ТБИЛИСИ---После задержания грузинских подростков в Южной Осетии ситуация с задержанными с обеих сторон настолько обострилась, что грузинские и южноосетинские стороны перестали встречаться и контактировать друг с другом в рамках механизма по предупреждению и разрешению инцидентов. До этого они регулярно встречались на административной границе, чтобы обсудить и решить последние проблемы.
Из-за того, что эти встречи не проводятся уже более месяца, под вопрос встала сама перспектива дальнейшего существования механизма по предупреждению инцидентов.
Глава миссии европейских наблюдателей в Грузии Ханс Йорг Хабер поговорил с корреспондентом “Эхо Кавказа” Олесей Вартанян об этих трудностях и перспективах их решения.
-- Грузинские политики сегодня уже начали говорить, что международные структуры и зарубежные правительства должны активно вмешаться в процесс освобождения двух подростков. Как вы думаете, какие рычаги или возможности добиться освобождения детей еще остались?
-- Как вы знаете, Южная Осетия не является членом ни одной из этих структур. В этом смысле рычагов нет. Есть только непосредственный рычаг – если они чувствуют себя государством, то они должны вести себя так.
-- По вашему мнению, насколько это возможно, чтобы процесс освобождения людей прошел по той модели, которую предлагают южноосетинские де-факто власти – обмен «всех на всех»?
-- Обе стороны согласны на освобождение «всех на всех» [на арестованных] после августа
прошлого года. Но есть задержанные и с времен до войны, и на это они не согласны. И это камень преткновения для дальнейшего развития этого процесса.
-- По вашей информации, сколько осетинских задержанных, арестованных после войны, находятся в грузинских тюрьмах?
-- По нашим данным, там еще находятся семь человек. Но осетины говорят о сорока заключенных, как я слышал на днях. И я не могу сказать, потому что если считать всех лиц осетинской национальности, которые находятся в грузинских тюрьмах, то их, вероятно, гораздо больше. Потому что в Грузии проживает много осетин.
-- Я бы хотела вам задать вопрос насчет пяти осетин, которые при посредничестве Томаса Хаммарберга были освобождены около двух недель назад. Мы говорили с некоторыми из них. Они говорят, что где-то за 10 дней до их освобождения, ваши мониторы их посетили. Мне интересно почему Миссия не сделала никакого заявления и отказалась давать в том числе и нам информацию об условиях их заключения?
-- Мы слышали от осетинской стороны о том, что их содержали в частном доме. Потом мы справились у грузинских властей, и они нам сказали, что они в полицейском участке. Они дали нам возможность их посетить. И мы сразу же сообщили осетинской стороне. Многие из них были задержаны до задержания подростков. И мы вообще не делали никаких заявлений либо с южноосетинской, либо с грузинской стороны. Мы вели переговоры с обеими сторонами, чтобы добиться их освобождения. Но случай с четырьмя подростками был особым, потому что они были практически детьми. Мы посчитали и нужным, и оправданным сделать особое заявление об этом.
-- Хаммарберг в интервью нашему радио рассказал о своей новой инциативе. Он предложил, чтобы существовала какая-то комиссия, которая будет заниматься расследованием старых дел по пропавшим без вести. Вы можете немного об этом рассказать, если по этому вопросу уже идут переговоры?
-- Нет, до сих пор не идут. Но это старая идея. Мы это до Хаммарберга обсуждали в [рамках] механизма. В ту пору южноосетинская сторона отклонилась от участия в такой комиссии. Она хотела заниматься этим в рамках нашего механизма. Но в общем мы по прежнему считаем, что это была бы хорошая идея.
-- Если сравнить встречи в Гали и на южноосетинской административной границе, как вы думаете какая из них более результативная и почему?
-- До сих пор механизм в Гали более успешен. Трудно сказать почему. Абхазская сторона, так сказать, более расслаблено подходит к этому делу. Они вообще надеются, что их административная граница – то есть с их точки зрения «граница» -- что переход через границу будет подлежать устойчивым правилам, и что из-за этого инцидентов больше не будет. В этом духе они участвуют в механизме.
-- Наблюдатели, которые следят за ходом переговоров в Гали и на южноосетинской административной границе, говорят о том, что основной причиной того, что южноосетинский механизм все время тормозится…
-- … буксирует …
-- … что основная причина этого в том, что в отличии от Гали, там до сих пор не определена конкретная структура председательствования в этих встречах. Как вы смотрите на эту проблему?
-- Они в Женеве согласились на этот формат, который сегодня существует. Мы всегда подчеркивали, и мы честно к этому относимся, что с правовой позиции Европейского Союза мы не признаем эти две единицы. Но в том, что касается событий на местах, мы [решили] к этому нейтрально подходить – если грузинская сторона виновата в инциденте, если другая, то другая. И этому формату они дали свое согласие. По-моему, надо пользоваться этим механизмом. И это они [южноосетинская сторона] до сих пор не полностью делали.
