25 января Владимиру Высоцкому исполнилось бы 84 года. Будь я в Москве, обязательно сходил бы на Ваганьковское кладбище, где почти прямо у входа его могила с памятником.
Когда вспоминаю знаковых для меня людей, которые покинули эту землю в довольно раннем возрасте, в расцвете, так сказать, своих творческих сил, начинаю думать: а будь они сейчас в добром здравии, как бы они комментировали все те события, которые творятся в мире и, в частности, в их странах?
Трудно говорить в сослагательном наклонении, но не представляю, чтобы Владимир Семенович одобрял бы сегодня действия своего правительства. Своего, я имею в виду, российского правительства. А Андрей Миронов, Олег Даль, Леонид Филатов и иже с ними? Хотел бы я себе представить этих людей, живущих в сегодняшнее время и комментирующих то, что творится. Хотел бы, но… не могу. Разве мог бы, скажем, Леонид Филатов, написавший великолепную сказку «Про Федота-стрельца, удалого молодца», петь хвалебные песни в адрес «сами-знаете-кого»? Не знаю…
Иногда меня посещают грешные мысли, может, и хорошо, что они не дожили до сегодняшней действительности и им не пришлось наступать на горло собственной песне и присоединяться к общему псевдовосторженному хору деятелей культуры и отдыха, которые вынуждены, кто по доброй воле, а кто и против нее, подписываться под разными проправительственными обращениями.
Очевидец рассказывал такой случай: он оказался в 2014 году в кабинете художественного руководителя МХАТа им. Чехова Олега Табакова, когда тому позвонили по телефону «сверху». По всей вероятности, разговор шел о том, чтобы Олег Павлович поставил бы свою подпись под коллективным заявлением деятелей культуры России в поддержку позиции президента России по Украине и Крыму. Очевидец говорил, что Олег Павлович несколько раз произнес в трубку резкое «нет!», но потом, видимо, услышав угрозы в адрес театра, устало сказал «делайте, что хотите», и бросил трубку. Не знаю, насколько сей случай соответствует действительности. Но мне очень хотелось бы, чтобы это было так. Я недавно пересматривал список подписантов, который был опубликован 11 марта в 2014 году в газете «Известия». Список полон теми людьми, чье творчество я люблю и уважаю, и среди них были мои земляки Зураб Церетели и Николай Цискаридзе. Насчет Церетели я и не сомневался, он подпишет все, что Путину любо-дорого. А вот про Цискаридзе не знал.
Никого не осуждаю, каждый человек волен делать то, что ему подсказывает совесть или страх. Среди подписантов были люди, которые в ответе не только своей головой, но и головами подчиненных им людей, сотрудников театров, музеев и др. культурных заведений. Если бы кто заартачился и пошел бы против воли царя, то в дальнейшем лишился бы финансирования, это как пить дать. И судьбы целых коллективов зависели от подписи главы учреждения.
Например, в саакашвилевское время актеров театра им. Руставели, который славился своим фрондерством, не звали на прибыльные съемки в телесериалы. А вот труппа театра им Марджанишвили, которая ловко изгибалась вместе с линией партии, была нарасхват.
Удивляться подобным действиям, наверное, не надо. Такова судьба всех подневольных людей в авторитарных и тоталитарных государствах.
В таких условиях жить довольно стремно, это я еще по СССР помню, в котором прошли лучшие годы моей жизни. Хотя тогда я этой стремности особо не воспринимал, так как думал, так и должно быть, так и должно жить. Я никогда не был ни диссидентом, ни протестующим, ни борцом за независимость Грузии. Да, я иногда читал запрещенную литературу, слушал английский рок и с удовольствием рассказывал «политические» анекдоты про Брежнева, Сталина, Ленина. Но явным инакомыслящим я не был, не буду хвастаться. Плыл по течению, думал, что так будет всегда. Но у нас, в Грузии, в плане идеологического террора было помягче, чем в центре. Коммунистическая пропаганда нас особо не напрягала, потому что, как сейчас вспоминаю, все делалось, как было велено, но делалось с ленцой, по обязаловке, невсерьез. Да, мы были под кнутом Кремля, но как-то умудрялись не потерять свою идентичность, своего лица, свой язык. Никто в Грузии особо в коммунистические идеалы не верил, мы просто приспособились к обстановке и делали так, как нам повелевала Москва, но делали это в полноги, в полсилы, с легкой иронией. У нас, естественно, проходили всякие партийно-комсомольские собрания, но все это, как мне вспоминается, проходило более или менее «для галочки». По молодости лет я думал, что так во всей стране, во всем Союзе. Однако…
Однако однажды, в студенческие годы, я и еще несколько тбилисских учащихся были направлены в Москву на Всесоюзный слет комсомольцев в связи с трудовыми семестрами. Мы неделю тусовались в Олимпийском комплексе, там были студенты со всего Союза, и время с шести вечера до девяти утра мы проводили отлично. Но с девяти утра до шести вечера мы сидели в огромном актовом зале, и нам всякие парт- и комсработники читали лекции, естественно, не по культуре, а лекции с идеологическим уклоном. Грузинская делегация, скучая, отсиживала, так сказать, эти лекции, но ребята из России все это воспринимали всерьез и даже задавали выступающим разные вопросы. Я тогда в первый раз столкнулся с серьезным отношением к социализму, к коммунизму, к «красному знамени революции», к борьбе с империализмом, к иностранной военщине и т.д. То есть они на полном серьезе слушали всю эту муру и верили всему, что нам говорили. Уже позже, учась в московском институте, я однажды побывал на партсобрании и видел там настоящих коммунистов типа Павки Корчагина. Я не преувеличиваю, это действительно были такие люди, которые с трибуны яростно доказывали ценности советского строя и говорили они это с самой настоящей искренностью. И они верили в то, что говорили. Было это уже в самый разгар перестройки, и старые коммунисты очень переживали, что страна свернула с проторенной колеи и сворачивают куда-то не туда. И они, в буквальном значении этого слова, боролись за свои рушащиеся идеалы.
Ну, к счастью, все это дела давно минувших дней, но, глядя со стороны на нашего северного соседа, у меня создается впечатление, что верхушка власти опять пытается вернуться туда, откуда тридцать лет тому назад нам всем посчастливилось выбраться.
И вот, вспоминая и поминая Владимира Семеновича Высоцкого в день его рождения, я думал о том, будь он жив, стояла бы его подпись под этими проправительственными призывами и «одобрямсами»?
Очень надеюсь, что нет. Так же, как и подпись не менее любимого мною Булата Шалвовича. Ну, не могу я представить себе, что мудрый Окуджава подписывает письмо в знак одобрения всего того беззакония, которое творит власть.
Хотя жизнь странная штука. Вот, к примеру, я! Если бы у меня был выбор, что от моей подписи зависело бы благосостояние немалого количества людей, то как бы я поступил?
Не знаю!
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
