрудников. Согласно отчету Совета Европы, хуже чем в Грузии дела обстоят только в Турции.
Келбакиани говорит, что эта статистика отражает лишь общую картину и конкретные примеры выглядят гораздо хуже. Сотрудники работают в тяжелых условиях. Как результат – вакансий в разы больше, чем желающих.
«Есть места, где баланс соблюден. Например в учреждениях для женщин или детей. И еще в маленьких тюрьмах. Но там сидит от силы человек 400. Самыми проблемными остаются большие учреждения, так называемые «зоны». Вот там баланс действительно ужасный. Заключенных 2 тысячи, а сотрудников, в лучшем случае, 50. А если бы и было больше, там инфраструктура такая, что все равно бы не удалось уследить за ситуацией. Даже рабочую комнату негде оборудовать, чтобы сесть».
Согласно закону, обеспечение безопасности заключенных – далеко на единственная обязанность государства. По возможности, оно должно учитывать потребности и навыки заключенных, и в соответствии с ними предлагать программы по реабилитации и ресоциализации. Но, по словам Алеко Цкитишвили, индивидуальное планирование отбывания наказаний существует лишь на бумаге. Чтобы воплотить его в жизнь, необходимо направить к заключенными гораздо больше специалистов.
«Социальные работники отмечали, что на каждого из них приходится слишком много заключенных. В результате, их труд становится схематичным и поверхностным. Я не говорю уже о таких творческих подходах, как арт-терапия. Его использовать просто нереально», - говорит правозащитник.
* В январе 2006 года президент Михаил Саакашвили объявил «политику нулевой толерантности» в отношении всех преступлений, в том числе и наркотических. За пять лет количество заключенных выросло в два с половиной раза. В 2011 году Грузия была первой в Европе и четвертой в мире по количеству заключенных на 100 тысяч жителей – 547.
Именно благодаря этому у Грузии серьезный «плюс» в одном единственном пункте исследования – по сравнению с 2010 годом, количество заключенных сократилось на 54%. Это лучший показатель в Европе. Сокращение произошло в результате амнистии, которая была объявлена после прихода к власти «Грузинской мечты».