Столица Грузии после начала российского вторжения в Украину чаще всего упоминается как пристанище российских эмигрантов. Тем не менее, здесь много и беженцев из Украины: по данным Национальной администрации туризма Грузии, только в апреле в страну въехали более 13 тысяч украинцев, в марте – более 16 с половиной тысяч. Правда, многие не задерживаются в стране и едут дальше: из въехавших в марте в стране осталась лишь половина.
В Батуми рассматривается возможность открыть украиноязычный сектор в одной из школ, проводится опрос о количестве желающих. В Тбилиси украинский сектор открыт 13 апреля в школе имени Грушевского. По некоторым данным, на территории страны находятся 4500 детей из Украины. Отель на железнодорожном вокзале грузинской столицы заселен семьями украинских беженцев. Многие привезли с собой домашних животных.
Корреспондент Радио Свобода побеседовал с некоторыми из беженцев. Елена и Алексей – пенсионеры из Мариуполя. В Тбилиси они уже больше месяца.
Елена: Мы тут ожили, начали улыбаться, стали похожи на людей. К нам очень хорошо относятся. По программе для беженцев приютили в гостинице, кормят три раза в день и даже собираются выплачивать какие-то деньги. К нам приходила американская компания, которая за три дня собрала некоторую сумму для беженцев.
Дети к нам приехали, развлекают нас как могут: вчера вот на воздушном шаре катали. Они давно уехали из Украины, живут за границей.
Мы тут ожили, начали улыбаться, стали похожи на людей
– Есть ли возможность получить тут вид на жительство?
Елена: Об этом мы пока не думали: все-таки надеемся вернуться. У нас там остались старенькие родители, к которым мы просто не смогли пробраться. Недавно хотя бы получилось передать им через волонтеров, что мы живы. И мы узнали, что они живы, слава богу! Мы бы, может быть, и хотели остаться, нам тут понравилось, но без квартиры плохо.
– А ваша квартира в Мариуполе цела?
Елена: Наш многоэтажный дом пострадал от ракетных ударов. В стенах огромные дыры, выбиты стекла, двери, крыша улетела. Но дом не совсем разрушен, остался каркас, и внутри не выжжено, как в других домах, так что мы надеемся, что все это можно как-то восстановить. Пока в город не пускают. Как только начнут пускать, станет более безопасно, мы попытаемся вернуться. Даже не хотим ждать окончания войны.
– Как вы жили раньше, чем занимались до войны?
Алексей: У меня по "вредной" сетке пенсия хорошая была, и у Лены пенсия – нам хватало. Нормально мы жили. Где-то экономили, конечно, с жиру не бесились, но и милостыню не просили. На море выезжали на машине: десять минут – и мы на пляже. За город выедешь – вообще шикарно. Я рыбу люблю ловить. Ездили и на соленые озера – это до 2014 года, до первой конфронтации.
Елена: А потом там "ДНР" поставила блокпост, и мы туда уже не ездили, потому что там постреливали.
– Что происходило у вас в городе после 24 февраля?
Елена: Первые три дня у нас еще была связь, свет, газ, транспорт ходил. Мы перезванивались со знакомыми: что да как. Мне еще подруга говорит: "Неужели ты думаешь, что будут стрелять по домам?" Я говорю: "Не знаю". И буквально назавтра понеслось: кончилась спокойная жизнь, начало пропадать сначала телевидение, потом свет, газ, отопление…
Наш многоэтажный дом пострадал от ракетных ударов. В стенах огромные дыры, выбиты стекла, двери, крыша улетела
Конечно, мы стали думать о запасах: прежде всего, вода. Пришло сообщение, что где-то перебиты водопроводные трубы – срочно набирайте воду. Я разослала это знакомым. Некоторые писали в ответ, что этой фейк. А я говорила: "Фейк, не фейк – набирайте". И действительно, назавтра исчезла вода. Я успела набрать во всевозможные тазы, кастрюли, пластмассовые бутыли, и мы как-то обходились. Конечно, старались экономить воду. Был момент, когда уже собирали и дождевую, и снег с крыши – смыть туалет, помыть руки.
