Древним река времени казалась могучим полноводным потоком, но в наши дни она сузилась до размера новостной ленты и умещается на экране смартфона. По ее поверхности скользят заголовки и обрывки фраз, они сталкиваются, кружат в водоворотах и сразу же исчезают из поля зрения.
В 1936-м Эдмунд Гуссерль заметил, что именно поверхностное «считывание» новостей незаметно превращает мелькающие перед глазами слова в мнения, которые «якобы были присущи нам изначально». Похоже, что в эпоху тоталитарного оболванивания масс философ тосковал о въедливых, критически мыслящих читателях газет; многие по сей день взывают к их безмолвной коллективной тени. Быстрое скольжение по поверхности информационного потока существовало задолго до изобретения компьютеров и социальных сетей, но они «легитимизировали» его и привязали восприятие к скорости скроллинга. Пропагандистские машины партий борются за то, чтобы в краткий миг соприкосновения сознания с информацией в нем вспыхнуло оценочное суждение: «плохой», «хороший», «злой», «убийца», «тиран», «спаситель нации» и т. д. Но еще до превращения в «якобы изначально присущее» мнение на него налетает противоположное, появившееся в той же ленте несколько секунд спустя. В насыщенные событиями недели (такие, как минувшая) броуновское движение противоречащих друг другу сообщений невротизирует общественность, и она начинает выяснять, не грозят ли ей какие-то новые беды, не меняя при этом алгоритм обработки информации, скользя по ленте, словно серфер по волнам океана где-то там, близ острова Оаху.
«Товарищ Петрэ, что происходит?», «Что теперь будет?», «Что с нами станет?» Этими вопросами в 1921 году, по воспоминаниям одного из руководителей Национал-демократической партии Резо Габашвили, обеспокоенные вражеским вторжением и бегством правительства рабочие засыпали видного меньшевика Петрэ Гелеишвили (после оккупации он, в отличие от Габашвили, остался в Грузии; в 1938-м его расстреляли). Тот в гневной горячке воскликнул: «Что случилось? Ох, что же случилось? О чем вы беспокоитесь? Одна социалистическая партия уходит, другая приходит. Вот и все. И о чем тут беспокоиться?» Грузинские социал-демократы, власть которых, по сути, держалась на лозунгах и газетных заголовках, так и не объяснили своим доверчивым избирателям, как довели страну до катастрофы. Минуло сто лет, но жители Грузии по-прежнему многоголосым хором повторяют: «А что теперь будет? Что с нами станет?» Страх перед грядущим указывает и на нехватку демократии, поскольку она подразумевает не только регулярное голосование в соответствии с убеждениями или «якобы изначально присущими мнениями», но и наличие неизменных правил, обеспечивающих периодическую безболезненную ротацию правительств и верховенство закона, который защищает собственников от экспроприаций, а оппонентов от репрессий и препятствует тому, чтобы смена власти каждый раз превращалась в удалой рейд мамаевой рати по руинам некогда цветущих городов. Главным в компромиссном соглашении, подписанном политиками 19 апреля при посредничестве председателя Европейского совета Шарля Мишеля и других представителей Запада, было не содержание конкретных пунктов, а его формообразующая роль. Оно вводило утративший берега мутный поток в определенное русло и, помимо дорожной карты деэскалации, являлось первым шагом к новому порядку вещей, основанному на идее Договора, а не постсоветского беспредела. Но грузинская политическая элита упирается и царапается, как измазанный нечистотами кот, которого пытаются искупать. Сложно сказать, что раздражает ее больше – взятые обязательства или необходимость подчиняться правилам.
Лазейки ищут все юристы, но бездарные при этом не способны понять, когда начинают противопоставлять букву соглашения ее духу. Лидеры правящей партии фонтанируют казуистическими интерпретациями, из которых, по их мнению, следует, что утверждение парламентом шести кандидатов в судьи Верховного суда не противоречило соглашению Мишеля, а чуть ли не проистекало из него. Оценки американских партнеров диаметрально противоположны: госсекретарь Энтони Блинкен выразил глубокую обеспокоенность в связи с нарушением соглашения. Самым таинственным для комментаторов является то, что это решение не выглядело жизненно необходимым ни для «Грузинской мечты», ни для обслуживающей ее (но прежде всего – свои) интересы верхушки судейской корпорации. С ним можно было повременить, сманеврировать, но «Мечта» тем не менее продвигалась вперед, как «Титаник» вечером 14 апреля 1912 года, не обращая внимания на многочисленные предупредительные сигналы посла США Келли Дегнан и других наблюдателей. Ключевое значение здесь, вероятно, имеет не само решение, а отношение к соглашению Мишеля, поскольку лидеры «Грузинской мечты» постоянно твердят, что оппозиция им пренебрегает, исподволь подводя целевую аудиторию к следующему выводу: «Если не соблюдают они, нарушать можно и нам».
