10 мая президент России Владимир Путин своим указом отменил введенные ранее ограничения; теперь граждане Грузии пересекают границу РФ без предварительного оформления виз, а столицы двух стран вновь связали прямые авиарейсы. Комментаторы в Москве и Тбилиси обычно описывают эти события эмоционально, в контексте двусторонних связей, конфликтов и их истории. Однако отношениям Грузии и России незримо сопутствует «Задача трех тел». Интерес к ней в последнее время возрос благодаря роману китайского писателя-фантаста Лю Цысиня и одноименному сериалу. Но математики и без него не забывали о системах с динамическим хаосом, а вдумчивые политологи – о влиянии США и стран Евросоюза, Китая и Турции, воздействии войны в Украине, санкций против России, многочисленных сил притяжения и отталкивания. Если визуализировать факторы, которые влияют на российско-грузинские отношения, получится что-то похожее на звездную систему с планетами, астероидами, кометами и сложным узором силовых линий. Упростить это многообразие и свести его к биполярной модели стремятся не только пропагандисты, но и эксперты, мечтающие заглянуть в будущее. Классическая механика позволяет решить «Задачу двух тел» и вычислить, где они будут находиться через какое-то время, но поведение трех и более материальных точек относительно друг друга нельзя втиснуть в рамки универсального решения, а значит, и получить точный прогноз. Тяга к упрощению естественна, но часто приводит к самообману.
История визового вопроса восходит к периоду, когда Кремль полагал, что сумеет изолировать Грузию и Южный Кавказ от внешних влияний. Судя по заявлениям, сделанным в 2000-м главой МИД Ираклием Менагаришвили в парламенте, угрожая введением виз, Кремль требовал, чтобы Грузия позволила бить по Чечне со своей территории, отказалась от участия в реализации проекта стратегического трубопровода Тбилиси-Баку-Джейхан и обеспечила сохранение в стране российских баз вопреки Стамбульскому соглашению 1999 года. И тогда, и позже в Кремле сильно переоценивали значение визовой проблемы для грузинского руководства и степень влияния на него; возможно, там продолжали (и/или хотели) верить, что по-прежнему решают «Задачу двух тел», в рамках которой у небольшой планеты нет ни единого шанса выйти за пределы предначертанной орбиты. Но даже такой частный вопрос, как прямое авиасообщение, давно не является сугубо двусторонним: и отмена, и восстановление вызвали заметную реакцию зарубежных партнеров. Мы всегда имеем дело со сложной системой, где каждое решение Грузии или любой другой страны вне зависимости от ее потенциала может неожиданно привести к масштабным последствиям, словно вызывающий лавину событий и финальный разрушительный кризис взмах крыльев бабочки из парадоксальной метафоры математика Эдварда Лоренца, раскрытой в знаменитом рассказе Рэя Брэдбери.
Американский дипломат Стивен Манн коснулся этой проблемы в статье «Теория хаоса и стратегическое мышление». Когда эмиссары Кремля стучали по столу в Тбилиси, требуя отречься от нефтепровода, Манн был старшим советником Госдепартамента по энергетическим проблемам Каспийского региона, позже он стал сопредседателем Минской группы ОБСЕ по Нагорному Карабаху. «Мир зачастую представляется нам как место, полное противоречий и беспорядка, и мы ищем такие рамки, которые наполнят его смыслом. Эти рамки были полностью установлены физическими науками, подобно тому, как в XVIII веке бытовало мнение, что движение небесных тел подобно работе огромного часового механизма..., – пишет Манн. – Всякий раз, когда психологи, социологи или экономисты хотят приблизиться к научности, они, естественно, обращаются к базовой концепции ньютоновской физики... Международная среда является превосходным примером хаотической системы. Интригующее место теории хаоса – «самоорганизованная критичность» – превосходно соответствует ей в качестве анализа. Бэк и Чен дали следующее определение самоорганизованной критичности: “Большие интерактивные системы постоянно путем организации доводят себя до критического состояния, в котором небольшое событие может запустить цепную реакцию, которая может привести к катастрофе… Несмотря на это, композитные системы производят больше небольших событий, чем катастроф, а цепные реакции всех размеров являются интегральной частью динамики… Кроме того, композитные системы никогда не достигают равновесия, но, наоборот, эволюционируют от одного метасостояния (т.е. временного состояния) к следующему”».