Алексей: На третий день уже выключили все.
Елена: И мы начали бегать в подвал. Пока взрывы далеко, сидим в квартире, а как только они становятся ближе, спускаемся. У нас в доме не бомбоубежище, а чисто подвал, хозяйственные помещения, кладовки у каждой квартиры. Ну, и здорово нам этот подвал помог. Мы высидели там месяц вместе со всеми соседями. На четвертый день уже потихоньку все соседи туда спустились, даже самые смелые, потому что летало вокруг очень жутко, а на пятый-шестой день начало прилетать уже и в наш дом. Четвертый подъезд сразу пострадал: там все было разбито, в квартирах находиться невозможно, и жильцы переселились к нам в подвал. Осталось три подъезда, и в каждом подвале сидели люди. Мы все до последнего не верили, что такое возможно. Никто никуда не выезжал, насколько я знаю. У нас же полумиллионный город плюс еще 150 тысяч беженцев с Донбасса было с 2014 года, и все сидели на местах.
– Вы постоянно находились в этом подвале или все-таки выходили?
Елена: Первую неделю мы еще бегали и в туалет, и переодеться: быстренько освежились, надели чистое – и спустились обратно. Выскакивали готовить. Нам повезло, сосед баллоны с газом с корабля привез, мы подключили плитку и всем подъездом еще какое-то время готовили на газу. А два других подъезда готовили на кострах.
Алексей: На костре опасно: видно же, что дым идет, огонь, особенно ночью…
Елена: С каждым днем мы стали все больше и больше времени проводить в подвале, ночевали уже тоже там, сидели и днем, и ночью, света белого не видели.
Алексей: Ведро ставили, чтоб в туалет не бегать.
Был момент, когда уже собирали и дождевую воду, и снег с крыши – смыть туалет, помыть руки
Елена: И наши кошки и собаки тоже сидели с нами в подвале, там же и нужду справляли – ну, убирали мы за ними. У нас маленькая длинношерстная собачка, так она за этот месяц так свалялась, что пришлось ее чуть ли не наголо побрить. А еще она вся поседела и начала кусаться, хотя раньше никогда такого не было.
Ночью в собственную квартиру пробирались, как воры, украдкой. Стекла выбиты, все поломано – очень жутко! Освещения в городе нет – сплошная ночь. Боялись фонариками светить, потому что снайперы могли в любой момент снять. А потом мы и ночью перестали в квартиру ходить. Снесли в подвал самые нужные вещи, всю еду и наверх уже не поднимались. Опасно.
Было холодно – минус десять, мы ужасно мерзли. Спали одетые, в куртках, в шерстяных носках, под тремя одеялами.
Алексей: Холод, кстати, спас: хоть продукты сохранились.
Елена: Нас очень выручали запасы. Мы же запасливые: получали пенсию и покупали крупы. У меня муж рыбак, так что у нас было много рыбы, мы даже делились с соседями. А они – с нами: кто чем мог. Солили и мясо, и рыбу – спасали. Выкручивались, как могли.
– Бомбежки, обстрелы происходили постоянно?
Елена: Начиная с 3:30 утра и до 7 вечера без остановки. Ночью иногда давали поспать.
Алексей: Мы очень боялись самолетов, потому что от этих бомб ямы были 50 метров диаметром и 15 метров глубиной. Бомбили куда попало.
Елена: В дом нашей подруги прилетело такое "счастье". Причем, она говорит, они сидели и даже ничего не слышали, настолько это было тихо. Она с семьей еще месяца полтора после этого не выходила на связь. Мы уже, честно говоря, их похоронили, потому что в их дом очень сильно прилетело, людей откапывали. Погибло 20 человек, 10 были ранены. Ну, а потом она все-таки с нами связалась. Оказалось, что ее муж был очень сильно ранен, его доставали из-под завалов, у него все ноги побиты осколками.
