ВЗГЛЯД ИЗ ТБИЛИСИ---Факт проведения в Тбилиси конференции «Сокрытые нации, продолжающиеся преступления: Черкесы и другие народы Северного Кавказа между прошлым и будущим» 19-21 марта (автор этих строк имел прямое отношение к конференции как один из организаторов) вызвал резко негативную реакцию в России и серьезные разногласия среди кавказских, особенно черкесских диаспор в различных странах мира. Некоторые их представители сочли, что участие в мероприятии, проводимом в Грузии, неэтично по отношению к родственным им абхазам, которые находятся в состоянии конфликта с Тбилиси. Сейчас все ждут, как отнесется грузинский парламент к обращению участвоваших в конференции черкесских представителей и признает ли он факт совершения Россией геноцида по отношению к черкесам в 19-м веке.
Сама постановка вопроса о том, что признание определенных исторических деяний «геноцидом» является прерогативой парламентов различных стран, весьма спорна. Парламенты принимают решения исключительно из политических соображений и их трудно назвать компетентными и беспристрастными экспертами в области истории. Британский историк Норман Стоун, известный своим негативным отношением к кампании по признанию массовых убийств армян в 1915 году «геноцидом», был основным докладчиком на конференции в Тбилиси и весьма критически высказался по поводу такой тенденции в целом: по его мнению, слишком зацикливаться на несправедливостях прошлого в первую очередь неполезно для самого народа, у которого вырабатывается стойкий комплекс жертвы.
Хотя слово «геноцид» изобрели лишь в 20-м веке, можно спорить, что сама практика, которая подпадает под его определение («преднамеренное и систематическое истребление, в целом или частично, этнической, расовой, религиозной или национальной группы»), была весьма распространена в течение многих веков. Если парламенты могут принимать решения по поводу событий 1915 года в агонизирующей тогда Османской империи, почему нельзя с этой же точки зрения обсуждать действия России на Северном Кавказе в 19-м веке?
Я лично разделяю скептицизм Нормана Стоуна в том общем смысле, что не дело парламентов – заниматься присвоением статуса «геноцида» событиям давно минувших лет (тем более, когда их стран эти прошлые события мало касаются). Но личные мнения отдельных профессоров в данном случае значат мало. Для политиков важнее прецеденты и политические интересы. После серии признаний «армянского геноцида» нет никаких оснований отвергать идею таких же признаний по отношению к тому, что сделали с черкесами. Не будучи историком, но выслушав в различное время доклады по обоим историческим событиям, мне не кажется, что преднамеренные и систематические действия царского правительства по отношению к черкесам в меньшей степени заслуживают названия «геноцид», чем зверства младотурков или их сторонников в 1915 году. По крайней мере, здесь есть что обсуждать. И я не считаю себя меньшим экспертом в этих вопросах, чем рядовой член шведского или польского парламентов (которые решили-таки дать оценку событиям 1915 года).
В конечном счете дело упирается не в академические или гуманитарные, а политические вопросы. Первый из них – сравнительный политический вес, с одной стороны, армянской и черкесской диаспор, а с другой - Турции и России, как стран, обвиняемых в исторических преступлениях. Армянская диаспора гораздо богаче, организованней и влиятельней, чем черкесская – особенно в самой важной стране мира, США. С другой стороны, государств, которые не боятся испортить отношения с Турцией, гораздо больше, чем тех, кто избегает осложнений с Россией. Поэтому ни по результатам, ни по перспективам будущих достижений черкесам пока не тягаться с армянами. Но что из этого следует? Если требования черкесов не менее справедливы, то почему им не стараться их озвучивать и выдвигать? Более того: именно потому, что у черкесской диаспоры ресурсов меньше, тот факт, что Грузия предоставила им возможность для встречи, обсуждения и формулировки своих требований, следует только приветствовать.
Что ведет нас к следующему вопросу: а в чем интерес самой Грузии? Насолить России? Принимая во внимание сегодняшнее состояние российско-грузинских отношений, нельзя отрицать, что любая неприятность для России может вызвать чувство сатисфакции у грузин. Но это не может быть основой для серьезной политики. Другое дело, что в Грузии давно существует чувство солидарности по отношению к кавказским народам, и понимание того, что Грузии нужно иметь с ними собственные контакты. То, что этнотерриториальные войны начала 1990-х годов привели к отчуждению народов Северного Кавказа (особенно западной его части), в Грузии переживают давно. В 1990-х годах были энтузиасты, которые стремились восстановить и развить контакты – но мешало отсуствие ресурсов, непоследовательность, страх вызвать раздражение России. Сейчас у Грузии ресурсов больше и после августовской войны 2008 г., как ни парадоксально, стало меньше оснований опасаться реакции Москвы – отношений с ней все-равно нет, так что нечего ухудшать. Поэтому почему бы не делать то, что правильно делать?