Далее идет еще один сложный, но важный отрывок: «Метафора “тектонических плит”, базирующаяся на классическом подходе, неверна. Она заявляет о первоначальной стабильности, разрушенной из-за перестройки некоторых основных сил. Вся сложность ситуации в воображении читателя улетучивается. В последние годы СССР представлял похожий случай для исследования. Классические рамки принуждали нас мыслить в простых терминах борьбы за власть: ельцинские популисты, горбачевские реформаторы и консерваторы. Классический подход имеет уклон к стабильности и статус-кво, тогда как только при относительно спокойных условиях классические стратегические и дипломатические принципы остаются рабочими. Поэтому мы и увидели повторяющиеся угрозы “советского хаоса” со стороны пугливых дипломатов и осторожных политиков. Согласно традиционной точке зрения, распад СССР был началом приближения катастрофы, из-за чего нужно было обеспечить сплоченность и сильный центр… На международной арене традиционная модель приводит нас к переоценке нашего влияния на события и обесценивает все возможности, но основные игроки продолжают иметь решающее влияние на события. Парадигмы хаоса и критичности, наоборот, освещают диспропорционные эффекты, которые могут спровоцировать небольшие акторы. Немецкий физик Герд Айленбергер отмечает: “Самые мизерные отклонения в начале движения могут привести к огромным различиям позднее - другими словами, крохотные причины могут вызвать непропорциональный эффект спустя определенный интервал времени”».
Здесь упомянуты две уязвимости, которые имеют принципиальное значение для внешней политики Грузии. Кремль долго и зачастую успешно эксплуатировал страх перед постсоветским хаосом на Западе, но в то же время фетиш «первозданной стабильности» оказывал на него растущее влияние. Ближе к началу войны в Украине оно стало определяющим. Ультиматум, предъявленный Путиным Североатлантическому альянсу незадолго до вторжения, по сути, апеллировал к существовавшему в его воображении изначальному равновесию до «величайшей геополитической катастрофы», которое (якобы) делало траекторию каждого объекта предопределенной. Но международные отношения не являлись «Задачей двух тел» даже на пике холодной войны, когда многие принимали во внимание лишь позиции США и СССР и пренебрегали не только ростом потенциала Китая, ведущих государств ЕС и тем более малых стран, но и бесчисленными «бабочками» – будь то акты сопротивления, новые фильмы, книги, символы и, наконец, мысли, которые пронизывали «железный занавес». Сознанию, запершему себя в клетке ньютоновского детерминизма, трудно принять неустранимую сложность бытия или поверить в то, что взмах крыльев бабочки Лоренца-Брэдбери мог привести к крушению СССР. Оно исподволь стремится сократить число принимаемых в расчет факторов.
Машет ли грузинская бабочка крыльями так же энергично, как в короткометражной комедии 1977 года по сценарию Резо Габриадзе? Или она, как утверждают критики, руководствуется «доктриной страуса», спрятавшего голову в песок? Чтобы разобраться, нужно найти подходящий инструмент для анализа внешней политики небольших стран. Многие исследователи исходят из их размера, военного и экономического потенциала или (не)способности обеспечить свою безопасность. Но история Балкан показывает, что импульсы, исходящие от малых государств и даже групп (ВМРО и пр.), могут вызвать шторм регионального масштаба и серьезно повлиять на действия глобальных игроков. Если же сделать главным критерием обеспечение безопасности, в каждом случае придется подробно описывать суть угроз.