Алексей: У них было настоящее приспособленное бомбоубежище. Строили после войны пленные немцы с румынами (как говорится, хочешь мира – готовься к войне). Были проходы в это убежище с первого этажа под асфальтом. Они его вычистили, купили генератор, воду завезли в первые два дня, когда еще все было более-менее нормально. Но потом они (эта семья) заболели ковидом, а людей в бомбоубежище много, и их попросили уйти пересидеть в отдельную кладовую, чтобы других не заразить. Это их спасло. Но получилось, что взрывная волна пошла по тоннелю, который шел в бомбоубежище, и мужа этой женщины ранило и обожгло. У него полностью сгорели волосы на голове, ресницы, брови – все обгорело. Чудом глаза не задело.
Минус десять, мы ужасно мерзли. Спали одетые, в куртках, в шерстяных носках, под тремя одеялами
Елена: У него на ягодице большая дыра была, очень долго не затягивалась. Но, слава богу, жив.
Алексей: У нас же и связи не было. Вышки сотовой связи были разрушены. Наши дети месяц сидели в обнимку с компьютером, следили за новостями, даже купили билеты, чтобы ехать нас искать, но потом поняли, что не доедут, и сдали билеты. Месяц не было никакой информации о нас.
– А была какая-то помощь со стороны – скажем, медицинская?
Елена: Нет, мы были отрезаны.
Алексей: Я в первый день, пока еще работали аптеки, пошел и на тысячу гривен купил лекарств. Бинты были, вата была. Но, как я понял, после многих таких ранений врачи не спасали.
– То есть если кого-то ранило, то они там же, на месте и лежали без помощи?
Елена: Нет, пока не были разбомблены больницы, врачи пытались оказывать людям помощь. А потом разбомбили все больницы, школы, ДК, спортивные центры, парки: все было уничтожено. И роды принимали в подвале роддома, пока туда тоже не прилетело. Врачи, конечно, помогали. Вот даже девочку из нашего дома, которую сильно ранило, несли на покрывалах под бомбежками и донесли до больницы, но у нее оказались несовместимые с жизнью травмы.
– Как же вам удалось выбраться?
Алексей: Мы уже слышали, что кому-то удавалось выехать, и потихоньку собрали вещи, документы. Оставаться стало опасно, очень плотный был огонь.
У него полностью сгорели волосы на голове, ресницы, брови – все обгорело. Чудом глаза не задело
Елена: А потом рано утром пришли чечены и сказали освободить подвал за пять минут, потому что сейчас тут все будет летать! Объяснили, куда идти. И мы пошли. Это было 23 марта. Даже не смогли подняться в квартиру, не успели ничего взять: в чем были, в том и пошли. Наша машина стояла возле дома, там были сложены кое-какие вещи, но потом она взорвалась. Ну, мы вытащили то, что там осталось целое, и пошли. И другие люди тоже побросали машины во дворе и побежали. Выхода на украинскую сторону не было. Через мост проехать было нельзя.
Алексей: Выходили к морю, на церковь.
Елена: Нас встречали, давали воду и чай. Там стояли танки. Ну, мы же на "ДНР" выходили.
Алексей: А альтернативы не было.
– Что происходило в городе в тот момент, что вы видели вокруг?
Елена: Пока бежали, мы всё видели – трупы, завернутые в покрывала и перетянутые проводами, разрушенные дома, битую, горелую технику на дорогах… Я наступила на мину, но, к счастью, она не взорвалась. Выскочили на дорогу, видим – танк стоит с дулом, автоматчики. Мы не знали, бежать или не бежать: то ли в нас стрельнут, то ли нет. Но побежали, деваться-то некуда...
Алексей: Я жене говорю: "Даже если в меня попадет, беги…"
Елена: Бежали, одну сумку бросили: тяжело было нести.
Алексей: Впереди шла молодая семья с шестилетним ребенком. Его отца сразу остановили, обыскали, раздели до трусов, осмотрели. Правда, потом отпустили. Просто какая-то дорога на Голгофу – кругом мины, воды нет, ничего нет, ветер с моря аж с ног валит.
