ЗУГДИДИ -- Сегодня международный комитет Красного креста в Женеве, в связи с международным днем без вести пропавших, распространил пресс-релиз: «Международный комитет Красного креста призывает все государства присоединиться к конвенции против насильного исчезновения людей. Тайные аресты людей, похищения и наказания без суда не могут быть оправданы. Семьи без вести пропавших переживают безграничную боль, которая может длиться всю их жизнь», - говорится в пресс-релизе. Сколько без вести пропавших в Грузии, как живут и что чувствуют члены их семей?
Машина останавливается перед шлагбаумом. “Документы!”; “Куда едете?”, “Почему?”.
Зона конфликта.
“Едем к семье Гогохия…” - пропускают.
Мы в Пахулани, в приграничном селе Цаленджихского района.
Назо Гогохия рассказывает историю без вести пропавшего сына:
“25 лет будешь растить сына, а потом он без вести пропадет. Это горько для матери… Его звали Бесик. Когда его видели в последний раз, он сидел в танке. Они ехали и по дороге по ним открыли огонь. Это произошло на Сухумской дороге”.
Сколько в Грузии без вести пропавших? Руководитель Зугдидского представительства международного комитета Красного Креста Каха Хасая говорит, что “во время абхазского конфликта с обеих сторон без вести пропавших было до 1800 человек”.
Августовская война значительно увеличила это число. Что касается абхазского конфликта, по словам Кахи Хасая, обе стороны создали организации, которые занимались поиском без вести пропавших. “Красный крест” был посредником в этом процессе. За этим последовала пауза, говорит Каха Хасая, и поэтому в 2009 году они решили более активно включиться в это дело.
Назо Гогохия говорит, что никогда не поверит, что сын ее мертв. “Как мне его искать, или как мне зайти туда?” говорит она и рукой указывает на конец деревни, где находится наблюдательная башня разделительной административной границы, а на башне солдаты.
Да и на этой стороне она не знает к кому обратиться:
“К кому пойти, кому рассказать о моей беде? Кто мне ответит? Никого не видела, кто бы обратил на нас внимание, вот вас увидела впервые”.
Историю Назо Гогохия рассказываю представителю “Красного креста”. Каха Хасая соглашается, что эта проблема на самом деле существует: “У них есть экономические и юридические проблемы, как вы сказали, не знают к кому обратиться”.
Майю Матуа мы встретили позже в селе Баш Зугдидского района.Она рассказала историю своего брата. Семья Матуа жила в Гали, был 1993 год, когда “он вышел из дома, пришли трое ребят и вывели его из дома, он был в Сухуми, там воевал”.
Эта история произошла за день до падения Сухуми. Вскоре после этого семья покинула Гали и больше туда не возвращалась. “Все жду, когда он приедет. Когда вижу чужую машину, в душе думаю, наверно, это мой брат, не знаю, наверное, он жив”,- говорит Майя Матуа.
В отличие от Назо Гогохия и Майи Матуа, Нона Кобалия многократно пыталась найти брата Зазу:
“Все это время искали и никогда не теряли надежду, что он возможно появится! Это произошло в октябре 93-го года. Мы все перешли сюда, только мой брат и отец остались. Нужно было пойти на мельницу. Отец сказал, не выходи, с тобой может произойти что-то плохое… Женщина, которая работает на этой мельнице рассказывала, что приехала машина, в ней, кроме моего брата, были и другие ребята. Когда увидели этих ребят, им сказали, чтобы он пошли собирать мандарины. А твой брат не хотел идти, рассказывала она, но его насильно посадили в машину и увезли”.
Нона Кобалия говорит, что поиск брата она не прекращала ни на минуту:
“Вот после этого мы ничего не знали. Мы искали. А потом ведь бензин нельзя было достать. Моя мать покупала бензин, заливала в машину, чтобы поехать в Ткварчели. Та машина оказалась ткварчельской. Но кто забрал моего брата, сегодня его нет в живых. Всюду искали, но как мы можем найти”.
Пилотируемый проект, о котором рассказывал представитель “Красного креста”, осуществляется при сотрудничестве с ассоциацией молодых психологов и врачей “Ксенон”. Целью проекта является психологическая реабилитация членов семей погибших или без вести пропавших на войне. По словам руководителя ассоциации Нино Джанашия, несколько встреч уже состоялось.
“Запланировано проведение нового раунда с международным комитетом Красного Креста уже с середины сентября. Он будет ставить целью ответить на актуальные для них вопросы ”.
- По-моему, для них главный вопрос – где мой потерянный родственник?
“Этот вопрос и правда самый актуальный. На этом этапе я, к сожалению, не смогу дать компетентный ответ, есть выход или нет”.
Сухумская журналистка Нона Кобалия, которая в данный момент работает в ассоциации “Дея”, вспоминает, что несколько лет назад, когда люди пытались найти ответ на этот вопрос, сталкивались с такими проблемами:
“Тогда в Зугдиди появилось много людей, некоторые работали с добрыми намерениями, а некоторые для того, чтобы еще раз сделать деньги на чужой беде. Вымогатели. Когда мать ищет сына, она готова на все! В те горячие дни, когда эти люди бегали по улицам, члены семей были готовы на все, тогда в Зугдиди было очень много шарлатанов. А международные организации тогда, к сожалению, были пассивны. Все стояли в стороне и наблюдали за событиями, а потом оказалось, что уже поздно”.
Год проходит за годом. А люди упорно ждут своих близких. Имеет ли смысл их ожидание? Был ли хоть один случай, когда потерянный человек находился?
