Михаил Саакашвили обживает тюремную камеру, а комментаторы наперебой высказываются о последних событиях. Зачастую они отталкиваются от интересов и перспектив партий и их вождей и рассматривают политический процесс как футбольный матч, где кто-то выигрывает или проигрывает. Но на происходящее стоит взглянуть и сквозь призму развития государства и общества в целом. Что даст им новый опыт? Позволит ли он продвинуться к долгожданной зрелости или отбросит назад к инфантильности?
Он не будет однозначным. Суд над бывшим президентом Перу Альберто Фухимори вынудил служителей Фемиды соответствовать высокими стандартами и создал важнейший прецедент для страны и всей Латинской Америки, но в то же время долгое время подпитывал поляризацию и бесконечные споры о прошлом. Процесс по делу тайваньского руководителя Чэнь Шуйбяня вскрыл факты коррупции и показал, что реформаторство - не индульгенция, но, с другой стороны, помог подгнившей старой элите взять реванш и усилить позиции. И в Грузии итоги будут как позитивными, так и негативными, а ощущения – болезненными, как бы не противилось этому коллективное сознание, которое требует упрощенных пропагандой категоричных выводов, словно мыслит не словами и образами, а восклицательными знаками.
Небезупречную, но популярную теорию Элизабет Кюблер-Росс о пяти стадиях горя можно соотнести не только со смертельным заболеванием, но и с любым шокирующим событием. Сегодня сторонники Михаила Саакашвили проходят через стадии отрицания, гнева, торга, депрессии, и их эмоции зеркально отражаются на состоянии его противников (возбуждение, эйфория и т. д.). До тех пор, пока процесс не завершится признанием и принятием нового порядка вещей, и те и другие подсознательно будут цепляться за рухнувший статус-кво, стремясь восстановить его и втиснуть нынешние сюжеты в рамки старых стереотипов. Необходимо понять и признать, что путь назад отрезан – даже если Михаил Саакашвили каким-то волшебным образом перенесется обратно в Украину, прежние, актуальные в течение восьми лет правила игры и представления все равно трансформируются.
Линия защиты лидера «Нацдвижения» также будет меняться. Сегодня ее можно условно назвать синкретической – ее политическая и юридическая составляющая не отделены друг от друга. Например, в субботу Саакашвили обратился к международному сообществу и заявил, что судебное слушание по его делу отложено на несколько недель, «чтобы не допустить публичного выступления перед вторым туром выборов», т. е. он хочет получить в суде прежде всего политическую трибуну, а не возможность опровергнуть доводы обвинения. Его сторонники постоянно повторяют, что Саакашвили нельзя держать в тюрьме, так как он лидер крупнейшей оппозиционной партии, а его прошлые заслуги огромны (его противники предпочитают говорить о преступлениях). Но те представители Запада, которые хорошо относятся к Саакашвили, хоть он и не прислушался к ним, когда они не рекомендовали ему возвращаться в Грузию, привыкли отделять юридические аргументы от политических, и им трудно поддержать предложение о немедленном освобождении фигуранта без правовых оснований при наличии двух приговоров и сообщений о незаконном пересечении границы. Последнее обстоятельство, по сути, связало им руки.
Сегодня в «Нацдвижении» стремятся описать ситуацию так, словно победа его кандидатов на выборах мэров во втором туре (откат к биполярному мировосприятию делает ее маловероятной, но тем не менее) как-то повлияет на участь Саакашвили. Никакой юридической связи между этими явлениями нет – к примеру, дочь Альберто Фухимори, Кейко, дважды набирала огромное количество голосов на президентских выборах (в 2011-м ей не хватило для победы 1,45%, в 2016-м – 0,13%, в июне нынешнего года – 0,14%), членов ее партии то и дело избирали руководителями регионов, они устраивали грандиозные митинги в поддержку своего кумира. Несмотря на это, бывший глава государства продолжал сидеть в тюрьме и покинул ее лишь на несколько месяцев после президентского помилования, но Верховный суд вернул его за решетку. Таким образом, речь может идти лишь о том, сумеет ли «Нацдвижение» надавить на власти так, чтобы те капитулировали или подписали «соглашение Мишеля – 2», которое будет подразумевать и освобождение Саакашвили (сегодня лидеры «Грузинской мечты» отметают подобные предложения с порога). И лишь в том случае, если эти усилия ни к чему не приведут, политическая и юридическая составляющие дела Саакашвили начнут постепенно разлепляться, сохраняя, впрочем, тесную связь, как и в случаях Фухимори и Чэнь Шуйбяня. А идея освобождения бывшего правителя из тюрьмы со временем отдалится от идеи возвращения к власти, но это произойдет не сразу.