Елена: Когда мы спустились на блокпост, там была огромная очередь из людей, которые точно так же, как и мы, хотели выйти из города. Целые сутки мы просто стояли на холоде. Сесть было некуда, к тому же мы боялись уйти из очереди, боялись ее пропустить. Случилось небольшое затишье, народ побежал, и получилась вот такая сумасшедшая очередь. Было очень мало автобусов – всего два пазика, которые раз в три часа отвозили людей.
Алексей: Костры жечь нельзя, ничего нельзя, ветер кошмарный... Жена собаку от ветра закрывала, а я – жену. Лена отморозила пальцы на ногах.
Елена: Хорошо, что мы успели схватить два одеяла, вот ими и укрывались.
Алексей: Мы слышали, что вроде как вывозят в сторону Новоазовска.
Рано утром пришли чечены и сказали освободить подвал за пять минут, потому что сейчас тут все будет летать!
Елена: Нам не давали выйти на украинскую сторону, обстреливали, пропускали только в сторону "ДНР". На украинскую сторону из нашего дома поехало пять машин. Из них четыре были обстреляны, а пятая, последняя, успела развернуться и поехала к другому мосту, там тоже приняла огонь, но как-то улизнула. В общем, вернулась только одна машина из пяти.
Алексей: В конце концов мы прошли КПП – это старый украинский блокпост.
Елена: Нас погрузили в автобус. Причем везли не спрашивая, кому куда желательно (у многих были родственники на побережье): куда автобус везет, туда и едешь. Привезли в бывший колхоз Розы Люксембург, поселили в школе, мы там спали на матах в классах. Тепло было, учителя нас кормили, как могли. Туалет на улице. Пока принимали беженцев, школу закрыли, дети не учились. Там мы проходили фильтрацию. Нас возили в дэнээровскую полицию, катали пальчики, катали ладошки, фотографировали анфас, как бандитов, а потом выдали бумажечку, что мы прошли фильтрацию.
Алексей: Спрашивали: где был, воевал ли, где работал, сколько работал. "Где вы были в 2014 году?!" Я говорю: "Работал, рыбу ловил". – "А вы в армии служили?" – "Да, в 1980-е". – "Из какого автомата предпочитаете стрелять? Какой калибр?"
Елена: Провокационные вопросы.
Алексей: Я говорю: "7,62". – "А почему не 5,45?" – "А какой дали в армии, с тем я и служил". – "А сейчас?" – "Сейчас мне этого не надо". Четыре часа мариновали.
Елена: Больше мужчин допытывали. Женщинам просто пальчики катали. Копировали все документы, паспорта. А дальше нас повезли в Таганрог, где мы проходили границу.
Алексей: Спросили, у кого где есть родня, кто куда может поехать, потому что дальше, сказали, – всё, везти вас уже денег нет.
Елена: Нас привезли в спорткомплекс, разместили на раскладушках. Там мы хоть по-человечески помылись в душе – впервые за месяц!
Алексей: Дали зубные щетки, пасту, даже мочалки и полотенца. А потом сказали: "Если есть кому куда – езжайте".
Елена: Если некуда – предложили на выбор три города на территории России. И некоторые поехали туда.
– А вашу собачку без проблем пропустили на территорию России?
Алексей: Никаких претензий не было. Документов не спрашивали.
Елена: Одна семья ехала в Грузию – сказали, вроде там принимают. Ну, и мы с ними поехали. Поездом до Владикавказа, потом на маршрутке до грузинской границы. Деньги у нас еще какие-то оставались – на дорогу хватило.
– Как вы сейчас себя чувствуете?
Алексей: Ну, вроде бы все нормально: сыты, в безопасности. Но мои родители там, а я здесь. Я постоянно мыслями с ними: что там, как там? Мать еле ходит, отец тоже совсем старый и больной. Очень хочу вернуться, узнать, как они...
– А что в душе сейчас, какие чувства?
Елена: Пустота.
Некоторые не выдерживают. У человека из соседнего номера вчера случился инфаркт. Прооперировали тут, в Грузии, бесплатно: шунтирование. Он уже фактически умер, но подняли.