В апреле представители «Нацдвижения» не подписали соглашение. А после беспорядков 5-6 июля часть противников «Мечты» потребовала не только отставки премьер-министра, но и проведения внеочередных парламентских выборов. У них не хватает мандатов для выражения недоверия правительству и сил для того, чтобы принудить его к капитуляции. Инспирированные ими уличные акции малочисленны и выглядят чуть ли не беспомощно в сравнении с массовыми протестами против прежнего режима, которые, к слову, тоже заканчивались без особых успехов, но все же подпитывали идею сопротивления своей многолюдностью. Впрочем, важнее другое – новые призывы к проведению внеочередных выборов перечеркивают прописанную в соглашении Мишеля схему (внеочередные парламентские пройдут в 2022-м, если в октябре «Грузинская мечта» получит на местных меньше 43% голосов). Лидеры правящей партии, скорее всего, убедились в том, что возможный успех в октябре не предоставит им вожделенной трехлетней паузы до 2024 года, и проведения внеочередных выборов при каждом удобном случае, в том числе и в 2022 году, будут требовать даже присоединившиеся к соглашению оппоненты, а не только «неподписанты». Именно это и лишает апрельские договоренности остатков привлекательности в глазах руководителей «Мечты». Они начали принимать противоречащие их духу решения не только в связи с судебной, но и с избирательной реформой, хотя во втором случае лишь приближаются к Рубикону и пока не пересекли его.
Каждый день тысячи глаз скользят по новостной ленте, выхватывая отдельные слова, которые оседают в подсознании. «Долой!», «Да здравствует!», «Убийцы!», «Сами убийцы!», «В отставку!», «Агенты Кремля!», «Сами предатели!», «Орки!», «Урки!», «Либерасты!» Периодически бурный поток перемежается фразами вроде «Того, кто поделится этой иконой на своей страничке, ждет нечаянная радость». И ведь делятся, причем намного чаще, чем иным контентом (маркетологи подтвердят, они считали). И почти никто, включая образованных, уважаемых членов общества, не видит особой проблемы в том, что через три месяца после подписания соглашение Мишеля утратило первоначальный, формообразующий смысл и грузинские политики превратили его то ли в барьер, который можно обойти, то ли в простую бумажку, заканчивающую свой путь в деревенской уборной. При этом партии продолжают отзываться о нем с придыханием. Они враждуют друг с другом, но их общий, если угодно - корпоративный интерес заключается в том, чтобы освободиться от любых ограничений. Так одичавший пес стремится избавиться от ошейника, связывающего его с цивилизацией. Но скользящее по заголовкам сознание не может задержать взгляд на этой проблеме и идентифицировать ее. Соглашение выполняется… не выполняется… конгресс, немцы какие-то… Лучше честно признаться себе (пусть даже шепотом, под подушкой), что в данный момент мы остаемся политическими неандертальцами, чем потом тщетно выяснять, почему все рухнуло, как тогда, в 1921 году.
– Товарищ Мишель, или как вас там, что происходит? Что теперь будет? Что с нами станет?
– Почему вы волнуетесь? Не исключено, что одна партия ворюг и кровопийц сменит предыдущую, потому что другими вы не обзавелись. Что еще может с вами случиться?
