ПРАГА---Абхазская власть готова со всей оперативностью рассмотреть вопрос о передаче России земельных участков в Пицундско-Мюссерском заповеднике. С Гостем недели, Антоном Кривенюком, который давно и профессионально изучает абхазо-российские отношения, мы обсуждаем не только этот сюжет, связанный с особенностями стратегического союзничества, но и то, насколько он связан с другими вариациями на эту тему, в частности, наблюдаемое в последнее время давление на неправительственные организации.
– Антон, земельный вопрос в Абхазии с русским акцентом, в общем, не новость, – это такой вечный лейтмотив. Но я, честно говоря, не припомню такой готовности абхазской власти решить этот вопрос столь размашисто и столь безапелляционно. Что происходит: это вопрос власти или это вопрос времени, под которое Москва нашла себе такую власть?
– Прежде всего, я бы сказал, что некоторое время не веду активную журналистскую деятельность по абхазскому направлению, и, наверное, мой взгляд немного все-таки будет извне…
– Тем интереснее…
– Дело в том, что я, как наблюдатель, не могу до конца себе составить представление о проблеме, и это – камушек в огород абхазских журналистов. То есть нет ни одной публикации, где был бы рассмотрен вопрос: что там происходит? Я читаю один комментарий, в котором сообщается о том, что в 90-х годах руководство Абхазии пыталось добиться того, чтобы российская сторона взяла под свою опеку эти госдачи, как это было в советское время, потом в другом комментарии читаю, что в 1995 году на самом деле заключили соглашение, и фактически эта территория на протяжении всех этих лет остается под контролем России, значит, тогда происходит сейчас вопрос правового оформления. То есть, есть разные интерпретации, но нет ни одного нормального фактологического, понятного материала, из которого внешний наблюдатель может сделать те или иные выводы.
У официальных абхазских властей все время работает только одно намерение: каким-то образом, в самом примитивном варианте распродать земельные ресурсы, и совершенно неважно, кому
Что касается самого вопроса, он периодически будировался и никогда не был доведен до конца. Но я бы сейчас посмотрел концептуально на другое, – я бы посмотрел на позицию абхазских властей. Я вижу только одно: попытку перераспределить, продать или отдать земельные ресурсы, наладить какие-то достаточно мутные связи с какими-то отдельными, возможно, высокопоставленными людьми или персонами и в этом ловить какую-то мутную рыбку. Вот этот колхоз, мне кажется, пора заканчивать – в этом отношении. То есть вопрос сейчас я бы ставил не о том, кому конкретно госдача продастся или отдастся? Вопрос в том, что у официальных абхазских властей все время работает только одно намерение: каким-то образом, в самом примитивном варианте распродать земельные ресурсы, и совершенно неважно, кому. Были бы другие, были бы турки, если бы они покупали, – продали бы им, были бы там еще кто-то, – продали бы им. То есть я не вижу какого-то системного движения по развитию территории, по развитию Абхазии как таковой.
Это же еще, кстати, верхняя часть айсберга, которая видна. А если посмотреть решения последних лет по отмежеванию земель в Очамчырском районе, – какие-то невероятные площади уходят в никуда вообще, на них появляются какие-то непонятные, без бэкграунда юридические лица, которые вроде будут там вести какую-то деятельность. То есть, по сути, такая, банальная распродажа. Я сейчас не будут лексикой абхазских патриотов пользоваться по поводу того, что «земля, народ, достояние» – все это, конечно, чушь. Вопрос в том, что ребята не умеют нормально работать, развивать территорию вне мутных схем разбазаривания имеющегося естественного ресурса.
– Антон, схемы мутные, и тем не менее это не Турция, это все-таки Россия, и здесь особая двусмысленность в этой ситуации, потому что абхазское общество ставят на некоторый излом. Идет ведь одновременно и атака на гражданское общество, которое, может быть, и не связано с этим, но это все происходит как в едином пакете. Как с этим быть?