Относительно удобным может показаться подход американского политолога Роберта Кеохейна, разделившего страны в соответствии с их влиянием и устремлениями на международной арене. Одни из них играют определяющую, детерминирующую роль в системе, другие не доминируют, но все же оказывают значительное воздействие на мир самостоятельно или в составе альянсов, третьим очень трудно сделать что-либо самим, и они продвигают свои интересы используя союзников и международные организации, а четвертые ни на что не влияют, дистанцируются от внешнеполитических проблем и плывут по течению. Грузия обычно стремится играть в «третьей лиге», а в случае опасности маскируется под завсегдатая четвертой. У Кеохейна есть еще одна важная мысль – формирование внешней политики небольших государств тесно связано с самооценкой элиты и ее приоритетами. Одна из основоположниц исследования внешней политики малых и средних стран А. Бейкер Фокс видела в компетентности правящей элиты определяющий фактор.
У Грузии есть интересный бонус. Дело не только (и не столько) в традиционно развитых еще с феодальной эпохи дипломатических навыках. Коллективная память местной элиты, которая в постсоветский период обновилась лишь отчасти, хранит воспоминания о работе на всех четырех «ступенях» Кеохейна (system-determining и system-influencing – в советский период и актуальных system-affecting и system-ineffectual). Мы вспоминаем о негативной стороне этого опыта, когда неизжитая страсть к «большой игре» заставляет нас забыть об ограниченных возможностях, однако он нередко позволяет «считывать» и расшифровывать замыслы российских визави. Но вскоре его значение снизится, поскольку Россия загнала себя в ситуацию, когда она будет вынуждена согласовывать с Китаем любой внешнеполитический шаг, в том числе и на территории бывшего СССР.
Влияние Пекина в Евразии растет. Российские комментаторы нервно восприняли саммит в Сиане, где Си Цзиньпин 18-19 мая встретился с главами пяти бывших советских республик Центральной Азии. Сергей Лавров, выступая 16 мая на заседании Совета глав субъектов РФ при МИД, подробно и как-то уж слишком «подчеркнуто» рассказал о сотрудничестве России с этими странами. Москва не хочет уступать зоны влияния, но ее зависимость от Пекина постепенно становится фатальной. Рассмотрим лишь один аспект: согласно опубликованному в Нидерландах расследованию NOS/Nieuwsuur, искусно сотканная китайскими компаниями сеть посредников после начала войны в Украине обеспечила поставку в Россию миллионов чипов компаний NXP из Эйндховена и Nexperia из Неймегена: «Четкая схема позволяет небольшой группе китайских компаний получать нидерландские чипы и месяц за месяцем экспортировать их в Россию». Без них и ряда других товаров (вплоть до самых примитивных деталей) военно-экономическая машина РФ попросту остановится; сложности возникнут и у подпитывающей ее иранской индустрии. В Москве надеются, что посредничество Пекина позволит РФ выйти из бесперспективной войны, сохранив лицо, и проявляют повышенный интерес к миссии спецпредставителя правительства КНР по делам Евразии Ли Хуэя, который побывал в Киеве, затем отправился в европейские столицы, а в конце месяца прибудет в Москву. Но из этого вовсе не следует, что Си Цзиньпин потребует от своих московских вассалов уступок в Центральной Азии или где-то еще в духе «большой игры» прошлого, а не вынудит их привести в соответствие со статусом «младшего брата» все внешнеполитические амбиции, разрушающие безопасность в важных для Китая зонах.
Тост, который в 1949 году произнес Сталин в присутствии посланца Мао Цзэдуна Лю Шаоци, неожиданно оказался пророческим: «Сегодня вы называете нас старшим братом. Хотелось, однако, пожелать, чтобы младший брат догнал и перегнал старшего брата. И это не только наше общее пожелание, оно также отвечает закономерностям развития; ведь новое всегда превосходит старое!» Лю Шаоци, несмотря на уговоры советских руководителей, отказался выпить, заявив: «Мы всегда будем учиться у старших!» (цитаты по книге китаеведа Юрия Галеновича «Сталин и Мао»). Возможно, что-то стратегическое было и в этом решении.