«Грузинская мечта» вновь получила доступ к частично утраченным ресурсам: посадив Саакашвили, она вдохновила «избирателей-антимишистов» и повязала элиты, которые 10 лет назад выступили против него, но в последнее время не то чтобы бунтовали, но фрондировали. Точно так же, 30 лет назад руководители Госсовета пугали их возвращением и местью свергнутого Гамсахурдия. Вместе с тем правящая партия преодолела 43-процентный «барьер Мишеля», закрыв на какое-то время тему внеочередных парламентских выборов. Очевидно, что она не станет договариваться на условиях «Немедленно выпустите его и заодно отдайте власть». А «Нацдвижение» пока не готово признать, что добиться всего этого быстро и одновременно не удастся. Прежде чем лава страстей остынет, Грузия пройдет через еще один непродолжительный, но бурный период эскалации - своеобразный эмоциональный афтершок, и лишь затем начнет различать контуры новой политики.
Партии Саакашвили придется перестраивать систему управления на ходу. Влиятельные политические объединения похожи на крупные предприятия – подбор персонала, внешние связи, финансовые потоки, планирование… Саакашвили в ближайшее время не сможет решать целый ряд вопросов, которые были замкнуты исключительно на него, получать и обрабатывать большие объемы информации и управлять партией «в ручном режиме». Передача части функций находящимся на свободе соратникам будет сложным процессом – между ними существуют разногласия, и они оценивают ситуацию по-разному. Совсем недавно одни призывали Саакашвили приехать в Грузию, а другие – поостеречься. И тем и другим придется работать с последствиями психологического шока, который пережили рядовые сторонники партии. В течение восьми лет их убеждали, что возвращение Саакашвили будет подобно удару молнии, испепеляющему его врагов. Они не ожидали странной поездки в фуре зеленщика, непонятного или по меньшей мере несвоевременного видео с госпожой Ясько и, наконец, совершенно будничного ареста вождя при нулевом сопротивлении якобы перевозбужденных масс. Переключить этих людей на выход из тюрьмы и вновь уподобить его удару молнии будет не так-то просто – сомнения и ползучая десакрализация образа всемогущего лидера воздействуют на их воззрения как коррозия. Но данная проблема может показаться незначительной по сравнению с сужением пространства для маневра. Возвращение Саакашвили в Грузию вновь усилило поляризацию и нанесло болезненный удар по рейтингу и перспективам «малых партий». Сегодня они не рвутся в авангард борьбы за освобождение Саакашвили. Она пока вытесняет другие темы из повестки «Нацдвижения» и уменьшает возможности для сотрудничества и укрепления широкого антиправительственного фронта. В его рамках «малые партии» считались единственной, пусть символической и эфемерной гарантией от реставрации жестокого персоналистского режима, что позволяло «националам» опосредованно работать с теми оппозиционными избирателями, которые плохо относятся к их лидеру.