Такой случай вспоминает Каха Хасая:
“Этот человек считался потерянным и в 2003 году. После этого, мы возобновили работу над этим вопросом в 2009 году и вновь нашли членов семьи, выяснилось, что этот человек был жив, находился в Украине и семья нашла его. Выходит, что есть смысл… Точно есть”.
Машина останавливается перед шлагбаумом. “Документы!”; “Куда едете?”, “Почему?”.
Зона конфликта.
“Едем к семье Гогохия…” - пропускают.
Мы в Пахулани, в приграничном селе Цаленджихского района.
Назо Гогохия рассказывает историю без вести пропавшего сына:
“25 лет будешь растить сына, а потом он без вести пропадет. Это горько для матери… Его звали Бесик. Когда его видели в последний раз, он сидел в танке. Они ехали и по дороге по ним открыли огонь. Это произошло на Сухумской дороге”.
Сколько в Грузии без вести пропавших? Руководитель Зугдидского представительства международного комитета Красного Креста Каха Хасая говорит, что “во время абхазского конфликта с обеих сторон без вести пропавших было до 1800 человек”.
Августовская война значительно увеличила это число. Что касается абхазского конфликта, по словам Кахи Хасая, обе стороны создали организации, которые занимались поиском без вести пропавших. “Красный крест” был посредником в этом процессе. За этим последовала пауза, говорит Каха Хасая, и поэтому в 2009 году они решили более активно включиться в это дело.
Назо Гогохия говорит, что никогда не поверит, что сын ее мертв. “Как мне его искать, или как мне зайти туда?” говорит она и рукой указывает на конец деревни, где находится наблюдательная башня разделительной административной границы, а на башне солдаты.
Да и на этой стороне она не знает к кому обратиться:
“К кому пойти, кому рассказать о моей беде? Кто мне ответит? Никого не видела, кто бы обратил на нас внимание, вот вас увидела впервые”.
Историю Назо Гогохия рассказываю представителю “Красного креста”. Каха Хасая соглашается, что эта проблема на самом деле существует: “У них есть экономические и юридические проблемы, как вы сказали, не знают к кому обратиться”.
Майю Матуа мы встретили позже в селе Баш Зугдидского района.Она рассказала историю своего брата. Семья Матуа жила в Гали, был 1993 год, когда “он вышел из дома, пришли трое ребят и вывели его из дома, он был в Сухуми, там воевал”.
Эта история произошла за день до падения Сухуми. Вскоре после этого семья покинула Гали и больше туда не возвращалась. “Все жду, когда он приедет. Когда вижу чужую машину, в душе думаю, наверно, это мой брат, не знаю, наверное, он жив”,- говорит Майя Матуа.
В отличие от Назо Гогохия и Майи Матуа, Нона Кобалия многократно пыталась найти брата Зазу:
“Все это время искали и никогда не теряли надежду, что он возможно появится! Это произошло в октябре 93-го года. Мы все перешли сюда, только мой брат и отец остались. Нужно было пойти на мельницу. Отец сказал, не выходи, с тобой может произойти что-то плохое… Женщина, которая работает на этой мельнице рассказывала, что приехала машина, в ней, кроме моего брата, были и другие ребята. Когда увидели этих ребят, им сказали, чтобы он пошли собирать мандарины. А твой брат не хотел идти, рассказывала она, но его насильно посадили в машину и увезли”.
Нона Кобалия говорит, что поиск брата она не прекращала ни на минуту:
“Вот после этого мы ничего не знали. Мы искали. А потом ведь бензин нельзя было достать. Моя мать покупала бензин, заливала в машину, чтобы поехать в Ткварчели. Та машина оказалась ткварчельской. Но кто забрал моего брата, сегодня его нет в живых. Всюду искали, но как мы можем найти”.
Пилотируемый проект, о котором рассказывал представитель “Красного креста”, осуществляется при сотрудничестве с ассоциацией молодых психологов и врачей “Ксенон”. Целью проекта является психологическая реабилитация членов семей погибших или без вести пропавших на войне. По словам руководителя ассоциации Нино Джанашия, несколько встреч уже состоялось.
“Запланировано проведение нового раунда с международным комитетом Красного Креста уже с середины сентября. Он будет ставить целью ответить на актуальные для них вопросы ”.
- По-моему, для них главный вопрос – где мой потерянный родственник?
“Этот вопрос и правда самый актуальный. На этом этапе я, к сожалению, не смогу дать компетентный ответ, есть выход или нет”.
Сухумская журналистка Нона Кобалия, которая в данный момент работает в ассоциации “Дея”, вспоминает, что несколько лет назад, когда люди пытались найти ответ на этот вопрос, сталкивались с такими проблемами:
“Тогда в Зугдиди появилось много людей, некоторые работали с добрыми намерениями, а некоторые для того, чтобы еще раз сделать деньги на чужой беде. Вымогатели. Когда мать ищет сына, она готова на все! В те горячие дни, когда эти люди бегали по улицам, члены семей были готовы на все, тогда в Зугдиди было очень много шарлатанов. А международные организации тогда, к сожалению, были пассивны. Все стояли в стороне и наблюдали за событиями, а потом оказалось, что уже поздно”.
Год проходит за годом. А люди упорно ждут своих близких. Имеет ли смысл их ожидание? Был ли хоть один случай, когда потерянный человек находился?
Такой случай вспоминает Каха Хасая:
“Этот человек считался потерянным и в 2003 году. После этого, мы возобновили работу над этим вопросом в 2009 году и вновь нашли членов семьи, выяснилось, что этот человек был жив, находился в Украине и семья нашла его. Выходит, что есть смысл… Точно есть”.