Лень и конформизм приучили грузинских интеллектуалов к языку лозунгов и манипулятивных заголовков, скабрезным шуткам и прочим инструментам работы со «скользящим» сознанием. Многие из них утратили возможность и желание углубляться, спорить и выяснять, что на самом деле имел в виду Гуссерль и почему соглашение Мишеля так важно. Нередко им, как стареющим артистам бродячего цирка, просто хочется понравиться толпе, а не объяснять ей что-то, рискуя разбудить зверя. Это одна из главных причин, по которой часть избирателей до сих пор не понимает, что такое права меньшинств, для чего нужен Верховный суд, как инфляция влияет на их жизнь и так далее. Невежество – негодная основа для демократии, разве что для очередного популистского режима: мы с энтузиазмом соберем его из осколков прежнего, а затем мучительно долго будем ломать и непременно сокрушим. Оно обычно вообще не воспринимается как проблема, которую необходимо решить, но, скорее, как неотъемлемое, непреодолимое свойство хтонических масс. Просветительские амбиции 90-х упокоились в хранилищах библиотек, а молодые люди, изредка заглядывающие туда, все реже связывают свое будущее с «этой страной», с тем, что еще в 1989-м, на съезде Народного фронта Грузии Мераб Мамардашвили описал как «страшную жизнь с ее ужасами, с нашей отсталостью, с темнотой, с существующими тоталитарными структурами, с невежеством». Тогда многие ощущали фатальную нехватку знаний и говорили, что надо что-то предпринять, но, когда Грузия начала обгонять во всевозможных рейтингах другие, еще более отсталые постсоветские страны, ощущение неполноценности сменилось самодовольным и в чем-то истеричным нарциссизмом. Сегодня о невежестве (но не его причинах) вспоминают чаще, правящая же элита по-прежнему использует его как свой главный ресурс, и лучшие представители молодежи видят это.
Один из них на днях сказал, что его тошнит от приближающихся выборов, в частности, от того, что ведущие партии – «Грузинская мечта» и «Нацдвижение» –будто бы прячут лицо: одна пытается использовать в своих целях авторитет Церкви, другая – протест формально (а иногда и действительно) независимых от Саакашвили групп. Там же вспомнили слова из романа Сартра: «Так вот что такое Тошнота, значит, она и есть эта бьющая в глаза очевидность?» Но спор шел не о ней, а о том, нужно ли идти голосовать, преодолевая ее, поскольку ни других выборов, ни другой страны у нас нет и не будет. После нескольких высокопарных, но вдохновляющих реплик участники беседы принялись выяснять, какое влияние на предвыборную ситуацию окажет требование противников «Грузинской мечты» об отставке премьер-министра Ираклия Гарибашвили.
После событий 20 июня 2019 года (т. н. ночи Гаврилова) «Мечта» согласилась провести выборы по пропорциональной системе, чтобы сбить протестные настроения. Ее оппоненты не удовольствовались этим и потребовали безоговорочной отставки тогдашнего министра внутренних дел Георгия Гахария, возлагая на него ответственность за жестокие действия полиции. Но вскоре акции протеста начали затухать, под конец в них участвовало лишь несколько десятков человек, а иных эффективных инструментов воздействия противники «Мечты» не нашли. После «ночи Гаврилова» отношение к Гахария было критическим; согласно данным NDI за июль 2019 года, требование об его отставке поддерживали 46% респондентов (не поддерживали – 39%). При этом 15% сторонников «Грузинской мечты» соглашались с тем, что Гахария лучше уйти, еще 8% колебались. Однако позже, из-за постоянного, но недостаточно сильного давления оппозиции на министра его отставка стала для «лоялистов» символическим рубежом обороны, который ни в коем случае нельзя сдавать. Они сплотились вокруг него, и именно это позволило Бидзине Иванишвили сделать Гахария премьер-министром в сентябре. Согласно декабрьским данным (2019) NDI, его рейтинг пополз вверх, он стал наиболее популярным представителем власти после мэра Тбилиси Кахи Каладзе, а позже обошел и его, превратившись в самого рейтингового политика Грузии. Июльский опрос 2019 года показал, что «ночь Гаврилова» и последующие события нанесли урон и «Грузинской мечте», и «Национальному движению». По сравнению с апрелем, процент поддерживавших их респондентов снизился в первом случае с 21 до 19, во втором – с 15 до 9. Трудно сказать, что конкретно повлияло на заметное ухудшение показателей «националов» - попытка прорваться в здание парламента вечером 20 июня или слабость, которую они продемонстрировали, не сумев принудить Гахария к отставке, но второй фактор несомненно сыграл определенную роль. Если мы сопоставим два кризиса, нам, вероятно, покажется, что оппозиция, не добившись отставки Гарибашвили, может создать себе проблемы и на сей раз, причем непосредственно перед голосованием, но ситуацию следует рассмотреть и в другой плоскости.