Проблема не нова. «Революции роз» сопутствовал некий комплекс идей: кто-то считал их верными, а кто-то – порочными или спорными, но они касались широкого спектра проблем и создавали основу для дискуссий и проведения определенной политики. Однако со временем, вслед за осенним кризисом 2007 года, на первый план вышла идея сохранения власти, и она подмяла под себя все остальные (реформы, по сути, были свернуты и превращены в топливо для пропагандистской машины). После поражения «Нацдвижения» на парламентских выборах 2012 года она превратилась в идею немедленного реванша, которая постепенно персонифицировалась, сливаясь с образом Саакашвили и способствуя формированию культа вождя в кругу его сторонников. В то же самое время общество развивалось, усложнялось и требовало расширения повестки дня, а не ее сужения. Когда ностальгирующие российские авторы пишут о причинах краха СССР, они рассматривают различные заговоры и козни, но очень редко вспоминают, например, о проблемах внедрения новых стандартов качества продукции и его контроля с помощью компьютерных систем (один из ключевых, но малозаметных аспектов). Общество изменилось, у него возникли новые устремления и запросы, а системы управления резко и бесповоротно устарели вместе с конкурентоспособной когда-то идеологией. Так обстоит дело и сегодня – население Грузии не может свести все мысли о будущем к возвращению Саакашвили к власти (или противодействию ему) или к примитивной, архаичной риторике «диктатуры развития», такая политика принадлежит прошлому: «Дракон уже мертв. Он просто еще не знает об этом».
Сторонники Саакашвили несколько раз попытались сравнить своего лидера с российским оппозиционером Алексеем Навальным, который, к слову, в решающий для него час пересек границу РФ легально (если бы Саакашвили поступил так, возможно, общественное мнение отнеслось бы к нему чуть более благосклонно). Они, вероятно, были бы разочарованы, если бы ознакомились с его обращением к тем, кто мечтает о «сингапурском чуде»: «Они повторяли как мантру: «Не приставайте к нам с вопросами прав человека, просто наполните страну инвестициями, и мы обязательно превратимся во второй Сингапур». Но второго Сингапура так и не появилось. Правозащитники, которых все чаще и чаще заставляли замолчать, оказались абсолютно правы. В странах, где права человека не являются основой государства, не будет устойчивого роста и реального развития. И до тех пор, пока соблюдение прав человека в той или иной стране не станет практическим фактором внутренней политики, таким же реальным, как процентная ставка Центрального банка, эта страна в лучшем случае может быть примером временного укрепления авторитаризма. Что вскоре неизбежно обернется проблемами и потерями. Борьба за права человека начинается с политики. Настаивая на том, что коррупция является основной причиной многих проблем и глобальных вызовов, от войны до нищеты, я также признаю, что коррупция процветает, когда пренебрегают правами человека. Чтобы украсть что-то у человека, нужно сначала лишить этого человека права на справедливое судебное разбирательство, свободу слова и честные выборы. Чиновник, берущий взятку, и полицейский, натягивающий мешок на голову заключенного, привязанного к стулу, – это один и тот же человек. Его закон – превосходство сильного над слабым. Превосходство интересов корпорации над правами отдельного человека. Готовность совершать преступления как акт лояльности».
Поляризация облегчает мобилизацию радикальных фанатиков, но крайне усложняет привлечение более многочисленных «умеренных». Желая пробиться к их сердцам, лидеры «Нацдвижения» используют «гуманитарные мотивы» и рассказывают, как Саакашвили плохо чувствует себя в тюрьме. Они едва ли могут рассчитывать на сострадание людей, которые помнят, что случилось в годы его правления с Сандро Гиргвлиани, как умирал под пытками Серго Тетрадзе и какова была судьба других жертв. Но даже если часть условных «нейтралов» пожалеет Саакашвили или по каким-то другим причинам сочтет, что его надо отпустить, она почти наверняка не поддержит политические устремления «националов». И поскольку для «Нацдвижения» вопрос Саакашвили и вопрос возвращения к власти слиты воедино, возникнет принципиальное противоречие.