Сама постановка вопроса о том, что признание определенных исторических деяний «геноцидом» является прерогативой парламентов различных стран, весьма спорна. Парламенты принимают решения исключительно из политических соображений и их трудно назвать компетентными и беспристрастными экспертами в области истории. Британский историк Норман Стоун, известный своим негативным отношением к кампании по признанию массовых убийств армян в 1915 году «геноцидом», был основным докладчиком на конференции в Тбилиси и весьма критически высказался по поводу такой тенденции в целом: по его мнению, слишком зацикливаться на несправедливостях прошлого в первую очередь неполезно для самого народа, у которого вырабатывается стойкий комплекс жертвы.
Хотя слово «геноцид» изобрели лишь в 20-м веке, можно спорить, что сама практика, которая подпадает под его определение («преднамеренное и систематическое истребление, в целом или частично, этнической, расовой, религиозной или национальной группы»), была весьма распространена в течение многих веков. Если парламенты могут принимать решения по поводу событий 1915 года в агонизирующей тогда Османской империи, почему нельзя с этой же точки зрения обсуждать действия России на Северном Кавказе в 19-м веке?
Я лично разделяю скептицизм Нормана Стоуна в том общем смысле, что не дело парламентов – заниматься присвоением статуса «геноцида» событиям давно минувших лет (тем более, когда их стран эти прошлые события мало касаются). Но личные мнения отдельных профессоров в данном случае значат мало. Для политиков важнее прецеденты и политические интересы. После серии признаний «армянского геноцида» нет никаких оснований отвергать идею таких же признаний по отношению к тому, что сделали с черкесами. Не будучи историком, но выслушав в различное время доклады по обоим историческим событиям, мне не кажется, что преднамеренные и систематические действия царского правительства по отношению к черкесам в меньшей степени заслуживают названия «геноцид», чем зверства младотурков или их сторонников в 1915 году. По крайней мере, здесь есть что обсуждать. И я не считаю себя меньшим экспертом в этих вопросах, чем рядовой член шведского или польского парламентов (которые решили-таки дать оценку событиям 1915 года).
В конечном счете дело упирается не в академические или гуманитарные, а политические вопросы. Первый из них – сравнительный политический вес, с одной стороны, армянской и черкесской диаспор, а с другой - Турции и России, как стран, обвиняемых в исторических преступлениях. Армянская диаспора гораздо богаче, организованней и влиятельней, чем черкесская – особенно в самой важной стране мира, США. С другой стороны, государств, которые не боятся испортить отношения с Турцией, гораздо больше, чем тех, кто избегает осложнений с Россией. Поэтому ни по результатам, ни по перспективам будущих достижений черкесам пока не тягаться с армянами. Но что из этого следует? Если требования черкесов не менее справедливы, то почему им не стараться их озвучивать и выдвигать? Более того: именно потому, что у черкесской диаспоры ресурсов меньше, тот факт, что Грузия предоставила им возможность для встречи, обсуждения и формулировки своих требований, следует только приветствовать.
Что ведет нас к следующему вопросу: а в чем интерес самой Грузии? Насолить России? Принимая во внимание сегодняшнее состояние российско-грузинских отношений, нельзя отрицать, что любая неприятность для России может вызвать чувство сатисфакции у грузин. Но это не может быть основой для серьезной политики. Другое дело, что в Грузии давно существует чувство солидарности по отношению к кавказским народам, и понимание того, что Грузии нужно иметь с ними собственные контакты. То, что этнотерриториальные войны начала 1990-х годов привели к отчуждению народов Северного Кавказа (особенно западной его части), в Грузии переживают давно. В 1990-х годах были энтузиасты, которые стремились восстановить и развить контакты – но мешало отсуствие ресурсов, непоследовательность, страх вызвать раздражение России. Сейчас у Грузии ресурсов больше и после августовской войны 2008 г., как ни парадоксально, стало меньше оснований опасаться реакции Москвы – отношений с ней все-равно нет, так что нечего ухудшать. Поэтому почему бы не делать то, что правильно делать?