Есть версия, согласно которой еще до выборов планировалась замена Ираклия Гарибашвили на Тею Цулукиани – на днях ее сделали вице-премьером. Подобное назначение может быть прелюдией к повышению, как в случае Квирикашвили или Гахария, хотя превращается в трамплин не всегда – Дмитрия Кумсишвили, например, не только низвергли, но и постоянно таскали на допросы, как маньчжурского шпиона в 30-х. Министры культуры становятся вице-премьерами намного реже, чем представители силового и экономического блоков, впрочем, внимание комментаторов скорее привлекает необычная карьерная траектория Цулукиани. Она восемь лет занимала пост министра юстиции. Это рекорд по стандартам «Грузинской мечты», и возглавлявший ее олигарх Бидзина Иванишвили в целом был доволен работой Цулукиани. Но в 2020-м ее внесли в партийный список, после парламентских выборов, несколько неожиданно, поставили во главе комитета по вопросам образования, науки и культуры, а три с половиной месяца спустя назначили министром культуры, спорта и молодежи. Неделю назад она стала вице-премьером. Отдельные комментаторы усмотрели за этими перемещениями тайный замысел, их предположения косвенно подкрепляло и то обстоятельство, что Ираклий Гарибашвили никогда не являлся фигурой консенсуса для лоялистов и в некоторых кластерах воспринимается как чужой, связанный с малосимпатичным «кахетинским кланом» и т. д.; он испытывает очевидные проблемы с имиджем. Вне зависимости от того, высосана ли эта версия из коллективного экспертного пальца или нет, сегодня действия оппозиции, несмотря на ее слабость, ставят «Грузинскую мечту» перед необходимостью защищать Гарибашвили так, как она защищала Гахария во второй половине 2019 года, в более сложных, чем тогда условиях (либо сдать его, разочаровав часть сторонников), что может помешать реализации долгосрочных комбинаций Бидзины Иванишвили – один из его бывших соратников назвал их «психиатрическими многоходовками» еще до того, как стал бывшим.
Созданная им система (а интересы и планы Иванишвили ни в коем случае не следует отождествлять исключительно с «Грузинской мечтой») находится в переходном состоянии, когда, как говорят химики, разрушенные и созданные связи уравновешены. После того, как в грузинскую политику интегрируется новорожденное политическое объединение бывшего премьер-министра Георгия Гахария, она стабилизируется и, вероятно, начнет постепенно приближаться к точке, в которой «Мечта» перейдет в оппозицию, уступив власть новой «добросовестной силе» – во всяком случае, Иванишвили в январе, после демонстративного прощания с правящей партией, сказал, что мечтает именно о таком продолжении. Но сегодня в состоянии транзита она неустойчива, и продуманные ассиметричные действия, скорее всего, собьют ее с намеченного курса, даже если они не покажутся масштабными и опасными. У Саакашвили не хватает сил для достижения своих целей, но он, по идее, может помешать Иванишвили достичь своих. Внешнее сходство событий 2019-го с нынешними в данном случае мало что значит. Из этих предположений вовсе не следует, что развязка наступит в день голосования, к которому правящая партия, судя по нынешней ситуации, поведет свой электорат, эксплуатируя идеи тотальной поляризации «Иванишвили против Саакашвили», «"Мечта" против "Нацдвижения"», «Патриоты против предателей», «Консерваторы против либералов», «Верующие против ЛГБТ» и так далее. Два последних пункта играют особую роль – впервые благосклонность патриархии в предвыборный период имеет для «Грузинской мечты» не просто важное, а критически важное значение, что косвенно свидетельствует о ее нарастающей слабости. Впрочем, очень неубедительно выглядит и «Нацдвижение», в том числе и потому, что руководители партии и ее сторонники исключительно болезненно восприняли финал кампании бойкота парламента и сами заговорили о своей неудаче там, где произошедшее можно описать как боевую ничью.
На самом деле это была победа – не какой-либо партии, а народа, который дал понять вождям, что не хочет жить в условиях бесконечного кризиса и не готов продвигаться дальше к гражданскому противостоянию. Они увидели, что лишены главного ресурса для продолжения борьбы, после чего европейские посредники помогли им прийти к компромиссу и сохранить лицо. Но сегодня приободрившиеся лидеры пренебрегают соглашением, поскольку оно противоречит ненасытной, необузданной природе постсоветской политики, тянущей страну назад в эпоху позднего беспредела. Ни общество в целом, ни бóльшая часть интеллектуалов, претендующих на понимание ситуации, не идентифицируют эту проблему и не ощущают опасности. Разум скользит по поверхности информационного потока, считывая отдельные слова и образы, и успешно избегает иных усилий.
– Так что же с нами произойдет, что же будет?
– Ничего не произойдет. В том-то и дело, что ничего.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