История относительно молодых государств Латинской Америки, Восточной Европы и Азии показывает, что суд над бывшими правителями – своего рода инициация, тест на институциональную и политическую зрелость. После смены власти в 2012-м некоторые интеллектуалы вели длительную бесплодную дискуссию о том, что Грузия, будучи очень хрупким государством, во избежание национального раскола должна обратиться к опыту тех латиноамериканских и африканских стран, где деяния отвергнутых режимов обсуждались не в судах, а комиссиях по установлению истины (их названия различались). Со временем она заглохла, однако вплоть до ареста Саакашвили такая возможность сохранялась. Теперь же жребий брошен, Рубикон перейден, а мосты сожжены - все решится в зале суда, где бывший правитель будет оправдан или осужден. В том же случае, если его судьбу определят политические баталии, закулисные переговоры, а Фемида не приведет себя в соответствие с «перуанским стандартом», страна вновь провалит экзамен и не получит «аттестат зрелости». Решение вопроса Саакашвили в суде резко, в разы увеличит вероятность того, что в будущем на скамью подсудимых сядут и другие руководители, в том числе и представители «Грузинской мечты», а губящий страну «синдром безнаказанности» будет уничтожен.
Суд над Фухимори транслировали по телевидению больше года, его освещали около 150 иностранных журналистов. Такое внимание к процессу исключило грубые манипуляции судей. Тысячи жителей Перу (где юридические традиции в целом намного богаче, чем в Грузии), ранее воспринимавшие политику на уровне «Миша! Миша! Бидзина! Бидзина! Альберто! Альберто!», пытались вникнуть в законодательные нюансы, спорили о правомерности обвинений, радовались, возмущались и постепенно приближались к выводу о том, что закон – не карающий меч тирана, а главная опора свободы. Тем, кто владеет испанским языком, стоит просмотреть перуанскую прессу того периода – она поучительна и… узнаваема. Еще до вынесения приговора стало ясно, что нация выиграла, приобрела важный опыт, а новые президенты сто раз задумаются, прежде чем нарушить права человека или что-то украсть.
Сторонникам Саакашвили, наверное, кажется, что первым на скамью подсудимых должен был сесть не их кумир, а Бидзина Иванишвили или, например, Эдуард Шеварднадзе. Это, несомненно, подходящие кандидатуры, но необходимо подчеркнуть, что Саакашвили попал за решетку после того, как собственноручно обрушил прежний статус-кво, позволявший его партии бороться за победу на выборах – она, правда, постоянно терпела поражения, однако надеялась на лучшее. Но он пересек границу Грузии, где ему ранее вынесли два приговора (дела Гиргвлиани и Гелашвили), рассказывал в Facebook о грядущем выдвижении колонн оппозиции на Тбилиси, к которым собирался присоединиться, и, возможно, подразумевал некий сценарий смены власти по образцу «Революции роз», впрочем, установить это точно теперь вряд ли удастся. Часть сторонников долгое время убеждали его, что правящий режим сгнил, силовые структуры в коллапсе, а «Грузинская мечта» непременно проиграет выборы и развалится от легкого щелчка. Саакашвили вообще склонен верить хорошим, подтверждающим его взгляды новостям, и отметает плохие. Например, 4 декабря 2007 года на предвыборной встрече со студентами ТГУ года он сказал: «Цхинвальский режим расшатан, как предназначенный к удалению зуб, и я уверен, что в случае хорошего проведения [президентских] выборов 5 января – это действительно вопрос дней и недель. Я в этом абсолютно уверен. У меня об этом точная информация… Русские проговорились несколько раз, что их не интересует Южная Осетия. Они проговорились». Изучая историю военно-политической катастрофы 2008 года, я спрашивал о данной реплике бывших министров правительства Саакашвили, людей из его окружения, и все без исключения говорили, что он совершенно искренне верил в это, несмотря на предостережения западных коллег и зловещие предзнаменования. Когда его арестовали, многие из тех господ, которые годами писали о триумфальном возвращении в Грузию, подталкивая Саакашвили к резким шагам, не пришли поддержать его к стенам тюрьмы, притом, что он может провести в ней шесть, а то и восемь и более лет с учетом новых приговоров (дело ТВ «Имеди» и т. д.). С такими друзьями не нужны никакие враги, которые проводят «Операцию «Трест» и целенаправленно заманивают доверчивых. Впрочем, у «Грузинской мечты», несмотря на то, что она сильно деградировала за последние годы, есть одно свойство, придающее ей сходство с морской змеей, описанной советником императора Коммода в фильме «Гладиатор»: «Она привлекает добычу весьма необычным способом – лежит на дне океана, притворяясь раненой. К ней приближаются враги, но она лежит неподвижно. Тогда враги, потеряв бдительность, принимаются покусывать ее, но она все равно не шевелится и ждет». Проще говоря, она умеет казаться более слабой, чем является на самом деле.