Некоторые не выдерживают. У человека из соседнего номера вчера случился инфаркт
Алексей: Некоторые даже собираются остаться. Кто помоложе, ищут тут работу. И предложений довольно много, вплоть до того, что просто стоять и раздавать визитки: платят 40–50 лари в день. Есть гуманитарные организации – раздают вещи, медикаменты, продукты. Приходит к волонтерам человек и говорит: "Мне нужна сиделка к маме". Или: "У нас ребенок маленький, нужна женщина с опытом, чтобы посидела". Пожалуйста – предоставляют.
Елена: Люди просто сами от себя помогают и деньги собирают для беженцев. Спасибо им огромное!
Алексей: У нас в Украине даже такой поддержки не было, настолько люди убиты, напуганы этой войной. А грузины просто еще на основе 2008 года, Абхазии и Южной Осетии, понимают эту ситуацию, они пропитаны ею.
– Мариуполь – в основном русскоязычный город. Скажите, а какое телевидение вы смотрели до войны?
Алексей: И украинское, и российское. Сравнивали, делали выводы.
– И кому вы больше верили?
Елена: Нашим, конечно, – украинцам. На российском слишком много лжи и фейков. Особенно интересно было узнать: оказывается, в России были уверены, что в Украине их будут встречать с пирогами на коврах, сопротивления не будет. А тут – на тебе!
– А в вашем городе были такие настроения? Кто-то из знакомых говорил, что хочет в Россию?
Алексей: Некоторые говорили, что им нравится Россия. Я спрашиваю: "А что ж ты туда не едешь?" Он отвечает: "А мне и здесь хорошо. Я тут родился". Ну, хорошо – так живи.
Елена: Кто хотел, давно продали жилье и уехали, – рассказывает Елена.
Молодые супруги Петр и Оксана вместе с котом Василием приехали в Грузию из Мелитополя. До войны Петр работал в автосервисе, Оксана была медсестрой.
Петр: Мы уехали, потому что нас оккупировали, находиться там было уже очень неприятно. И шансов на то, что нас освободят, немного. Но даже если что-то подобное начнет происходить, то будет такой же ужас, как в Мариуполе. Не хотелось бы во всем этом участвовать, поэтому мы решили уехать, пока есть возможность. Там начали похищать людей, они пропадали без вести (и среди наших знакомых такие были). Отбирали деньги, бизнес, машины: ты едешь на машине, могут просто остановить и забрать. Это уже была не жизнь, а выживание на свой страх и риск.
Мы уехали, потому что нас оккупировали, находиться там было уже очень неприятно
Оксана: Было страшно. Все летело через нас. Прямо возле нас не стреляли, но где-то далеко были слышны взрывы. Потом случилась гуманитарная катастрофа, перестали завозить продукты. В аптеках лекарств нет, продуктов нет, большинство врачей уехали, а даже если кто-то и остался: если нет медикаментов, зачем тогда врачи нужны? Военные ходили с автоматами, заходили в магазины, брали, что нужно, и уходили – ну, не все, конечно, кто-то расплачивался... Они между собой пытались это контролировать, чтобы был порядок, чтобы показать нам, что они пришли с миром. Ну, а какой же это мир, если такое происходит в других наших городах?!
Забрали одного нашего знакомого мальчика, ученика 11-го класса, который писал в фейсбуке, что он против войны, за Украину. Просто пришли к нему домой. Родители не хотели открывать двери, а во дворе бегала маленькая сестра. Они сказали: "Либо мы изнасилуем сестру, либо вы отдадите нам сына". И они отдали сына. Когда мы уезжали, о нем еще ничего не было известно.
– Когда и как вы уехали?
Петр: В начале апреля. Добирались около двух суток. Свою машину пришлось бросить там. Нас подвезли знакомые, ехавшие в Симферополь за продуктами. На Чонгаре, где граница, украинского КПП нет: он первым попал под удар, его сравняли с землей. Мы проходили только российскую границу, потому мне и удалось выехать, а так-то мужчин из Украины не выпускают.