Необходимость распродать что-то или отдать всегда исходила из Сухума, для того чтобы отработать какие-то мутные деньги. То есть, может быть, Москва не давит, но есть задача какие-то левые платежи получить от этой сделки
– Ну, опять-таки я хочу сказать еще раз о том, что нужно больше информации. В те годы, когда я активно занимался этими вопросами, всегда было так: в Сухуме говорят: «Ты знаешь, там вот с Москвы давление идет на нас, мы должны делать…» А в реальности давления в таком виде как такового было существенно меньше или не было вообще. Необходимость распродать что-то или отдать всегда исходила из Сухума, для того чтобы отработать какие-то мутные деньги. То есть, может быть, Москва сейчас давит – я не знаю, может быть, Москва не давит, но есть задача какие-то левые платежи получить от этой сделки. То есть всегда на самом деле инициатива исходила от разных абхазских властей. Не только нынешняя власть, – предыдущая делала так же, и все время они ссылались на то, что оттуда идет какое-то особое давление и там какие-то такие – «ну вы же понимаете, мы же не можем по-другому, потому что оттуда давят». А в реальности, когда там находишься, занимаешься этой темой, общаешься с людьми, то видишь, что вопрос стоит совершенно по-другому. Были сделки, когда брали деньги из Абхазии, а потом создавалась видимость общественного протеста или реальный общественный протест возникал, и товарищи говорили: «Ну, видите, у нас не получилось, потому что там люди под окнами у нас стоят». Это все манипуляции, махинации, и надо опять-таки знать факты, конечно.
– Тогда я еще раз спрошу: все-таки тогда связана ли с этим каким-то образом, является ли частью одного пакета активность Москвы в виде активности Инала Ардзинба (министра иностранных дел), активность анонимов, которые расширяют поле обстрела?
Инал Ардзинба сегодня – не Москва вообще. Этот человек ушел с очень большими проблемами из Москвы, его влияние было сведено к минимуму, он каким-то образом умудрился обойтись без уголовных дел
– Я бы хотел сказать, что Инал Ардзинба сегодня – не Москва вообще. Не только юридически, – он министр иностранных дел Абхазии, но и по факту. Этот человек ушел с очень большими проблемами из Москвы, его влияние было сведено к минимуму, он каким-то образом умудрился обойтись без уголовных дел, но сейчас уж точно он Москву не представляет. Очень может быть, ему бы хотелось, наверное, представлять и получить оттуда ЦУ и т.д., но это реально совсем не так. Те люди, которые просто были в теме в тот момент, знали людей, знали ситуацию, расклады, которые были в Москве, они могут подтвердить, что Инал Ардзинба никакого отношения к Москве в принципе не имеет. Не надо думать, что я буду выгораживать каким-то образом позицию Москвы, – просто реально вот ситуация такая, другая, нежели может казаться по верхам.
– То есть история с «иностранными агентами», давление на то же самое ЦГП и других, скажем так, подозреваемых в «иностранном агентстве», – это инициатива лично Инала Ардзинба или это все-таки какая-то более или менее скоординированная операция?
– Я скажу, как это выглядит. В их кругу есть такое слово – «реабилитация», т.е. если чиновник где-то как-то накосячил, – и имею в виду тот уровень, российский, – то ему необходим какой-то интересный, здравый проект, который, вероятно, зайдет для Москвы, проект, который позволит ему реабилитироваться. Вот они именно этим термином пользуются. То есть понятно, что сегодня для Москвы, – и вчера тоже, было бы очень важно каким-то образом сократить западное присутствие, побороть неправительственные организации. Этот проект может зайти, вот он его с этой позиции может продвигать. Я сейчас ухожу от того, что я думаю о неправительственном секторе или о политике России, – я знаю просто одно: что это называется «реабилитация». Человек для этого работает сейчас, занимается конкретно вот этой задачей. И это зайдет, если ему удастся сделать то, что он хочет, и можно будет сказать, что он реабилитирован, особенно в контексте новых внешнеполитических реалий.
– Если мы говорим о реакции Абхазии, то мы видим, как парламент реагирует на то, что вы называли «мутными схемами». А как парламент отреагирует на подобную реабилитацию?
– Я бы уклонился от ответа на этот вопрос, я действительно сейчас плохо знаю новый состав парламента. То есть персонально, конечно, мне это интересно было – я посмотрел, почитал, но я не вижу пока у него какой-то отдельной позиции, какой-то отдельной повестки. Будем смотреть, наблюдать. Не знаю, ничего не могу сказать.