Из-за того, что эти встречи не проводятся уже более месяца, под вопрос встала сама перспектива дальнейшего существования механизма по предупреждению инцидентов.
Глава миссии европейских наблюдателей в Грузии Ханс Йорг Хабер поговорил с корреспондентом “Эхо Кавказа” Олесей Вартанян об этих трудностях и перспективах их решения.
-- Грузинские политики сегодня уже начали говорить, что международные структуры и зарубежные правительства должны активно вмешаться в процесс освобождения двух подростков. Как вы думаете, какие рычаги или возможности добиться освобождения детей еще остались?
-- Как вы знаете, Южная Осетия не является членом ни одной из этих структур. В этом смысле рычагов нет. Есть только непосредственный рычаг – если они чувствуют себя государством, то они должны вести себя так.
-- По вашему мнению, насколько это возможно, чтобы процесс освобождения людей прошел по той модели, которую предлагают южноосетинские де-факто власти – обмен «всех на всех»?
-- Обе стороны согласны на освобождение «всех на всех» [на арестованных] после августа
прошлого года. Но есть задержанные и с времен до войны, и на это они не согласны. И это камень преткновения для дальнейшего развития этого процесса.
-- По вашей информации, сколько осетинских задержанных, арестованных после войны, находятся в грузинских тюрьмах?
-- По нашим данным, там еще находятся семь человек. Но осетины говорят о сорока заключенных, как я слышал на днях. И я не могу сказать, потому что если считать всех лиц осетинской национальности, которые находятся в грузинских тюрьмах, то их, вероятно, гораздо больше. Потому что в Грузии проживает много осетин.
-- Я бы хотела вам задать вопрос насчет пяти осетин, которые при посредничестве Томаса Хаммарберга были освобождены около двух недель назад. Мы говорили с некоторыми из них. Они говорят, что где-то за 10 дней до их освобождения, ваши мониторы их посетили. Мне интересно почему Миссия не сделала никакого заявления и отказалась давать в том числе и нам информацию об условиях их заключения?
-- Мы слышали от осетинской стороны о том, что их содержали в частном доме. Потом мы справились у грузинских властей, и они нам сказали, что они в полицейском участке. Они дали нам возможность их посетить. И мы сразу же сообщили осетинской стороне. Многие из них были задержаны до задержания подростков. И мы вообще не делали никаких заявлений либо с южноосетинской, либо с грузинской стороны. Мы вели переговоры с обеими сторонами, чтобы добиться их освобождения. Но случай с четырьмя подростками был особым, потому что они были практически детьми. Мы посчитали и нужным, и оправданным сделать особое заявление об этом.
-- Хаммарберг в интервью нашему радио рассказал о своей новой инциативе. Он предложил, чтобы существовала какая-то комиссия, которая будет заниматься расследованием старых дел по пропавшим без вести. Вы можете немного об этом рассказать, если по этому вопросу уже идут переговоры?
-- Нет, до сих пор не идут. Но это старая идея. Мы это до Хаммарберга обсуждали в [рамках] механизма. В ту пору южноосетинская сторона отклонилась от участия в такой комиссии. Она хотела заниматься этим в рамках нашего механизма. Но в общем мы по прежнему считаем, что это была бы хорошая идея.
-- Если сравнить встречи в Гали и на южноосетинской административной границе, как вы думаете какая из них более результативная и почему?
-- До сих пор механизм в Гали более успешен. Трудно сказать почему. Абхазская сторона, так сказать, более расслаблено подходит к этому делу. Они вообще надеются, что их административная граница – то есть с их точки зрения «граница» -- что переход через границу будет подлежать устойчивым правилам, и что из-за этого инцидентов больше не будет. В этом духе они участвуют в механизме.
-- Наблюдатели, которые следят за ходом переговоров в Гали и на южноосетинской административной границе, говорят о том, что основной причиной того, что южноосетинский механизм все время тормозится…
-- … буксирует …
-- … что основная причина этого в том, что в отличии от Гали, там до сих пор не определена конкретная структура председательствования в этих встречах. Как вы смотрите на эту проблему?
-- Они в Женеве согласились на этот формат, который сегодня существует. Мы всегда подчеркивали, и мы честно к этому относимся, что с правовой позиции Европейского Союза мы не признаем эти две единицы. Но в том, что касается событий на местах, мы [решили] к этому нейтрально подходить – если грузинская сторона виновата в инциденте, если другая, то другая. И этому формату они дали свое согласие. По-моему, надо пользоваться этим механизмом. И это они [южноосетинская сторона] до сих пор не полностью делали.