Мы целый день провели на границе – была огромная очередь, плюс еще два часа они держат в загородке (в "клетке", как они это называют). Нас допрашивали эфэсбэшники. Всех туда загоняют, женщин пропускают, а мужчин раздевают, осматривают, ищут татуировки... Спрашивали, знаем ли мы кого-то из ВСУ, СБУ, воевали, не воевали, в армии служили, не служили, почему не служили. В конце концов ничего подозрительного не нашли, пропустили. Мы поехали в Симферополь, там сели в автобус и приехали сюда: сначала до Владикавказа, а там – через границу в Верхнем Ларсе – в Грузию. Там все было уже намного быстрей и проще. Хотя одного пацана русские эфэсбэшники долго кошмарили. Мы каким-то чудом быстро прошли.
– И кота без проблем пропустили?
Петр: У него есть ветпаспорт, но нигде не спрашивали. Грузия – спасибо ей – впустила без вопросов.
– Как вы здесь устроились?
Они сказали: "Либо мы изнасилуем маленькую сестру, либо вы отдадите нам сына"
Петр: Мы обратились в мэрию Тбилиси – там помогли найти бесплатное жилье с питанием. Беженцам тут очень хорошо помогают.
– Какие настроения были в Мелитополе до войны? Многие ли хотели, чтобы пришла Россия?
Петр: Никто этого не хотел с самого начала и не хочет до сих пор.
Оксана: Кто хотел, давно уже уехали. Российские солдаты говорили: "Мы пришли вас спасать от националистов". А кто это такие – "националисты", мы так и не поняли, у нас в городе ничего такого не было. Мы спрашиваем: "Ребята, а от кого вы нас спасаете? Нас не надо спасать, у нас все хорошо!" А они не понимают, о чем это мы.
Петр: Некоторые солдаты говорили: "Ребята, мы здесь так же в неволе, как и вы. Нам сказали, что едем на учения. Потом, когда мы должны были уже возвращаться домой, вдруг видим, что едем не в ту сторону. Сказали – так надо". А потом они уже приехали, получили приказ и делают то, что приказано. Но при этом все равно уверены, что освобождают нас от чего-то – им так объясняли. Только от чего?!
У нас в Мелитополе раньше было украинское телевидение, но орки, когда нас оккупировали, захватили телебашню и сделали свое. Сначала пускали какой-то зомбирующий ролик, потом запустили 15–20 российских каналов. Мы-то и раньше телевизор не смотрели, пользовались в основном интернетом. А тут неделю не было света, потом на две недели исчезла и мобильная связь, и интернет, и мы вообще не знали, что происходит. Затем появлялись какие-то провайдеры, пытались наладить связь.
Оксана: А флаги они вешают советские – красные флаги с серпом и молотом. В Мелитополе на площади георгиевские ленты, звезда, написано "СССР". Я никак не пойму, в чем прикол: СССР-то уже давным-давно нету, а там везде его символика!
Знаете, мы довольно много разговаривали с солдатиками. Они, например, были удивлены, что у нас в селах есть дороги, проводной интернет, техника. Им рассказывали, что у нас тут дичь какая-то, что тут все нищие. Мы спрашивали, откуда они: в основном деревенские, из Сибири, с Дальнего Востока. Они рассказывали, что там далеко не в каждом доме есть бойлеры, спрашивали: "А у вас, что, в каждом доме?!" – "Ну конечно!"
Флаги они вешают советские – красные флаги с серпом и молотом. Никак не пойму, в чем прикол: СССР-то уже давным-давно нету!
Петр: У них бывает, что даже если дом – многоэтажка, то туалет общий, на улице. И как подключить стиральную машину, если нет системы слива? И дорог, они говорили, в селах нет. Удивлялись, как у нас хорошо. Многие чисто бытовые вещи, которые у нас свободно продаются, вызывали у них удивление.
– Но с вами они общались вполне дружелюбно?
Петр: Да, нормально.
Оксана: Смотря на кого попадешь. Есть нормальные, а некоторые – пьяные, грубые...
– Что вы собираетесь делать дальше? Хотели бы вернуться домой?
Петр: Нет. Мы уже не вернемся. Сейчас ждем тут американскую визу. У нас родственники в США.
