ПРАГА---25 октября российская газета «Комсомольская правда» опубликовала интервью писателя Германа Садулаева под заголовком «Главная проблема Чечни - не терроризм, а секс». 31 октября глава Чечни Рамзан Кадыров в эфире телекомпании НТВ заявил, что такого писателя нет, а также назвал Германа Садулаева «не чеченцем, не мусульманином и даже не человеком».
Кроме того, Рамзан Кадыров пообещал найти родственников Германа Садулаева и попросить их «присматривать, чтобы он не делал таких заявлений по поводу чеченского народа». 3 ноября уполномоченный по правам человека в Чеченской республике Нурди Нухажиев на своем официальном сайте опубликовал весьма жесткое письмо, которое я также процитирую. «Могу заявить, что для меня Садулаев (хотя, быть может, это и не великая потеря) больше не существует, и при встрече, как принято в таких случаях, руки ему я не подам. Не сомневаюсь, что так же поступит не только каждый чеченец, но и любой порядочный человек, какой бы национальности он ни был», - заявил уполномоченный по правам человека Чечни.
На сайте российского "Гражданского литературного форума" коллеги писателя собирают подписи под обращением к уполномоченному по правам человека России с просьбой дать оценку заявлениям чеченского омбудсмена.
В нашей постоянной рубрике «Гость недели» с Германом Садулаевым побеседовал главный редактор радио «Эхо Кавказа» Андрей Бабицкий.
Андрей Бабицкий: Считаете ли вы ситуацию опасной?
Герман Садулаев: Вы знаете, я верю в законность и справедливость нашей родной российской власти и региональной чеченской власти. Я не думаю, что поступят какие-то указания о репрессиях в отношении меня или моих родственников. Но я серьезно опасаюсь, что в атмосфере ненависти, которая таким образом распространяется, найдутся люди, которые и без прямого указания сверху сочтут, что это будет хорошо - сделать что-нибудь ужасное, сотворить какое-нибудь насилие в надежде на то, что останется безнаказанным.
Андрей Бабицкий: Я здесь должен сделать реплику. Я уважаю вашу веру в законность российской власти, но у меня, к сожалению, такой веры нет, и я не верю в законность российской власти в целом, а уж что касается Чечни, мне кажется, там законности нет уже очень долгие годы. И сила беззакония такова, что, действительно, жизнь человеческая, если вдруг на нее упал какой-то недоброжелательный взгляд властителя, не стоит ни одной копейки. У меня следующий вопрос: если на местном уровне сформируется такая кампания, которой вы в одиночку противостоять будете не в силах, вступятся ли за вас ваши коллеги по цеху, писатели? Есть ли какой-то отклик среди журналистов? У вас есть надежда на то, что какая-то интеллектуальная элита, скажем, России, сегодня готова поднять свой голос, когда речь идет о таком беспрецедентном случае?
Герман Садулаев: Определенная часть интеллигенции в Российской Федерации уже выступает с протестом по отношению к любой травле и преследованию за убеждение. Открыто к подписанию обращение к уполномоченному по правам человека в Российской Федерации, которое уже подписали десятки писателей России. Однако какого-нибудь консолидированного выступления не будет. Мы видим, что интеллигенция в России очень сильно разобщена и неспособна даже как-то отстоять право иметь собственное мнение. Да и российские власти в последнее время, к сожалению, не очень-то прислушиваются к мнению интеллигенции.
Андрей Бабицкий: Вы планируете как-то привлечь внимание к этому нухажиевскому исследованию, которое, на мой взгляд, полностью противоречит российскому законодательству, в силу того hate speech, который очень легко обнаружить там невооруженным взглядом. Там есть выпады в адрес людей, скажем так, которых трактуют в Чечне как неполной чеченской крови. Это в общем и целом расизм, и я думаю, что он должен наказываться в соответствии с уголовным законодательством России.
Герман Садулаев: Я считаю недопустимыми высказывания Нухажиева. Тем более которые он подписывает как уполномоченный по правам человека в Чеченской Республике, то есть не как частное лицо, а как лицо официальное, как лицо высокой должности и высокого призвания. Эти высказывания противоречат закону Российской Федерации, противоречат праву, они разжигают межнациональную, межконфессиональную рознь, и я думаю, что это уже не только моя война. Я буду бороться до конца. Я думаю об обращении в суд с иском о защите чести и достоинства. Однако надо сразу иметь в виду, что у нас такие иски рассматриваются по месту нахождения ответчика, а это Чеченская Республика, и решение суда в Чеченской Республике мне видится довольно предсказуемым.
Андрей Бабицкий: Герман, может быть теперь пару слов о вашем интервью. Насколько я понимаю, внимание это негодующее и главы Чеченской Республики, и вообще очень многих в Чечне, привлек тот пассаж, в котором вы рассуждаете о задавленной сексуальности, об искривлениях и о травматическом влиянии государства на отношения между полами, что это спровоцирует рост гомосексуальных контактов. Мы знаем, что кавказское общество придерживается гомофобных представлений и для него оскорбительно даже не просто предположение о развитии гомосексуальных контактов, а сам разговор о гомосексуальных контактах является оскорбительным. Вы не предполагали такой реакции?
Герман Садулаев: Для умного человека, который читает это интервью, в принципе понятно, что тема гомосексуализма или гомофобии, или прочего такого, не являлась основной в интервью, что она была скорее подсказана и развита самим журналистом, который брал интервью. И, когда обращают внимание именно на эти пассажи, хотя в интервью было сказано о более серьезных проблемах, то это, по русской пословице, «у кого что болит, тот о том и говорит». Здесь есть факт передергивания, есть факт вытаскивания цитаты из контекста. Но я сейчас не собираюсь ловить блох в том, о чем я не говорил совсем так, имел в виду не это. Да, формулировки в журналистской версии были некорректными, но, по сути, я не отказываюсь от главного смысла своих высказываний. В том, что чеченское общество переживает кризис нравственности, переживает кризис, связанный со сломом традиционного общества, с давлением на институты традиционного общества со стороны современных средств массовой информации. И что тот путь, по которому сейчас идет чеченское общество - путь лицемерия, путь замалчивания этой проблемы. Знаете, тут, как говорится в русском анекдоте, надо «либо крестик снять, либо трусы надеть». Я говорил именно об этом, что надо тогда либо закрывать границы, закрывать доступ к средствам массовой информации, ограничивать рекламу, либо идти по пути светского государства и не насаждать ханжество, лицемерие и мракобесие, поскольку это приводит, в том числе, и к травмам в психологии населения. Я не буду отказываться от главной своей мысли. Хотя я никогда не акцентировал на моментах, которые мне ставят в вину, но, по сути, есть нравственные проблемы, и я имею право о них говорить. И мне тем более удивительно, что это вызывает такую бурную реакцию. А почему, когда приезжают в Грозный известные в России иконы гей-движения - они собирают огромные залы, принимаются на высоком уровне, и, видимо, у них там есть и поклонники и аудитория. И это нормально. А высказывания культурологического и социологического характера, которые делает писатель, вызывают бурю возмущения - это как минимум нелогично. «У кого что болит», значит.
Андрей Бабицкий: Выступая на НТВ, Рамзан Кадыров произнес фразу, которая привлекла очень многих. Он сказал, что найдет ваших родственников, чтобы они с вами пообщались и убедили вас таким образом в будущем не поступать. Вообще, зная, что происходит в Чечне, люди отнеслись к этим словам с опаской, потому что поиск родственников очень часто ничем хорошим для этих самых родственников не заканчивается. У вас есть опасение, что в вашем случае эта угроза может реализовать себя за пределами собственно того, о чем Рамзан Кадыров сказал вслух?
Герман Садулаев: Я бы хотел, наверное, самых близких своих родственников вывезти оттуда и оградить от той атмосферы ненависти, в которую они погружены, потому что последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Я, конечно, беспокоюсь. Я не беспокоюсь лично за себя и, может быть, не вижу для себя опасности. И даже если она есть, я готов принять свою судьбу. Но, конечно же, я бы хотел, чтобы моих родственников оставили в покое. Они совершенно ни при чем в этой ситуации, они никогда не выступали ни с критикой власти, не участвовали в том, что я делаю. Я всегда критикую. Критиковал власть, критиковал общество, находясь в рамках закона, и я не вижу для себя причин вдруг остановиться и замолчать. Но я прошу оставить моих родственников в покое, они здесь совершенно ни при чем, и проводить с ними «работу» не надо. У меня старый отец, он может плохо воспринять такую работу даже физически, и, к тому же, я повторяю, что серьезно опасаюсь за своих родственников. Потому что дураков хватает, тем более в той атмосфере, когда им практически гарантирована безнаказанность, и даже некоторое такое высочайшее поощрение и покровительство. Мне трудно об этом говорить.