Январская реплика Бидзины Иванишвили о скором рождении «добросовестной силы», что со временем сменит «Грузинскую мечту», создало новый (возможно – фиктивный) оперативный контекст. Не исключено, что Саакашвили пришел к выводу, что старой биполярной модели, в рамках которой статус главной оппозиционной силы предоставлял «Нацдвижению» трамплин для возвращения к власти, угрожает опасность. События вокруг отставки премьер-министра Георгия Гахария могли раздуть его подозрения. Политические и психологические факторы будто бы нашептывали: «Необходимо что-то предпринять!»
Незадолго до возвращения в Грузию Саакашвили пожаловался, что его хотят бросить в тюрьму, вместо того чтобы поставить ему памятник, хотя в Конгрессе США его называли «Джорджем Вашингтоном региона». Впервые это сравнение привлекло внимание в ноябре 2013 года, когда Wall Street Journal в редакционной статье написал: «Саакашвили покидает пост, как грузинский Джордж Вашингтон». До того, в феврале 2013-го один из видных специалистов в области права Лоуренс Лессиг, принимавший участие в работе над грузинской Конституцией 1995 года, в своем блоге сравнил его со вторым президентом США Джоном Адамсом. Он вспомнил о беседе с главой МИД Александром Чикваидзе, которую назвал «уроком». Тот спросил: «Что было самым важным моментом в истории Америки?» Лессиг перечислил общеизвестные даты, но Чикваидзе ответил: «Неверно. 4 марта 1801 года... Потому что в этот день произошла мирная передача власти между двумя фундаментально противостоящими силами. Одна из сторон (президент Джон Адамс и федералисты) признала поражение, но показала миру, что в Америку пришла демократия». Затем Лессиг написал: «Саакашвили должен решить, станет ли он Адамсом». В обоих случаях метафора включала в себя намек на своевременный уход как неотъемлемый атрибут величия в условиях демократии. И если бы Джордж Вашингтон после второго срока отказался опровергнуть выдвинутые против него обвинения в суде, уехал из страны, принял французское подданство, получил в управление (правда, ненадолго) какой-нибудь Прованс, ввязался в тамошние дрязги, затем нелегально вернулся и попытался взять власть, внезапно выскочив из фургона зеленщика, его именем, несмотря на прежние заслуги, сегодня называлась бы не столица США, а, скорее всего, мемориальная тюрьма, – во всяком случае, на горе Рашмор его точно не изобразили бы. Волевой и цельный Вашингтон отверг все соблазны, включая королевскую корону, а более слабому, ранимому Адамсу пришлось труднее: поощряемый соратниками в пылу борьбы с Джефферсоном он едва не нанес республике невосполнимый урон, но в конце концов, пусть с запозданием, сумел взять себя в руки. Самоограничение не было для отцов-основателей пустым звуком. Ну, а кто-то – на том континенте или на этом – не захотел вовремя уйти или остановиться: они выбрали другую судьбу.
Возможно, дело Саакашвили позволит грузинам оставить прошлое в прошлом, обновить парадигмы и провести долгожданную смену поколений в политике. Людям, пик активности которых пришелся (примерно) на 1995-2015 годы, нужно задуматься о том, что прежняя патетика, косность, одышливая ненависть и «восклицательное мышление» безнадежно устарели – они ужасают и смешат новые поколения. Их мир требует бережного отношения к человеку, его правам, чувствам и запросам, большей гуманности и качеств, которые в 90-х и «нулевых» вытравила вражда, выполола бедность, выжгла война, вымарало невежество. И какие бы подвиги, какие усилия духа не оставались позади, – рано или поздно всем придется признать, что время пришло и надо посторониться, пропустить вперед других, пожелать им удачи и, не ожидая благодарности, проговорить про себя: «Мы сделали все, что могли».
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