В упомянутом романе Лю Цысиня описано развитие цивилизации Трисоляриса на планете, которая находится на неустойчивой орбите в тройной звездной системе. Из-за взаимодействия трех звезд ее движение нельзя просчитать; когда планета отдаляется от них, цивилизация гибнет от холода, когда приближается – от жары. Обнаружив Землю с ее предсказуемой орбитой, жители Трисоляриса решают захватить ее и начать новую жизнь в Солнечной системе. У этой метафоры множество подтекстов: можно обнаружить связь с циклами китайской истории, сменой эпох созидания и хаоса, принципиальным решением о переходе к глобальной экспансии и т. д. Следует ли продолжать развитие на неустойчивой орбите под воздействием труднопрогнозируемых факторов или нужно «идти на прорыв»? В случае Грузии он означал бы отказ от попыток сбалансировать влияние внешних игроков: для правящей элиты – это шаг в неизвестность, если не «прыжок веры».
Руководство Грузии нередко опиралось на следующий постулат: китайское присутствие сдерживает Россию. Эта мысль присутствует и в обзоре современных грузино-китайских отношений Джозефа Ларсена (Georgian Institute of Politics, 2017): «Несмотря на то, что Пекин и Тбилиси в большей степени являются партнерами в сфере экономики, чем безопасности, китайские инвестиции в Грузии могут приносить непредусмотренную выгоду и в сфере безопасности. На фоне экономической и политической зависимости Москвы от Пекина присутствие Китая в Грузии, вероятно, повысит для России цену широкомасштабной военной интервенции». Автор ссылался на доклад Фонда Карнеги 2017 года (авторы: Юджин Румер, Ричард Сокольский и Пол Стронски) о политике США на Южном Кавказе, где говорилось, что «поиск Китаем экономических возможностей может оказаться полезным для региона в плане расширения его сети международных коммерческих и политических связей. Это могло бы помочь сбалансировать амбиции России и усилить поддержку США международной интеграции государств Южного Кавказа». Впрочем, там же отмечалось, что «И Иран, и Китай имеют тесные отношения с Россией, и в обозримом будущем кто-либо из них вряд ли станет геополитическим противовесом Москве». С тех пор положение изменилось – Россия начала резко слабеть, но это отнюдь не упростило «Задачу трех тел». Значение китайского фактора возросло, а власти Грузии по-прежнему эксплуатируют постулат о его благотворном влиянии и будто бы выталкивают из информационного поля дискуссии о противостоянии США и КНР и его эффектах для региона.
В середине 2019-го, когда кризис вокруг Анаклия достиг апогея, госсекретарь США Майк Помпео сказал: «Выражаю надежду, что власти Грузии доведут до конца строительство глубоководного порта. Этот проект поможет Грузии наладить отношения с развитыми экономиками, что позволит избежать влияния России и Китая, которые, хоть и позиционируют себя как друзья Грузии, не являются проводниками ее интересов». Часть комментаторов тогда смутило кажущееся несоответствие – Россия не проявляла видимого интереса к проекту и не позиционировала себя в качестве «друга Грузии». Однако строительство порта под патронажем Китая могло привести к сближению с Москвой. Анаклия находится возле захваченной Россией Абхазии, до нее «дотягивается» даже обычная артиллерия, и китайские партнеры вряд ли приступили бы к делу, не получив гарантий безопасности. Тогда за них пришлось бы заплатить намного дороже, но поиск решений все же шел – реализация инициатив грузинских руководителей о создании свободной индустриальной и особой торговой зоны в Анаклия с вовлечением жителей Абхазии (и неизбежным подключением РФ), вероятно, привела бы к одновременному росту влияния Китая и России, о котором говорил Помпео. Логика или интуиция могут подсказать, что те предложения грузинских министров были предварительно обговорены с китайскими партнерами, впрочем, доказательств нет и, наверное, не будет.
