Владимир Путин подтвердил, что обмен Алексея Навального действительно обсуждался, и все так совпало, что банальный вопрос «Почему сейчас?», возможно, является ключевым.
Это как примета: если Путин говорит «кстати», значит дальше надо ждать спецпослания в мир, который должен что-то услышать между строк. Но почему именно так – вечером после закрытия участков, когда в этот мир начинают поступать первые цифры экзит-поллов и даже стартовые итоги от самого ЦИК? И зачем после выдержанной паузы подтверждать то, о чем прежде говорили только его заклятые противники из ФБК и за ними сторонники Навального?
Все логично. Именно сейчас. Этот вечер должен был стать выборным триумфом, возможно, самым главным из всех предыдущих. Черта подведена, страница перевернута. В появлении после выборов Путина в московском Гостином дворе перед своей командой каждый должен был ощутить поступь истории, в действе не было места обыденному, каким бы обыденным тоном о чем ни говорилось. Значит, тема Навального в этот вечер была одной из центральных, заранее подготовленных, просчитанных, отредактированных в каждом слове. Она была частью этого подведения черты. И именно в этот вечер Путин, по сути, признался: да, мы и убили-с.
Ведь он, возможно, и не обманул, что бы кто в его словах ни услышал: не какой-то персонал из администрации, а специально, можно сказать, обученные люди сказали про идею с Навальным. И Путин, даже не дослушав, согласился. Только с чем? Очень было бы любопытно услышать, в какой редакции и про какой аспект идеи ему рассказали? Обмен человека, которого Путин даже не желал называть, на сверхценного наемного убийцу– это вряд ли тот рассказ, который бы Путин не дослушал. Может быть, ему сказали, что все на мази, можно заказывать спецперевозку заключенного из Заполярья на какую-нибудь секретную базу на госгранице? Тогда с чем соглашаться – достаточно простого кивка, каковым, судя по рассказцу Пескова, дело ограничилось 16 февраля, когда Путину сообщили о Навальном. Что еще могли нового рассказать знающие товарищи по данному поводу – причем такого, что, вероятно, уже не раз обсуждалось, если Путин согласился, не дослушав? После чего три дня спустя случилось то, что, как сказал сам Путин, случается, потому что такова жизнь.
Может быть, мы никогда не узнаем, какова была мотивировочная часть сообщения Путину. Может быть, по каким-то причинам разговоры о возможном обмене стали для Кремля какими-то слишком навязчивыми, и нужно было ставить точку. А возможно, Путин и вовсе не собирался никого менять, а просто устроил утечку в каких-то своих целях, а теперь задача решена, что-то спецразработано, или наоборот, неспецразработано, что тоже иногда результат. Но так или иначе, так получилось, что наиболее технологичным способом закончить всю операцию стало то, что случилось через три дня.
Конечно, «после» не означает «вследствие», а до самого позднего вечера выборного дня еще все-таки оставалась надежда на то, что такое возможно. Что, скажем, необязательно люди умирают после того, как их переводят туда, где выжить – большое везение. Да и сейчас все это только версия. Но это как раз неважно. Важно то, что Путин и те, кто режиссировал это действо, не могли не понимать, что сознательно крепят подозрения в своей виновности. Что после такого даже те, кто верил в случайность, теперь, после рассказа про три дня между разговором про обмен и смертью, – как говорил Шерлок Холмс, даже Скотланд-Ярд что-то заподозрит.
А речь ведь не о том, что случилось или не случилось на самом деле, речь именно о подозрениях, которые, казалось бы, ничто не вынуждало пробуждать. Вряд ли это простая неосторожность. Или невынужденная ошибка. А если так, то получается, так и было задумано. И никакой конспирологии.
И стало быть, потому и сейчас. Переворачивается страница и подводится черта, и все должны это понять. Вопреки здравому смыслу и даже всей предыдущей социологии, Путин набирает рекордные 85-90 процентов (на момент написания статьи). Но это больше никого не должно озадачивать. Это и есть то самое спецпослание: черта подводится не просто под эпохой, она подводится под той эпохой, в которой худо-бедно действовал не только здравый смысл, но хотя бы привычные понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. То есть последние лет десять они уже были изрядно искажены, но власть все-таки проецировала себя на то, что от них оставалось, в связи с чем приходилось притворяться, просто по привычке. Теперь – все. И Путин называет Навального по имени: он не боится подозрений, даже если они обоснованы, не потому что невиновен, а потому что в рамках новой политической конструкции это такая же обыденность, как немыслимые проценты выборной победы. Так творится история, и каковы времена – таковы и триумфальные арки.
Мы давно живем в другой стране, но теперь об этом провозглашено официально. Положим, крайне немногим из тех, для кого эти заповеди что-то значили, было жалко Пригожина, и потому кинематографическая простота, с которой убивают политического противника, никого особенно не смутила. Но там Кремль, по крайней мере, ничего не комментировал. А теперь все сам рассказал. Мысль про «после» и «вследствие» еще по инерции звучит. Но она уже явно не главная.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум