В Америке даже чтение русской литературы часто может считаться приключением. Так Буш-старший рассказывал, что в 17 лет он прочитал "Войну и мир", чтобы закалить волю. Но иногда невольно начатый роман с нашей классикой оказывается делом и страстью жизни. Именно такое случилось с Элиф Батуман, которая написала хорошо принятую критиками книгу “Одержимые. Путешествие в мир русских книг и тех, кто их читает”.
Марина Ефимова: Элиф Батуман – американка турецкого происхождения - впервые увидела и прочла русскую книгу в квартире своей бабушки, в городе Анкаре, в переводе на турецкий. Это была “Анна Каренина”. Ныне известный (хотя и очень молодой) специалист по русской литературе, Элиф Батуман, тем не менее, с детской непосредственностью вспоминает начало своего первого серьезного знакомства с литературой в американском университете:
Диктор: “Когда вы начинали изучать французскую литературу, вы погружались в мир изящества, красоты и любовных романов. Для иллюстрации фона вам показывали цветные фотографии с версальскими интерьерами, с шеф-поварами, сбивающими нимбы сахарных кремов, и с веселыми кутежами марсельских уик-эндов. Не то происходило, когда вы брали первые классы русской литературы. В качестве фона вы рассматривали черно-белые крупнозернистые фотографии. Всем запоминалась одна – концертного зала с вывеской “закрыто на ремонт”. А вот типичный диалог в университетской библиотеке: “Что читаешь?” – “Достоевского”. – “Тогда ясно, почему ты не в духе”. И все же... именно эта литература рождала в душе ту нелегкую страсть, которая оказывалась сильнее и продолжительней, чем прелестное французское увлечение”.
Марина Ефимова: Не без иронии характеризует Батуман свою родную литературу. “Беда с турецкими романами, - пишет она, - заключается в том, что их никто не читает, даже турки”. Самое сильное впечатление от описания Турции она получила из Пушкинского “Путешествия в Арзрум.
В результате - Элиф Батуман посвятила семь лет жизни изучению русской литературы - от Гончарова, Толстого, Достоевского и Чехова до Бабеля. И в этом не было бы ничего необычного, если бы не одна деталь. Элиф не ограничилась книжным изучением России. Она, как Горький, отправилась “в народ”.
Первыми представителями народа оказались для нее очень уже старенькая вдова писателя Бабеля Антонина Николаевна Пирожкова и его дочь Лидия – женщина, по описанию Батуман, “страдающая и нервная”. Устроители бабелевской конференции в Стэнфорде в начале 90-х годов попросили Элиф привезти обеих дам из аэропорта.
Диктор: “По дороге до кампуса Пирожкова и ее дочь терзали меня расспросами о висящей на ветровом стекле игрушке, которую я получила в качестве рекламы в каком-то ресторанчике - ослик в костюме тигра. Лидия спросила, что это значит. Я сказала, что, наверное, ослик хочет показаться могучим, как тигр. Лидия закатила глаза, явно поражаясь не то моей инфантильности, не то дурному вкусу... Другая дочь Бабеля – Наталья – тоже прибыла на конференцию и сердито спрашивала одну из профессоров-устроительниц глубоким, замогильным голосом: “Это правда, что вы меня презираете?”
Марина Ефимова: Дальше последовало знакомство Батуман с Россией – толстовская конференция в Ясной Поляне. “Аэрофлот” потерял чемодан Элиф, и она несколько дней являлась на заседания в одних и тех же домашних брюках и фланелевой рубашке.
Диктор: “Некоторые участники конференции решили, что я – верная последовательница Толстого и потому хожу днем и вечером в крестьянской рубахе. Но когда я дозвонилась до “Аэрофлота” и начала умолять служащего найти мой чемодан, он сказал мне: “Знаете русское выражение “Упокой его душу”?”
Марина Ефимова: Еще одно лето Элиф провела в иссушенном зноем Самарканде, изучая древний узбекский язык, в котором, как она пишет, “существует 70 синонимов к слову УТКА и 100 - к слову ПЛАКАТЬ”. Она и ее тогдашний бойфрэнд Эрик жили в ветхом домике, отведенном для них агентством путешествий, причем агентша по имени Гюляра впадала в истерику каждый раз, когда они принимали чье-нибудь приглашение на обед, хотя сама подавала им на завтрак варенье с муравьями, к которому избалованные Америкой гости не могли притронуться.
Диктор: “К кризису наши отношения с Гюлей пришли тогда, когда Эрик обнаружил кладовку с хорошо упакованным чистым вареньем. Мне было трудно понять, почему в таком случае Гюляра кормила нас муравьями”.
Марина Ефимова: Интересно, что в рецензии в газете “Нью-Йорк Таймс” критикесса Лэйл Шиллингер довольно характерно отреагировала именно на эту историю с муравьями, написав:
Диктор: “Странно, что эта ситуация так удивила Батуман. Всякий, кто побывал в России или в компании русских, должен был бы этого ожидать”.
Марина Ефимова: Не говоря уж о беспечном смешении России с Узбекистаном, Лэйл Шеллингер написала явную нелепость, огульно обвинив русских (и узбеков) в отсутствии гостеприимства. Уж, как говорится, чего-чего... Реакция рецензента Шеллингер характерна для многих американских туристов, пытавшихся описать свои поездки в Россию: они очень легко полагаются на любое свое впечатление, даже на самое первое, самое беглое. Судьба туриста сводит их в России с особой категорией людей, снабжающих их казусами, которые просятся на бумагу. И любование собственной поверхностной наблюдательностью заставляет американцев немедленно все описать, выдавая свою (часто невежественную) интерпретацию за истину.
Элиф Батуман этим почти не грешит. Ее наблюдения, хоть и чрезвычайно ироничные, написаны человеком большой эрудиции и широких взглядов. Поэтому даже скептик-рецензент Шиллингер признается:
Диктор: “В конце концов, книга вызывает желание и самому нырнуть в такое путешествие – как Алиса из сказки “Алиса в Стране чудес” нырнула в кроличью дыру. Страсть Батуман к русской литературе могла бы так и остаться на страницах университетских рефератов и покрыться библиотечной пылью. Вместо этого объект ее любви засиял на страницах ее книги, заставляя и читателя взволноваться русской загадкой. Прочтя книгу Элиф Батуман, хочется сказать то же, что эмоциональная учительница русского языка говорила своему любимчику, давая ему шоколадку: “Молодец! Далеко пойдешь!”.
Марина Ефимова: Ни нехватка цивилизации в стране, ни жуликоватые агентши, ни надменные родственники гениев не сумели погасить в Элиф Батуман интереса к России и не ослабили ее любовь к русской литературе: “На каждой ступени моей жизни, - пишет она, - загадки человеческого поведения и природы любви всегда оказывались тесно связанными с чем-то русским. В их литературе и в самом языке есть какая-то проникновенная человечность”.
Марина Ефимова: Элиф Батуман – американка турецкого происхождения - впервые увидела и прочла русскую книгу в квартире своей бабушки, в городе Анкаре, в переводе на турецкий. Это была “Анна Каренина”. Ныне известный (хотя и очень молодой) специалист по русской литературе, Элиф Батуман, тем не менее, с детской непосредственностью вспоминает начало своего первого серьезного знакомства с литературой в американском университете:
Диктор: “Когда вы начинали изучать французскую литературу, вы погружались в мир изящества, красоты и любовных романов. Для иллюстрации фона вам показывали цветные фотографии с версальскими интерьерами, с шеф-поварами, сбивающими нимбы сахарных кремов, и с веселыми кутежами марсельских уик-эндов. Не то происходило, когда вы брали первые классы русской литературы. В качестве фона вы рассматривали черно-белые крупнозернистые фотографии. Всем запоминалась одна – концертного зала с вывеской “закрыто на ремонт”. А вот типичный диалог в университетской библиотеке: “Что читаешь?” – “Достоевского”. – “Тогда ясно, почему ты не в духе”. И все же... именно эта литература рождала в душе ту нелегкую страсть, которая оказывалась сильнее и продолжительней, чем прелестное французское увлечение”.
Марина Ефимова: Не без иронии характеризует Батуман свою родную литературу. “Беда с турецкими романами, - пишет она, - заключается в том, что их никто не читает, даже турки”. Самое сильное впечатление от описания Турции она получила из Пушкинского “Путешествия в Арзрум.
В результате - Элиф Батуман посвятила семь лет жизни изучению русской литературы - от Гончарова, Толстого, Достоевского и Чехова до Бабеля. И в этом не было бы ничего необычного, если бы не одна деталь. Элиф не ограничилась книжным изучением России. Она, как Горький, отправилась “в народ”.
Первыми представителями народа оказались для нее очень уже старенькая вдова писателя Бабеля Антонина Николаевна Пирожкова и его дочь Лидия – женщина, по описанию Батуман, “страдающая и нервная”. Устроители бабелевской конференции в Стэнфорде в начале 90-х годов попросили Элиф привезти обеих дам из аэропорта.