Конечно, Анаклия и действующие грузинские порты не так важны для Китая, как пакистанский Гвадар или хотя бы доля (24,99%) в контейнерном терминале Tollerort в Гамбурге, право на приобретение которой, несмотря на противодействие глав МИД и Минэкономики Германии, все же получила китайская госкомпания COSCO – канцлер Шольц буквально «протащил» это решение. Грузия периферийна по отношению к основным векторам глобальной стратегии Пекина, но южнокавказский транзитный участок все же имеет значение. «После начала кризиса в Украине все больше возникает потребность в поиске новых путей соединения Европы и Азии, которые не проходят через Россию, поэтому я думаю, что у Среднего коридора очень хорошая перспектива развития, – заявил посол КНР в Грузии Чжоу Цзянь. – Однако очень важен один фактор: для успеха Среднего коридора необходимо, чтобы в нем участвовали Евросоюз и Китай. Без участия ЕС и Китая у Среднего коридора не будет достаточной функции». Китайский дипломат добавил, что «инфраструктура железных дорог и проектов в Грузии пока не на должном уровне, для чего требуется большой объем инвестиций. Китай и Грузия имеют очень хороший опыт сотрудничества в сфере строительства инфраструктуры, и мы готовы участвовать в дальнейшем улучшении» (1 канал).
Главной угрозой для любых проектов в Грузии является неразрешенный российско-грузинский конфликт, и Чжоу Цзянь недавно указал на возможность посредничества, подчеркнув, что пока Китай «не получал какой-либо просьбы ни от грузинской, ни от российской стороны». Вряд ли Москву радуют подобные заявления, но беспокоят ли они ее? А 15 мая посол КНР выступил в парламентском комитете по международным отношениям, резко высказался о позиции США по тайваньскому вопросу и выразил надежду, что Грузия и Китай «продолжат поддерживать суверенитет и территориальную целостность друг друга».
Конфликты России с Грузией и другими постсоветскими странами мешают Китаю реализовывать свои проекты и делают стратегические вложения рискованными. Поэтому Пекин может рекомендовать Москве постепенно нормализовать ситуацию и вернуться к признанным мировым сообществом нормам, а затем и к границам. Не исключено, что решение о визах и полетах было одобрено в Пекине. Там, вероятно, помнят, что на заре «перезагрузки» Путин, стремясь понравиться администрации Обамы и показаться адекватным (это нужно ему и сейчас, по крайней мере, вне поля российско-украинского конфликта), сказал на заседании «Клуба Валдай» в сентябре 2010-го нечто неожиданное и по грузинскому вопросу. Об этом «Голосу Америки» поведал один из участников встречи Сэмюэль Чарап: «Он [Путин] сказал, что когда-то придется трем (не знаю, как их коллективно назвать) – Грузии, Абхазии и Южной Осетии вместе решать форму их будущих взаимоотношений, и он не знает, будут эти взаимоотношения межгосударственными или нет. То есть про вечную независимость Абхазии и Южной Осетии ни слова не было». То заявление удивило и Роберта Легволда из Колумбийского университета. Ранее Путин говорил что-то похожее на юбилее Евгения Примакова в присутствии его грузинских друзей (gazeta.ru; 16.11.2009). Разумеется, не испытывая давления, правитель России не собирался идти на уступки, однако в новых условиях Пекин может начать разыгрывать и эту карту, если вариант со «сдвоенным» военно-экономическим протекторатом КНР и РФ в конфликтных зонах (прообразы такого симбиоза представлены в некоторых африканских и центральноазиатских странах) покажется ему более привлекательным и надежным, чем какой-то другой – обеспечивающим интересы КНР и блокирующим усилия США.