Диктор: “По дороге до кампуса Пирожкова и ее дочь терзали меня расспросами о висящей на ветровом стекле игрушке, которую я получила в качестве рекламы в каком-то ресторанчике - ослик в костюме тигра. Лидия спросила, что это значит. Я сказала, что, наверное, ослик хочет показаться могучим, как тигр. Лидия закатила глаза, явно поражаясь не то моей инфантильности, не то дурному вкусу... Другая дочь Бабеля – Наталья – тоже прибыла на конференцию и сердито спрашивала одну из профессоров-устроительниц глубоким, замогильным голосом: “Это правда, что вы меня презираете?”
Марина Ефимова: Дальше последовало знакомство Батуман с Россией – толстовская конференция в Ясной Поляне. “Аэрофлот” потерял чемодан Элиф, и она несколько дней являлась на заседания в одних и тех же домашних брюках и фланелевой рубашке.
Диктор: “Некоторые участники конференции решили, что я – верная последовательница Толстого и потому хожу днем и вечером в крестьянской рубахе. Но когда я дозвонилась до “Аэрофлота” и начала умолять служащего найти мой чемодан, он сказал мне: “Знаете русское выражение “Упокой его душу”?”
Марина Ефимова: Еще одно лето Элиф провела в иссушенном зноем Самарканде, изучая древний узбекский язык, в котором, как она пишет, “существует 70 синонимов к слову УТКА и 100 - к слову ПЛАКАТЬ”. Она и ее тогдашний бойфрэнд Эрик жили в ветхом домике, отведенном для них агентством путешествий, причем агентша по имени Гюляра впадала в истерику каждый раз, когда они принимали чье-нибудь приглашение на обед, хотя сама подавала им на завтрак варенье с муравьями, к которому избалованные Америкой гости не могли притронуться.
Диктор: “К кризису наши отношения с Гюлей пришли тогда, когда Эрик обнаружил кладовку с хорошо упакованным чистым вареньем. Мне было трудно понять, почему в таком случае Гюляра кормила нас муравьями”.
Марина Ефимова: Интересно, что в рецензии в газете “Нью-Йорк Таймс” критикесса Лэйл Шиллингер довольно характерно отреагировала именно на эту историю с муравьями, написав:
Диктор: “Странно, что эта ситуация так удивила Батуман. Всякий, кто побывал в России или в компании русских, должен был бы этого ожидать”.
Марина Ефимова: Не говоря уж о беспечном смешении России с Узбекистаном, Лэйл Шеллингер написала явную нелепость, огульно обвинив русских (и узбеков) в отсутствии гостеприимства. Уж, как говорится, чего-чего... Реакция рецензента Шеллингер характерна для многих американских туристов, пытавшихся описать свои поездки в Россию: они очень легко полагаются на любое свое впечатление, даже на самое первое, самое беглое. Судьба туриста сводит их в России с особой категорией людей, снабжающих их казусами, которые просятся на бумагу. И любование собственной поверхностной наблюдательностью заставляет американцев немедленно все описать, выдавая свою (часто невежественную) интерпретацию за истину.
Элиф Батуман этим почти не грешит. Ее наблюдения, хоть и чрезвычайно ироничные, написаны человеком большой эрудиции и широких взглядов. Поэтому даже скептик-рецензент Шиллингер признается:
Диктор: “В конце концов, книга вызывает желание и самому нырнуть в такое путешествие – как Алиса из сказки “Алиса в Стране чудес” нырнула в кроличью дыру. Страсть Батуман к русской литературе могла бы так и остаться на страницах университетских рефератов и покрыться библиотечной пылью. Вместо этого объект ее любви засиял на страницах ее книги, заставляя и читателя взволноваться русской загадкой. Прочтя книгу Элиф Батуман, хочется сказать то же, что эмоциональная учительница русского языка говорила своему любимчику, давая ему шоколадку: “Молодец! Далеко пойдешь!”.
Марина Ефимова: Ни нехватка цивилизации в стране, ни жуликоватые агентши, ни надменные родственники гениев не сумели погасить в Элиф Батуман интереса к России и не ослабили ее любовь к русской литературе: “На каждой ступени моей жизни, - пишет она, - загадки человеческого поведения и природы любви всегда оказывались тесно связанными с чем-то русским. В их литературе и в самом языке есть какая-то проникновенная человечность”.