Он, безусловно, иллюзорен, но, в отличие от отдельных попыток нормализации (нередко напоминающих провокации), может стать «великим соблазном» как для грузинской элиты, так и для всего общества и подтолкнуть многих к отказу от однозначно прозападного курса и даже от лукавого «балансирования». Примечательно, что именно 19 мая, когда в Тбилиси спорили о первом авиарейсе из РФ (в ходе мартовского опроса IRI восстановление прямого авиасообщения полностью или частично поддержали 48% респондентов, против высказались 46%), премьер-министр Ираклий Гарибашвили опубликовал в Facebook реплику, которая начиналась со слов: «Все наши шаги рассчитаны на достижение великой идеи объединения нашей страны». Вероятно, правительство будет активно эксплуатировать этот аргумент в рамках российской темы. После (первого) шага Путина представители правящей партии, как на аукционе, предлагают Западу вместо критики ответить симметрично, повышая цену, – дать безвизовый режим и свободную торговлю (с США) и статус кандидата на вступление (в ЕС). В то же время они не отказываются от дальнейшего сближения с Китаем и (с определенными оговорками) с Россией, т.е. пытаются получить максимум бонусов со всех сторон. Большинство оппонентов «Грузинской мечты» требуют отказаться от геополитической эквилибристики и занять по отношению к Москве бескомпромиссную позицию. Однако их призывы отчасти обесцениваются тем, что лидер «Нацдвижения» Михаил Саакашвили после войны 2008 года в одностороннем порядке отменил визы для россиян; тогда же российский капитал завладел рядом лакомых грузинских объектов, и «Мечта» неустанно напоминает об этом.
Именно в тот период в коллективном бессознательном укоренился образ чудесного приморского города (тогда – под названием «Лазика»), а в грузинских СМИ был впервые упомянут ангольский город Киламба, молниеносно отстроенный китайскими специалистами после выделения (китайского же) кредита, который погашается за счет поставок нефти. На серьезность намерений указывало внесение поправки в Конституцию; сегодня она выглядит так: «Органическим законом в Анаклия образуется особая экономическая зона, в которой распространяется специальный правовой режим» (ст.7 п.5). Критика оппозиции в этой связи (и до, и после смены власти в 2012-м) почти никогда не распространялась на сближение с Китаем. Он продвигается вперед осмотрительно, под прикрытием дымовой завесы конфликтов, которые возникают вокруг тех или иных аспектов отношений Грузии и России.
Момент для его наступления кажется подходящим, поскольку грузино-американские отношения ухудшились после того, как ключевые руководители «Грузинской мечты» решили, что США хотят отстранить их от власти. Интересно, не убеждал ли их кто-либо из зарубежных партнеров (речь не о русских) в том, что угроза реальна? Страх потери власти, как и в предыдущих эпизодах, не позволяет правящей группировке эволюционировать вместе с демократией «от одного метасостояния к следующему» (этот принцип предугадал Джузеппе Томази ди Лампедуза в «Леопарде»: «Чтобы все осталось по-прежнему, нужно все изменить»). Главной предпосылкой крушения России как державы первого ранга стало желание ее правителей законсервировать отмирающий порядок вещей и свести политику к набору управленческих алгоритмов; схожие эпизоды можно обнаружить и в истории Китая, но там их хотя бы пытаются осмыслить. Стремление зафиксировать эфемерную стабильность, «ньютоновскую предсказуемость» политики обычно приводит к застою. Такое состояние стран-партнеров является удобным для Пекина, о чем свидетельствует его евразийский и африканский опыт.
Грузия более или менее успешно выступала в «третьей лиге» Кеохейна, только когда говорила с миром на языке ценностей: в феодальную эпоху – общехристианских, в начале ХХ века – социалистических, а XXI – демократических. Расширив метафору с бабочкой Лоренца, можно сравнить ценности с одним ее крылом, а геополитическое положение – с другим. Если не использовать их одновременно, внешняя политика не будет работать эффективно, меняя к лучшему положение страны и порой приводя к непропорциональным положительным эффектам – лишившись одного крыла, бабочка начнет падать. Ни китайские деньги, ни уступки Кремля, в которые мало кто верит, по определению не смогут стать компенсацией за свернутый диалог с Западом и процесс демократического развития. Такой поворот событий удесятерит угрозы и лишит жизненно важных целей страну, претендовавшую на нечто большее, чем функция «Шестого перевалочного пункта Среднего коридора», даже когда это было связано со смертельным риском. Конечно, можно по-прежнему игнорировать «третье тело», считать китайский фактор незначительным или исключительно положительным, но, наверное, все же стоит начать экспертную дискуссию о том, что сулит Грузии усиление Китая за счет России, не впадая в крайности, но и не теряя бдительности.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум